умывальники были налиты водой, кровати оправлены на ночь;
стол накрыт на три прибора, а на буфете - множество холодных закусок,
салатов и соусов. Ясно было, что здесь ждали гостей. Но какие же гости,
если Норсмор ненавидел общество? И, кроме того, зачем понадобилось гото-
вить дом к этому приему тайно, под покровом ночи? И почему ставни были
закрыты и двери заперты? Я уничтожил все следы своего посещения и выб-
рался из дома отрезвленный и сильно встревоженный.
Яхта была все на том же месте, и мне на миг пришло в голову, что это,
может быть, "Рыжий граф", на котором прибыли хозяин и гости. Однако нос
корабля был обращен в открытое море.
ГЛАВА ВТОРАЯ
О НОЧНОЙ ВЫСАДКЕ С ЯХТЫ
Я вернулся в ложбинку, чтобы приготовить себе поесть, в чем я сильно
нуждался, и дать корм лошади, о которой я не позаботился утром. Время от
времени я выходил на опушку, но в павильоне перемен не было, и на отме-
лях за весь день не показалось ни души. Одна только яхта в открытом море
напоминала о человеке. Она дрейфовала без видимой цели, то приближаясь,
то удаляясь, но с наступлением сумерек решительно двинулась к берегу.
Это укрепило меня в мысли, что на борту ее Норсмор и его гости и что
они, по-видимому, высадятся только ночью. Это не только соответствовало
таинственности приготовлений, но вызывалось и тем обстоятельством, что
лишь к одиннадцати часам прилив мог достаточно прикрыть Грэденские мели
и другие опасные места, которые ограждали берег от вторжений с моря.
В течение всего дня ветер ослабевал и море затихало, но к закату сно-
ва разыгралась вчерашняя непогода. Ночь сгустилась непроглядно-темная.
Свирепые порывы ветра разражались орудийными залпами, то и дело полосами
налетал дождь, и с наступлением прилива все крепчал прибой. Со своего
наблюдательного поста в кустарнике я увидел, как на верхушке мачты пока-
зался свет - яхта была много ближе, чем когда я последний раз видел ее в
сумерках. Я решил, что это сигнал помощникам Норсмора на суше, и, выйдя
из лесу, осмотрелся, ища подтверждения своей догадке.
Вдоль опушки леса вилась дорожка - кратчайший путь от усадьбы к па-
вильону, - и, взглянув в эту сторону, я увидел не более как в четверти
мили быстро приближавшийся огонек. Судя по его колеблющемуся свету, это
был фонарь в руках человека, шедшего по извилинам тропинки и то и дело
пережидавшего яростные порывы ветра. Я снова спрятался в кустарнике и
нетерпеливо ждал приближения нового лица. Это оказалась женщина, и, ког-
да она проходила шагах в трех от моей засады, я узнал ее. Сообщницей
Норсмора в этом таинственном деле была глухая и молчаливая женщина, нян-
чившая его в детстве, а потом ставшая его домоправительницей.
Я следовал за ней на коротком расстоянии, пользуясь для прикрытия
бесчисленными пригорками и впадинами и непроглядной тьмой. Даже если бы
она не была глуха, все равно ветер и прибой не дали бы ей расслышать шум
моих шагов. Она вошла в дом, поднялась во второй этаж и осветила одно из
окон, выходивших на мор" Тотчас же фонарь на мачте был опущен и погашен.
Он выполнил свою задачу: люди на борту удостоверились, что их ждут. Ста-
руха, по-видимому, продолжала готовиться к встрече. Хотя она и не откры-
вала других ставен, я видел, как свет мелькал то там, то здесь по всему
дому, и снопы искр, показывавшиеся из труб, говорили о том, что она за-
тапливала печи одну за другой.
Теперь я был уверен, что Норсмор и его гости высадятся на берег, как
только вода покроет мели. В такую погоду трудно было управлять шлюпкой,
и к моему любопытству примешивалась тревога, когда я думал о том, как
опасна сейчас высадка. Правда, мой приятель был величайший сумасброд, но
в данном случае сумасбродство принимало тревожный и угрожающий характер.
Движимый этими разнородными чувствами, я направился к бухте и лег ничком
в небольшой впадине шагах в шести от тропки к павильону. Оттуда я легко
мог разглядеть вновь прибывших и тут же приветствовать их, если они ока-
жутся теми, кого я ожидал увидеть.
Незадолго до одиннадцати, когда прилив едва прикрыл отмели, у самого
берега вдруг появился свет лодочного фонаря. Напрягая зрение, я различил
и другой фонарь, мелькавший дальше от берега и то и дело скрываемый
гребнями волн. Ветер, все крепчавший с наступлением ночи, и опасное по-
ложение яхты у подветренного берега, должно быть, заставили поторопиться
с высадкой.
Вскоре на тропинке показались четыре матроса, тащившие очень тяжелый
сундук; пятый освещал им дорогу фонарем. Они прошли совсем рядом со
мной, и старуха впустила их в дом. Затем они вернулись к берегу и еще
раз прошли мимо меня с сундуком побольше, но, очевидно, не таким тяже-
лым. Они сделали и третий рейс; и на этот раз один из матросов нес кожа-
ный чемодан, а другие - дамский саквояж и прочую кладь, явно принадле-
жавшую женщине. Это крайне подстрекнуло мое любопытство. Если среди гос-
тей Норсмора была дама, это означало полную перемену в его привычках и
отказ от его излюбленных теорий и взглядов на жизнь. Когда мы с ним жили
вместе, павильон был храмом женоненавистников. А теперь представительни-
ца ненавистного пола должна была поселиться под его кровлей. Я припомнил
кое-что из виденного мною в павильоне - некоторые черты изнеженности и
даже кокетства, которые поразили меня в убранстве комнат. Теперь мне яс-
на была цель этих приготовлений, и я дивился своей тупости и недогадли-
вости.
Все эти мои догадки были прерваны появлением второго фонаря; нес его
моряк, которого я до сих пор не видел. Он освещал дорогу к павильону
двум людям. Это были, конечно, те самые гости, для которых делались все
приготовления, и я напрягал зрение и слух, когда они проходили мимо ме-
ня. Один из них был мужчина необычайно большого роста. Нахлобученная на
глаза дорожная шапка, поднятый и наглухо застегнутый воротник скрывали
его лицо. О нем только и можно было сказать, что он очень высок и дви-
жется, словно больной, тяжелой, неуверенной походкой. Рядом с ним, не то
прижавшись к нему, не то поддерживая его - этого я не мог разобрать, -
шла молодая, высокая, стройная женщина. Она была очень бледна, но мерца-
ющий свет фонаря бросал на ее лицо такие резкие и подвижные тени, что я
не мог сказать, дурна ли она, словно смертный грех, или прекрасна, как
это впоследствии оказалось.
Когда они поравнялись со мной, девушка что-то сказала, но ветер унес
ее слова.
- Молчи! - ответил ее спутник.
Тон, каким было сказано это слово, поразил и встревожил меня. Это бы-
ло восклицание человека, угнетаемого смертельным страхом;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
стол накрыт на три прибора, а на буфете - множество холодных закусок,
салатов и соусов. Ясно было, что здесь ждали гостей. Но какие же гости,
если Норсмор ненавидел общество? И, кроме того, зачем понадобилось гото-
вить дом к этому приему тайно, под покровом ночи? И почему ставни были
закрыты и двери заперты? Я уничтожил все следы своего посещения и выб-
рался из дома отрезвленный и сильно встревоженный.
Яхта была все на том же месте, и мне на миг пришло в голову, что это,
может быть, "Рыжий граф", на котором прибыли хозяин и гости. Однако нос
корабля был обращен в открытое море.
ГЛАВА ВТОРАЯ
О НОЧНОЙ ВЫСАДКЕ С ЯХТЫ
Я вернулся в ложбинку, чтобы приготовить себе поесть, в чем я сильно
нуждался, и дать корм лошади, о которой я не позаботился утром. Время от
времени я выходил на опушку, но в павильоне перемен не было, и на отме-
лях за весь день не показалось ни души. Одна только яхта в открытом море
напоминала о человеке. Она дрейфовала без видимой цели, то приближаясь,
то удаляясь, но с наступлением сумерек решительно двинулась к берегу.
Это укрепило меня в мысли, что на борту ее Норсмор и его гости и что
они, по-видимому, высадятся только ночью. Это не только соответствовало
таинственности приготовлений, но вызывалось и тем обстоятельством, что
лишь к одиннадцати часам прилив мог достаточно прикрыть Грэденские мели
и другие опасные места, которые ограждали берег от вторжений с моря.
В течение всего дня ветер ослабевал и море затихало, но к закату сно-
ва разыгралась вчерашняя непогода. Ночь сгустилась непроглядно-темная.
Свирепые порывы ветра разражались орудийными залпами, то и дело полосами
налетал дождь, и с наступлением прилива все крепчал прибой. Со своего
наблюдательного поста в кустарнике я увидел, как на верхушке мачты пока-
зался свет - яхта была много ближе, чем когда я последний раз видел ее в
сумерках. Я решил, что это сигнал помощникам Норсмора на суше, и, выйдя
из лесу, осмотрелся, ища подтверждения своей догадке.
Вдоль опушки леса вилась дорожка - кратчайший путь от усадьбы к па-
вильону, - и, взглянув в эту сторону, я увидел не более как в четверти
мили быстро приближавшийся огонек. Судя по его колеблющемуся свету, это
был фонарь в руках человека, шедшего по извилинам тропинки и то и дело
пережидавшего яростные порывы ветра. Я снова спрятался в кустарнике и
нетерпеливо ждал приближения нового лица. Это оказалась женщина, и, ког-
да она проходила шагах в трех от моей засады, я узнал ее. Сообщницей
Норсмора в этом таинственном деле была глухая и молчаливая женщина, нян-
чившая его в детстве, а потом ставшая его домоправительницей.
Я следовал за ней на коротком расстоянии, пользуясь для прикрытия
бесчисленными пригорками и впадинами и непроглядной тьмой. Даже если бы
она не была глуха, все равно ветер и прибой не дали бы ей расслышать шум
моих шагов. Она вошла в дом, поднялась во второй этаж и осветила одно из
окон, выходивших на мор" Тотчас же фонарь на мачте был опущен и погашен.
Он выполнил свою задачу: люди на борту удостоверились, что их ждут. Ста-
руха, по-видимому, продолжала готовиться к встрече. Хотя она и не откры-
вала других ставен, я видел, как свет мелькал то там, то здесь по всему
дому, и снопы искр, показывавшиеся из труб, говорили о том, что она за-
тапливала печи одну за другой.
Теперь я был уверен, что Норсмор и его гости высадятся на берег, как
только вода покроет мели. В такую погоду трудно было управлять шлюпкой,
и к моему любопытству примешивалась тревога, когда я думал о том, как
опасна сейчас высадка. Правда, мой приятель был величайший сумасброд, но
в данном случае сумасбродство принимало тревожный и угрожающий характер.
Движимый этими разнородными чувствами, я направился к бухте и лег ничком
в небольшой впадине шагах в шести от тропки к павильону. Оттуда я легко
мог разглядеть вновь прибывших и тут же приветствовать их, если они ока-
жутся теми, кого я ожидал увидеть.
Незадолго до одиннадцати, когда прилив едва прикрыл отмели, у самого
берега вдруг появился свет лодочного фонаря. Напрягая зрение, я различил
и другой фонарь, мелькавший дальше от берега и то и дело скрываемый
гребнями волн. Ветер, все крепчавший с наступлением ночи, и опасное по-
ложение яхты у подветренного берега, должно быть, заставили поторопиться
с высадкой.
Вскоре на тропинке показались четыре матроса, тащившие очень тяжелый
сундук; пятый освещал им дорогу фонарем. Они прошли совсем рядом со
мной, и старуха впустила их в дом. Затем они вернулись к берегу и еще
раз прошли мимо меня с сундуком побольше, но, очевидно, не таким тяже-
лым. Они сделали и третий рейс; и на этот раз один из матросов нес кожа-
ный чемодан, а другие - дамский саквояж и прочую кладь, явно принадле-
жавшую женщине. Это крайне подстрекнуло мое любопытство. Если среди гос-
тей Норсмора была дама, это означало полную перемену в его привычках и
отказ от его излюбленных теорий и взглядов на жизнь. Когда мы с ним жили
вместе, павильон был храмом женоненавистников. А теперь представительни-
ца ненавистного пола должна была поселиться под его кровлей. Я припомнил
кое-что из виденного мною в павильоне - некоторые черты изнеженности и
даже кокетства, которые поразили меня в убранстве комнат. Теперь мне яс-
на была цель этих приготовлений, и я дивился своей тупости и недогадли-
вости.
Все эти мои догадки были прерваны появлением второго фонаря; нес его
моряк, которого я до сих пор не видел. Он освещал дорогу к павильону
двум людям. Это были, конечно, те самые гости, для которых делались все
приготовления, и я напрягал зрение и слух, когда они проходили мимо ме-
ня. Один из них был мужчина необычайно большого роста. Нахлобученная на
глаза дорожная шапка, поднятый и наглухо застегнутый воротник скрывали
его лицо. О нем только и можно было сказать, что он очень высок и дви-
жется, словно больной, тяжелой, неуверенной походкой. Рядом с ним, не то
прижавшись к нему, не то поддерживая его - этого я не мог разобрать, -
шла молодая, высокая, стройная женщина. Она была очень бледна, но мерца-
ющий свет фонаря бросал на ее лицо такие резкие и подвижные тени, что я
не мог сказать, дурна ли она, словно смертный грех, или прекрасна, как
это впоследствии оказалось.
Когда они поравнялись со мной, девушка что-то сказала, но ветер унес
ее слова.
- Молчи! - ответил ее спутник.
Тон, каким было сказано это слово, поразил и встревожил меня. Это бы-
ло восклицание человека, угнетаемого смертельным страхом;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94