Потому что мне запала на сердце одна мысль, но я
боюсь, что ты не дашь мне правдивого ответа, если я скажу тебе, кто я:
ведь ты, может статься, уже слышала обо мне. Но перво-наперво скажи-ка
вот что: ты не замужем?
Услыхав это, Кокуа громко рассмеялась.
- Все-то ты хочешь знать, - сказала она. - А сам ты не женат?
- Нет, Кокуа, я не женат, - отвечал Кзаве, - и, признаться, до этой
минуты никогда и не помышлял о женитьбе. Но скажу тебе истинную правду:
я увидел тебя здесь, у дороги, увидел твои глаза, подобные звездам, и
сердце мое рванулось к тебе, как птица из клетки. А теперь, если я не
хорош для тебя, скажи мне это прямо, и я поеду дальше своим путем; но
если я, на твой взгляд, не хуже других молодых мужчин, дай мне услышать
это, и я сверну со своего пути и заночую у твоего отца, а наутро поведу
о тебе речь с этим добрым человеком.
Ничего не ответила ему на это Кокуа, только рассмеялась, глядя на мо-
ре вдаль.
- Кокуа, - молвил Кэаве, - твое молчание я понимаю как согласие. Так
отправимся же вместе в дом твоего отца.
И она, все так же молча, пошла вперед: раза два она обернулась, кину-
ла на него быстрый взгляд и отворотилась снова, держа тесемки своей шля-
пы в зубах.
Но вот, когда подошли они к дому, Киано вышел на веранду и громко
приветствовал Кэаве, назвав его по имени. И тогда девушка взглянула на
Кэаве, широко раскрыв глаза, ибо молва о его прекрасном доме достигла и
ее слуха, и как же тут не поглядеть. Весь вечер провели они вместе и
очень веселились, и у девушки в присутствии родителей развязался язык, и
она подшучивала над Кэаве, ибо у нее был сметливый и острый ум. А на
следующий день Кэаве переговорил с Киано, а потом разыскал девушку и на-
шел ее одну.
- Кокуа, - сказал он, - ты насмехалась надо мной вчера весь вечер, и
тебе еще не поздно сказать мне: оставь меня и уезжай. Я не хотел гово-
рить тебе, кто я, потому что у меня такой красивый дом, и я боялся, что
этот дом будет слишком сильно занимать твои мысли, а человек, который
тебя любит, - слишком мало. Теперь тебе все известно, и если ты хочешь
прогнать меня с глаз долой, скажи сразу.
- Нет, - сказала Кокуа.
И на этот раз она уже не смеялась, а Кэаве ни о чем больше не спраши-
вал.
Так посватался Кэаве к Кокуа. Все произошло очень быстро, но ведь и
стрела летит быстро, а пуля из ружья - и того быстрее, однако и та и
другая могут попасть в цель. Да, все свершилось быстро, и вместе с тем
свершилось очень многое: мысль о Кэаве теперь пела у девушки в душе; его
голос слышался ей в шуме прибоя, набегавшего на черную лаву, и ради это-
го человека, которого она видела всего два раза в жизни, Кокуа уже гото-
ва была оставить и отца, и мать, и родные края. А Кэаве? Кэаве гнал коня
по горной тропе мимо древних гробниц, и звуки его ликующей песни эхом
отдавались в пещерах мертвецов. И, прискакав обратно в свой "Сияющий
Дом", он все еще продолжал петь. Он сидел и ужинал на просторном балко-
не, а китаец-слуга дивился на своего господина, который распевал между
глотками пищи. Солнце погрузилось в море, и настала ночь, а Кэаве все
разгуливал при свете фонарей по балконам своего дома на высоком берегу,
и звук его песен тревожил моряков на проплывавших мимо судах.
"Я поднялся высоко-высоко, - говорил себе Кэаве. - Жизнь не может
стать прекрасней; я стою на вершине горы; отсюда нет пути наверх -
только вниз. Сегодня я впервые велю осветить все комнаты, и искупаюсь в
моем красивом бассейне с горячей и холодной водой, и один возлягу на
брачное ложе в своей спальне".
И он поднял ото сна своего слугу-китайца и отдал ему приказ растопить
печи, и слуга, трудясь внизу возле топок, слышал, как его хозяин весело
распевает наверху в своих освещенных покоях. А когда вода нагрелась,
слуга позвал хозяина, и Кэаве пошел купаться, и китаец-слуга слышал, как
он пел, напуская воду в мраморный бассейн, и как песня внезапно оборва-
лась. Китаец-слуга все прислушивался и прислушивался, а потом окликнул
снизу хозяина и спросил, все ли у него в порядке, и Кэаве ответил "да" и
велел ему ложиться спать. Но больше не звучало пение в "Сияющем Доме", и
всю ночь до зари китаец-слуга слышал, как его хозяин расхаживает без сна
по балконам.
А теперь послушайте, что произошло: когда Кэаве скинул одежды, чтобы
искупаться, он заметил, что у него на теле, подобно лишайнику на скале,
появилось пятно, и тогда он перестал петь. Ибо он знал, что означает это
похожее на лишайник пятно; он понял, что пал жертвой "Китайской напас-
ти", или, проще говоря, проказы.
Что говорить, такой недуг - большое несчастье для каждого. Горька
судьба того, кто должен покинуть красивый, удобный дом, покинуть всех
своих друзей и переселиться на северный берег острова Молокаи, где о
неприступные утесы, грохоча, разбивается прибой. Но что же сказать про
этого несчастного, про Кэаве, который только накануне повстречал свою
суженую, только сегодня утром завоевал ее ответную любовь, а теперь ви-
дел, как все его надежды разлетаются вдребезги, словно кусок стекла!
Долго сидел он на краю бассейна, а потом горестно вскрикнул, вскочил
и выбежал вон; и долго еще метался туда и сюда, туда и сюда по балкону в
великом отчаянии.
"Не сетуя на судьбу, покинул бы я Гавайи - родину моих предков, - ду-
мал Кэаве. - Не ропща, покорился бы я своей участи и оставил бы мой дом,
этот прекрасный, многооконный дом на высоком берегу. Не пал бы я духом,
отправляясь на Молокаи, в эту Калаупапу, затерянную между утесов и скал,
чтобы влачить свои дни и ночи среди пораженных страшным недугом и там,
вдали от земли отцов, уснуть вечным сном. Но за какие злые дела, за ка-
кие грехи должен был я вчера вечером встретить Кокуа, выходящую из моря,
освеженную купанием? Кокуа, похитительница души моей! Кокуа, свет моих
глаз! Никогда не увидеть мне теперь тебя, никогда не назвать своей, ни-
когда не ласкать влюбленной рукой, и только об этом, только о тебе, о
Кокуа, скорблю я безутешно!"
Вы понимаете теперь, что за человек был этот Кэаве? Ведь он мог бы
жить в своем "Сияющем Доме" еще годы и годы, и никто бы не подозревал о
его недуге; но на что ему это, если он должен лишиться Кокуа. А ведь он
мог бы и Кокуа взять в жены, скрыв свою болезнь, и многие поступили бы
именно так, ибо у них души свиней; но Кэаве любил девушку беззаветно,
как подобает мужчине, и не мог подвергнуть ее опасности и причинить ей
зло.
Уже перевалило за полночь, и вдруг Кэаве вспомнил про бутылку. Тогда
он прошел на заднюю террасу дома и вызвал в памяти тот день, когда на
его зов черт выглянул из бутылки. И при этом воспоминании ледяной холод
пробежал у Кэаве по жилам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
боюсь, что ты не дашь мне правдивого ответа, если я скажу тебе, кто я:
ведь ты, может статься, уже слышала обо мне. Но перво-наперво скажи-ка
вот что: ты не замужем?
Услыхав это, Кокуа громко рассмеялась.
- Все-то ты хочешь знать, - сказала она. - А сам ты не женат?
- Нет, Кокуа, я не женат, - отвечал Кзаве, - и, признаться, до этой
минуты никогда и не помышлял о женитьбе. Но скажу тебе истинную правду:
я увидел тебя здесь, у дороги, увидел твои глаза, подобные звездам, и
сердце мое рванулось к тебе, как птица из клетки. А теперь, если я не
хорош для тебя, скажи мне это прямо, и я поеду дальше своим путем; но
если я, на твой взгляд, не хуже других молодых мужчин, дай мне услышать
это, и я сверну со своего пути и заночую у твоего отца, а наутро поведу
о тебе речь с этим добрым человеком.
Ничего не ответила ему на это Кокуа, только рассмеялась, глядя на мо-
ре вдаль.
- Кокуа, - молвил Кэаве, - твое молчание я понимаю как согласие. Так
отправимся же вместе в дом твоего отца.
И она, все так же молча, пошла вперед: раза два она обернулась, кину-
ла на него быстрый взгляд и отворотилась снова, держа тесемки своей шля-
пы в зубах.
Но вот, когда подошли они к дому, Киано вышел на веранду и громко
приветствовал Кэаве, назвав его по имени. И тогда девушка взглянула на
Кэаве, широко раскрыв глаза, ибо молва о его прекрасном доме достигла и
ее слуха, и как же тут не поглядеть. Весь вечер провели они вместе и
очень веселились, и у девушки в присутствии родителей развязался язык, и
она подшучивала над Кэаве, ибо у нее был сметливый и острый ум. А на
следующий день Кэаве переговорил с Киано, а потом разыскал девушку и на-
шел ее одну.
- Кокуа, - сказал он, - ты насмехалась надо мной вчера весь вечер, и
тебе еще не поздно сказать мне: оставь меня и уезжай. Я не хотел гово-
рить тебе, кто я, потому что у меня такой красивый дом, и я боялся, что
этот дом будет слишком сильно занимать твои мысли, а человек, который
тебя любит, - слишком мало. Теперь тебе все известно, и если ты хочешь
прогнать меня с глаз долой, скажи сразу.
- Нет, - сказала Кокуа.
И на этот раз она уже не смеялась, а Кэаве ни о чем больше не спраши-
вал.
Так посватался Кэаве к Кокуа. Все произошло очень быстро, но ведь и
стрела летит быстро, а пуля из ружья - и того быстрее, однако и та и
другая могут попасть в цель. Да, все свершилось быстро, и вместе с тем
свершилось очень многое: мысль о Кэаве теперь пела у девушки в душе; его
голос слышался ей в шуме прибоя, набегавшего на черную лаву, и ради это-
го человека, которого она видела всего два раза в жизни, Кокуа уже гото-
ва была оставить и отца, и мать, и родные края. А Кэаве? Кэаве гнал коня
по горной тропе мимо древних гробниц, и звуки его ликующей песни эхом
отдавались в пещерах мертвецов. И, прискакав обратно в свой "Сияющий
Дом", он все еще продолжал петь. Он сидел и ужинал на просторном балко-
не, а китаец-слуга дивился на своего господина, который распевал между
глотками пищи. Солнце погрузилось в море, и настала ночь, а Кэаве все
разгуливал при свете фонарей по балконам своего дома на высоком берегу,
и звук его песен тревожил моряков на проплывавших мимо судах.
"Я поднялся высоко-высоко, - говорил себе Кэаве. - Жизнь не может
стать прекрасней; я стою на вершине горы; отсюда нет пути наверх -
только вниз. Сегодня я впервые велю осветить все комнаты, и искупаюсь в
моем красивом бассейне с горячей и холодной водой, и один возлягу на
брачное ложе в своей спальне".
И он поднял ото сна своего слугу-китайца и отдал ему приказ растопить
печи, и слуга, трудясь внизу возле топок, слышал, как его хозяин весело
распевает наверху в своих освещенных покоях. А когда вода нагрелась,
слуга позвал хозяина, и Кэаве пошел купаться, и китаец-слуга слышал, как
он пел, напуская воду в мраморный бассейн, и как песня внезапно оборва-
лась. Китаец-слуга все прислушивался и прислушивался, а потом окликнул
снизу хозяина и спросил, все ли у него в порядке, и Кэаве ответил "да" и
велел ему ложиться спать. Но больше не звучало пение в "Сияющем Доме", и
всю ночь до зари китаец-слуга слышал, как его хозяин расхаживает без сна
по балконам.
А теперь послушайте, что произошло: когда Кэаве скинул одежды, чтобы
искупаться, он заметил, что у него на теле, подобно лишайнику на скале,
появилось пятно, и тогда он перестал петь. Ибо он знал, что означает это
похожее на лишайник пятно; он понял, что пал жертвой "Китайской напас-
ти", или, проще говоря, проказы.
Что говорить, такой недуг - большое несчастье для каждого. Горька
судьба того, кто должен покинуть красивый, удобный дом, покинуть всех
своих друзей и переселиться на северный берег острова Молокаи, где о
неприступные утесы, грохоча, разбивается прибой. Но что же сказать про
этого несчастного, про Кэаве, который только накануне повстречал свою
суженую, только сегодня утром завоевал ее ответную любовь, а теперь ви-
дел, как все его надежды разлетаются вдребезги, словно кусок стекла!
Долго сидел он на краю бассейна, а потом горестно вскрикнул, вскочил
и выбежал вон; и долго еще метался туда и сюда, туда и сюда по балкону в
великом отчаянии.
"Не сетуя на судьбу, покинул бы я Гавайи - родину моих предков, - ду-
мал Кэаве. - Не ропща, покорился бы я своей участи и оставил бы мой дом,
этот прекрасный, многооконный дом на высоком берегу. Не пал бы я духом,
отправляясь на Молокаи, в эту Калаупапу, затерянную между утесов и скал,
чтобы влачить свои дни и ночи среди пораженных страшным недугом и там,
вдали от земли отцов, уснуть вечным сном. Но за какие злые дела, за ка-
кие грехи должен был я вчера вечером встретить Кокуа, выходящую из моря,
освеженную купанием? Кокуа, похитительница души моей! Кокуа, свет моих
глаз! Никогда не увидеть мне теперь тебя, никогда не назвать своей, ни-
когда не ласкать влюбленной рукой, и только об этом, только о тебе, о
Кокуа, скорблю я безутешно!"
Вы понимаете теперь, что за человек был этот Кэаве? Ведь он мог бы
жить в своем "Сияющем Доме" еще годы и годы, и никто бы не подозревал о
его недуге; но на что ему это, если он должен лишиться Кокуа. А ведь он
мог бы и Кокуа взять в жены, скрыв свою болезнь, и многие поступили бы
именно так, ибо у них души свиней; но Кэаве любил девушку беззаветно,
как подобает мужчине, и не мог подвергнуть ее опасности и причинить ей
зло.
Уже перевалило за полночь, и вдруг Кэаве вспомнил про бутылку. Тогда
он прошел на заднюю террасу дома и вызвал в памяти тот день, когда на
его зов черт выглянул из бутылки. И при этом воспоминании ледяной холод
пробежал у Кэаве по жилам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94