В глубине
зала лестница вела к двери, обитой красным сукном, и, переступив порог,
мистер Аттерсон наконец увидел кабинет доктора. Это была большая комна-
та, уставленная стеклянными шкафами; кроме того, в ней имелось большое
вращающееся зеркало и простой письменный стол; три пыльных окна, забран-
ных железной решеткой, выходили во двор. В камине горел огонь, лампа на
каминной полке была зажжена, так как туман проникал даже в дома, а возле
огня сидел доктор Джекил, бледный и измученный. Он не встал навстречу
гостю, а только протянул ему ледяную руку и поздоровался с ним голосом,
совсем не похожим на прежний.
- Так вот, - сказал мистер Аттерсон, едва Пул удалился, - вы слышали,
что произошло?
Доктор содрогнулся всем телом.
- Газетчики кричали об этом на площади, - сказал он. - Я слышал их
даже в столовой.
- Погодите, - перебил его нотариус. - Кэрью был моим клиентом, но и
вы - мой клиент, и поэтому я должен точно знать, что я делаю. Неужели вы
совсем сошли с ума и укрываете этого негодяя?
- Аттерсон, клянусь богом! - воскликнул доктор. - Клянусь богом, я
никогда больше его не увижу. Даю вам слово чести, что в этом мире я от-
рекся от него навсегда. С этим покончено. Да к тому же он и не нуждается
в моей помощи; вы не знаете его так, как знаю я: он нашел себе надежное
убежище, очень надежное! И - помяните мое слово - больше о нем никто ни-
когда не услышит.
Нотариус нахмурился; ему не нравилось лихорадочное возбуждение его
друга.
- Вы, по-видимому, уверены в нем, - заметил он. - И ради вас я наде-
юсь, что вы не ошибаетесь. Ведь, если дело дойдет до суда, на процессе
может всплыть и ваше имя.
- Да, я в нем совершенно уверен, - ответил Джекил. - Для этого у меня
есть веские основания, сообщить которые я не могу никому. Но мне нужен
ваш совет в одном вопросе. Я... я получил письмо и не знаю, следует ли
передавать его полиции. Я намерен вручить его вам, Аттерсон, - я полага-
юсь на ваше суждение, ведь я безгранично вам доверяю.
- Вероятно, вы опасаетесь, что письмо может навести на его след? -
спросил нотариус.
- Нет, - ответил доктор Джекил. - Право, мне безразлично, что станет
с Хайдом; я с ним покончил навсегда. Я думал о своей репутации, на кото-
рую эта гнусная история может бросить тень.
Аттерсон задумался: он был удивлен эгоизмом своего друга и в то же
время почувствовал облегчение.
- Что же, - сказал он наконец. - Покажите мне это письмо.
Письмо было написано необычным прямым почерком, в конце стояла под-
пись "Эдвард Хайд"; оно очень кратко сообщало, что благодетель пишущего,
доктор Джекил, которому он столько лет платил неблагодарностью за тысячи
великодушных забот, может не тревожиться о нем: у него есть верное и на-
дежное средство спасения. Нотариус прочел письмо с некоторым облегчени-
ем, так как оно бросало на эти странные отношения гораздо более благоп-
риятный свет, чем можно было ожидать, и он мысленно упрекнул себя за
прошлые подозрения.
- А конверт? - спросил он.
- Я его сжег, - ответил доктор Джекил. - Прежде чем сообразил, что я
делаю. Но на нем все равно не было штемпеля. Письмо принес посыльный.
- Могу я взять его с собой и принять решение утром? - спросил Аттер-
сон.
- Я целиком полагаюсь на ваше суждение, - ответил доктор. - Себе я
больше не верю.
- Хорошо, я подумаю, что делать, - сказал нотариус. - А теперь пос-
ледний вопрос: это Хайд потребовал, чтобы в ваше завещание был включен
пункт об исчезновении?
Доктор, казалось, почувствовал дурноту; он крепко сжал губы и кивнул.
- Я знал это, - сказал Аттерсон. - Он намеревался убить вас. Вы чудом
спаслись от гибели.
- Куда важнее другое! - угрюмо возразил доктор. - Я получил хороший
урок! Бог мой, Аттерсон, какой я получил урок! - И он на мгновение зак-
рыл лицо руками.
Уходя, нотариус задержался в прихожей, чтобы перемолвиться двумя-тре-
мя словами с Пулом.
- Кстати, - сказал он. - Сегодня сюда доставили письмо. Как выглядел
посыльный?
Но Пул решительно объявил, что в этот день письма приносил только
почтальон, да и то лишь одни печатные объявления.
Этот разговор пробудил у нотариуса все прежние страхи. Письмо, несом-
ненно, попало к доктору через дверь лаборатории, возможно даже, что оно
было написано в кабинете, а это придавало ему совсем иную окраску, и
воспользоваться им можно было лишь с большой осторожностью. Вокруг на
тротуарах охрипшие мальчишки-газетчики вопили: "Специальный выпуск!
Ужасное убийство члена парламента!" Таково было надгробное напутствие
его старому другу и клиенту, а если его опасения окажутся верны, то доб-
рое имя еще одного его друга могло безвозвратно погибнуть в водовороте
возмутительнейшего скандала. При всех обстоятельствах ему предстояло
принять весьма щекотливое решение, и хотя мистер Аттерсон привык всегда
полагаться на себя, он вдруг почувствовал, что был бы рад с кем-нибудь
посоветоваться. Конечно, прямо попросить совета было невозможно, но, мо-
жет быть, решил он, его удастся получить косвенным образом.
Вскоре нотариус уже сидел у собственного камина, напротив него распо-
ложился мистер Гест, его старший клерк, а между ними в надлежащем расс-
тоянии от огня стояла бутылка заветного старого вина, которая очень дав-
но пребывала в сумраке погреба мистера Аттерсона, вдали от солнечного
света. Туман по-прежнему дремал, распластавшись над утонувшим городом,
где карбункулами рдели фонари и в глухой пелене по могучим артериям улиц
ревом ветра разливался шум непрекращающейся жизни Лондона. Но комната,
освещенная отблесками пламени, была очень уютной. Кислоты в бутылке дав-
ным-давно распались, тона императорского пурпура умягчились со временем,
словно краски старинного витража, и жар тех знойных осенних дней, когда
в виноградниках предгорий собирают урожай, готов был заструиться по жи-
лам, разгоняя лондонские туманы. Дурное настроение нотариуса незаметно
рассеивалось. От мистера Геста у него почти не было секретов, а может
быть, как он иногда подозревал, их не было и вовсе. Гест часто бывал по
делам у доктора Джекила, он был знаком с Пулом, несомненно, слышал о
том, как мистер Хайд стал своим человеком в доме, и, наверное, сделал
для себя кое-какие выводы. Разве не следовало показать ему письмо,
разъяснявшее тайну? А Гест, большой знаток и любитель графологии, разу-
меется, сочтет это вполне естественной любезностью. К тому же старший
клерк отличался немалой проницательностью, и столь странное письмо, ко-
нечно, понудит его высказать какоенибудь мнение, которое, в свою оче-
редь, может подсказать мистеру Аттерсону, как ему следует теперь посту-
пить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
зала лестница вела к двери, обитой красным сукном, и, переступив порог,
мистер Аттерсон наконец увидел кабинет доктора. Это была большая комна-
та, уставленная стеклянными шкафами; кроме того, в ней имелось большое
вращающееся зеркало и простой письменный стол; три пыльных окна, забран-
ных железной решеткой, выходили во двор. В камине горел огонь, лампа на
каминной полке была зажжена, так как туман проникал даже в дома, а возле
огня сидел доктор Джекил, бледный и измученный. Он не встал навстречу
гостю, а только протянул ему ледяную руку и поздоровался с ним голосом,
совсем не похожим на прежний.
- Так вот, - сказал мистер Аттерсон, едва Пул удалился, - вы слышали,
что произошло?
Доктор содрогнулся всем телом.
- Газетчики кричали об этом на площади, - сказал он. - Я слышал их
даже в столовой.
- Погодите, - перебил его нотариус. - Кэрью был моим клиентом, но и
вы - мой клиент, и поэтому я должен точно знать, что я делаю. Неужели вы
совсем сошли с ума и укрываете этого негодяя?
- Аттерсон, клянусь богом! - воскликнул доктор. - Клянусь богом, я
никогда больше его не увижу. Даю вам слово чести, что в этом мире я от-
рекся от него навсегда. С этим покончено. Да к тому же он и не нуждается
в моей помощи; вы не знаете его так, как знаю я: он нашел себе надежное
убежище, очень надежное! И - помяните мое слово - больше о нем никто ни-
когда не услышит.
Нотариус нахмурился; ему не нравилось лихорадочное возбуждение его
друга.
- Вы, по-видимому, уверены в нем, - заметил он. - И ради вас я наде-
юсь, что вы не ошибаетесь. Ведь, если дело дойдет до суда, на процессе
может всплыть и ваше имя.
- Да, я в нем совершенно уверен, - ответил Джекил. - Для этого у меня
есть веские основания, сообщить которые я не могу никому. Но мне нужен
ваш совет в одном вопросе. Я... я получил письмо и не знаю, следует ли
передавать его полиции. Я намерен вручить его вам, Аттерсон, - я полага-
юсь на ваше суждение, ведь я безгранично вам доверяю.
- Вероятно, вы опасаетесь, что письмо может навести на его след? -
спросил нотариус.
- Нет, - ответил доктор Джекил. - Право, мне безразлично, что станет
с Хайдом; я с ним покончил навсегда. Я думал о своей репутации, на кото-
рую эта гнусная история может бросить тень.
Аттерсон задумался: он был удивлен эгоизмом своего друга и в то же
время почувствовал облегчение.
- Что же, - сказал он наконец. - Покажите мне это письмо.
Письмо было написано необычным прямым почерком, в конце стояла под-
пись "Эдвард Хайд"; оно очень кратко сообщало, что благодетель пишущего,
доктор Джекил, которому он столько лет платил неблагодарностью за тысячи
великодушных забот, может не тревожиться о нем: у него есть верное и на-
дежное средство спасения. Нотариус прочел письмо с некоторым облегчени-
ем, так как оно бросало на эти странные отношения гораздо более благоп-
риятный свет, чем можно было ожидать, и он мысленно упрекнул себя за
прошлые подозрения.
- А конверт? - спросил он.
- Я его сжег, - ответил доктор Джекил. - Прежде чем сообразил, что я
делаю. Но на нем все равно не было штемпеля. Письмо принес посыльный.
- Могу я взять его с собой и принять решение утром? - спросил Аттер-
сон.
- Я целиком полагаюсь на ваше суждение, - ответил доктор. - Себе я
больше не верю.
- Хорошо, я подумаю, что делать, - сказал нотариус. - А теперь пос-
ледний вопрос: это Хайд потребовал, чтобы в ваше завещание был включен
пункт об исчезновении?
Доктор, казалось, почувствовал дурноту; он крепко сжал губы и кивнул.
- Я знал это, - сказал Аттерсон. - Он намеревался убить вас. Вы чудом
спаслись от гибели.
- Куда важнее другое! - угрюмо возразил доктор. - Я получил хороший
урок! Бог мой, Аттерсон, какой я получил урок! - И он на мгновение зак-
рыл лицо руками.
Уходя, нотариус задержался в прихожей, чтобы перемолвиться двумя-тре-
мя словами с Пулом.
- Кстати, - сказал он. - Сегодня сюда доставили письмо. Как выглядел
посыльный?
Но Пул решительно объявил, что в этот день письма приносил только
почтальон, да и то лишь одни печатные объявления.
Этот разговор пробудил у нотариуса все прежние страхи. Письмо, несом-
ненно, попало к доктору через дверь лаборатории, возможно даже, что оно
было написано в кабинете, а это придавало ему совсем иную окраску, и
воспользоваться им можно было лишь с большой осторожностью. Вокруг на
тротуарах охрипшие мальчишки-газетчики вопили: "Специальный выпуск!
Ужасное убийство члена парламента!" Таково было надгробное напутствие
его старому другу и клиенту, а если его опасения окажутся верны, то доб-
рое имя еще одного его друга могло безвозвратно погибнуть в водовороте
возмутительнейшего скандала. При всех обстоятельствах ему предстояло
принять весьма щекотливое решение, и хотя мистер Аттерсон привык всегда
полагаться на себя, он вдруг почувствовал, что был бы рад с кем-нибудь
посоветоваться. Конечно, прямо попросить совета было невозможно, но, мо-
жет быть, решил он, его удастся получить косвенным образом.
Вскоре нотариус уже сидел у собственного камина, напротив него распо-
ложился мистер Гест, его старший клерк, а между ними в надлежащем расс-
тоянии от огня стояла бутылка заветного старого вина, которая очень дав-
но пребывала в сумраке погреба мистера Аттерсона, вдали от солнечного
света. Туман по-прежнему дремал, распластавшись над утонувшим городом,
где карбункулами рдели фонари и в глухой пелене по могучим артериям улиц
ревом ветра разливался шум непрекращающейся жизни Лондона. Но комната,
освещенная отблесками пламени, была очень уютной. Кислоты в бутылке дав-
ным-давно распались, тона императорского пурпура умягчились со временем,
словно краски старинного витража, и жар тех знойных осенних дней, когда
в виноградниках предгорий собирают урожай, готов был заструиться по жи-
лам, разгоняя лондонские туманы. Дурное настроение нотариуса незаметно
рассеивалось. От мистера Геста у него почти не было секретов, а может
быть, как он иногда подозревал, их не было и вовсе. Гест часто бывал по
делам у доктора Джекила, он был знаком с Пулом, несомненно, слышал о
том, как мистер Хайд стал своим человеком в доме, и, наверное, сделал
для себя кое-какие выводы. Разве не следовало показать ему письмо,
разъяснявшее тайну? А Гест, большой знаток и любитель графологии, разу-
меется, сочтет это вполне естественной любезностью. К тому же старший
клерк отличался немалой проницательностью, и столь странное письмо, ко-
нечно, понудит его высказать какоенибудь мнение, которое, в свою оче-
редь, может подсказать мистеру Аттерсону, как ему следует теперь посту-
пить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94