Утром Барак непременно явится или передаст мне записку, внушал я себе. Наверняка он уже побывал в Хэмптон-Корте и поговорил с Кранмером. Но что будет, если новый день не принесет спасительных известий?
Голова моя начинала кружиться, стоило мне подумать о дыбе, клещах и раскаленном железе. И как только я мог вообразить, что смогу обвести вокруг пальца сэра Джейкоба? Прискорбная самонадеянность! Окровавленный рот Редвинтера неотступно маячил перед моим внутренним взором, и я напрасно гнал прочь эту жуткую картину. В самый темный и тягостный ночной час я решил, что Барак и Тамазин непременно скроются из Лондона, дабы избежать ареста и допроса. Однако вскоре я уже клял себя за излишнюю недоверчивость. Нет, Барак никогда не бросит меня на произвол судьбы.
Мне казалось, прошла целая вечность, прежде чем в зарешеченном окне, на котором все еще болтался обрывок рубашки Редвинтера, забрезжил рассвет.
Тюремщики явились за мной около полудня. Судя по их настороженным взглядам, они ожидали сопротивления. Однако я понимал, что борьба совершенно бессмысленна, и потому проявил полнейшую безропотность. Мною овладела странная апатия, словно дух мой уже оставил обреченное на мучения тело.
Мы спустились по лестнице на один пролет, затем, миновав длинный темный коридор, остановились у крепкой дубовой двери. Толстяк постучал. Я неотрывно смотрел на дверь.
Сердце, бешено колотившееся в груди, казалось, принадлежало уже не мне. Дверь отворилась, и тюремщики втолкнули меня внутрь.
Я оказался в просторной комнате без окон, с почерневшими от дыма стенами. В нише горела жаровня, напоминавшая кузнечный горн; здоровенный детина в кожаном фартуке, который смотрел на меня, уперев руки в бока, тоже чрезвычайно походил на кузнеца. Коренастый юнец лет семнадцати возился у жаровни, подкладывая угли. Бросив взгляд в угол, я увидел какое-то громоздкое сооружение, снабженное деревянными колесами и кожаными ремнями, и с содроганием понял, что это дыба. На стене, на специальных крюках, висели разнообразные инструменты – ножи, щипцы, клещи. Я ощутил, как внутренности сковал могильный холод. В следующее мгновение взор мой упал на железное ведро, наполненное золой. В золе белели какие-то горошины весьма странного вида. В следующее мгновение я понял, что это зубы Редвинтера, и колени мои предательски подогнулись.
Здоровенный детина успел подхватить меня прежде, чем я рухнул на пол. Усадив меня на деревянный стул, он сокрушенно вздохнул – в точности так, как сам я вздыхал при виде неточной копии важного документа.
– Дышите глубже, – посоветовал он. – Не двигайтесь и дышите как можно глубже.
Тупо уставившись на палача, я последовал его совету. Он наблюдал за мной с крайне озабоченным видом. На кожаном фартуке темнели застарелые пятна крови.
– Ты уже накалил тонкий нож, Том? – обратился он к своему молодому подручному.
– Да, отец. Все готово.
Мальчишка злорадно улыбнулся мне из-за широкого отцовского плеча.
– Ну что, пришли в себя? – осведомился верзила в фартуке.
– Да. Прошу вас, погодите немного. Я…
– Ну, Том, приступим.
И прежде чем я успел понять, что происходит, палач схватил меня под мышки и заставил встать. Сын его проворно сорвал мой новый камзол, который накануне передала Тамазин, и белую рубашку. Палач, отойдя на шаг, окинул меня пытливым взглядом. В глазах его не мелькнуло ни тени насмешки, лишь интерес опытного и умелого мастера.
– Он в цепях, – удовлетворенно изрек он. – Это хорошо.
И вновь с изумительным проворством они схватили мои скованные руки и просунули цепи в крюк, свисавший с низкого потолка. Я почти висел, едва касаясь пола пальцами ног. Наручники глубоко впились в кожу, прежде растертую до крови. Боль была столь сильна, что с губ моих сорвался крик. Верзила взглянул на меня с презрением.
– Уже готов, – бросил он. – Оно и к лучшему, меньше будет возни. Отвечайте быстро: что вам известно об отношениях королевы и Франциска Дерема?
– Ничего, – простонал я.
«Может, пытки прекратятся, если я расскажу о королеве и Калпепере?» – пронеслось у меня в голове.
Но вдруг это признание не только не поможет мне, но, напротив, повредит? Вдруг палачи решат, что я пытаюсь отвести им глаза?
– Вы что, не поняли, что сейчас начнется? – проворчал верзила. – Кончайте валять дурака!
– Пытки в Англии запрещены законом! – отчаянно возопил я.
Грубые черты палача исказило подобие усмешки.
– Слыхал, Том? – обратился он к своему отпрыску. – Этот неженка вообразил, что его уже пытают! Нет, любезный, это все цветочки. Пока мы только готовились к пыткам. Ну-ка, сынок, объясни ему, что к чему.
Юнец выступил вперед. В одной руке он сжимал раскаленный докрасна нож, в другой – клещи. Он поднес эти зловещие орудия к самому моему носу, давая возможность рассмотреть их получше.
– Поначалу мы вырвем вам зубы, – сообщил он с усмешкой. – Причем каждый прежде сломаем. Это куда больнее, чем вырывать с корнем. А потом примемся за ногти. Сорвем их вот этим ножичком.
Дышать с воздетыми над головой руками было трудно, но туман, стоявший у меня в голове, внезапно прояснился. Я осознал весь ужас своего положения с потрясающей ясностью.
– Попробуем опять, – донесся до меня голос палача. – Что вам известно об отношениях королевы и Франциска Дерема?
– Ничего. Прошу вас, погодите…
Скорость, с которой действовали эти двое, всякий раз заставала меня врасплох. Я и глазом не успел моргнуть, как палач сжал мою голову мясистыми ручищами и кивнул сыну. Я ощутил во рту сначала чужие потные руки, затем – прикосновение металла. Раздался кошмарный треск, и невыносимая боль пронзила все мое существо. На языке я ощутил вкус крови. Боль то слегка отступала, то накатывалась, подобно волне. Юнец отступил назад, сжимая клещи, в которых было зажато что-то белое.
– Ну, теперь-то вы уяснили, что мы не собираемся шутить! – заявил верзила. – Живо выкладывайте все, что знаете о королеве и Дереме! Иначе Том покажет, как он ловко орудует ножом. Пожалуй, мы будем чередовать зубы и ногти.
– Я ничего, ничего не знаю, слышите! – обезумев от боли, вопил я. – Прошу вас, прекратите!
Отец кивнул, и сын, приблизившись, поднял нож к моим скованным рукам.
ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
Раскаленное лезвие замерло, почти касаясь моего ногтя. Судя по пронзительному скрипу, дверь отворилась. Сквозь пелену боли и ужаса до меня доносились чьи-то голоса. Один из них, суровый и властный, явно принадлежал сэру Джейкобу Роулингу. Дверь захлопнулась вновь. Я дико озирался по сторонам; изо рта текла кровь, с губ срывались стоны.
Грузный тюремщик о чем-то говорил со старшим палачом, поглядывая на меня без особого интереса. Палач вновь кивнул сыну, и тот отложил раскаленный нож.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201
Голова моя начинала кружиться, стоило мне подумать о дыбе, клещах и раскаленном железе. И как только я мог вообразить, что смогу обвести вокруг пальца сэра Джейкоба? Прискорбная самонадеянность! Окровавленный рот Редвинтера неотступно маячил перед моим внутренним взором, и я напрасно гнал прочь эту жуткую картину. В самый темный и тягостный ночной час я решил, что Барак и Тамазин непременно скроются из Лондона, дабы избежать ареста и допроса. Однако вскоре я уже клял себя за излишнюю недоверчивость. Нет, Барак никогда не бросит меня на произвол судьбы.
Мне казалось, прошла целая вечность, прежде чем в зарешеченном окне, на котором все еще болтался обрывок рубашки Редвинтера, забрезжил рассвет.
Тюремщики явились за мной около полудня. Судя по их настороженным взглядам, они ожидали сопротивления. Однако я понимал, что борьба совершенно бессмысленна, и потому проявил полнейшую безропотность. Мною овладела странная апатия, словно дух мой уже оставил обреченное на мучения тело.
Мы спустились по лестнице на один пролет, затем, миновав длинный темный коридор, остановились у крепкой дубовой двери. Толстяк постучал. Я неотрывно смотрел на дверь.
Сердце, бешено колотившееся в груди, казалось, принадлежало уже не мне. Дверь отворилась, и тюремщики втолкнули меня внутрь.
Я оказался в просторной комнате без окон, с почерневшими от дыма стенами. В нише горела жаровня, напоминавшая кузнечный горн; здоровенный детина в кожаном фартуке, который смотрел на меня, уперев руки в бока, тоже чрезвычайно походил на кузнеца. Коренастый юнец лет семнадцати возился у жаровни, подкладывая угли. Бросив взгляд в угол, я увидел какое-то громоздкое сооружение, снабженное деревянными колесами и кожаными ремнями, и с содроганием понял, что это дыба. На стене, на специальных крюках, висели разнообразные инструменты – ножи, щипцы, клещи. Я ощутил, как внутренности сковал могильный холод. В следующее мгновение взор мой упал на железное ведро, наполненное золой. В золе белели какие-то горошины весьма странного вида. В следующее мгновение я понял, что это зубы Редвинтера, и колени мои предательски подогнулись.
Здоровенный детина успел подхватить меня прежде, чем я рухнул на пол. Усадив меня на деревянный стул, он сокрушенно вздохнул – в точности так, как сам я вздыхал при виде неточной копии важного документа.
– Дышите глубже, – посоветовал он. – Не двигайтесь и дышите как можно глубже.
Тупо уставившись на палача, я последовал его совету. Он наблюдал за мной с крайне озабоченным видом. На кожаном фартуке темнели застарелые пятна крови.
– Ты уже накалил тонкий нож, Том? – обратился он к своему молодому подручному.
– Да, отец. Все готово.
Мальчишка злорадно улыбнулся мне из-за широкого отцовского плеча.
– Ну что, пришли в себя? – осведомился верзила в фартуке.
– Да. Прошу вас, погодите немного. Я…
– Ну, Том, приступим.
И прежде чем я успел понять, что происходит, палач схватил меня под мышки и заставил встать. Сын его проворно сорвал мой новый камзол, который накануне передала Тамазин, и белую рубашку. Палач, отойдя на шаг, окинул меня пытливым взглядом. В глазах его не мелькнуло ни тени насмешки, лишь интерес опытного и умелого мастера.
– Он в цепях, – удовлетворенно изрек он. – Это хорошо.
И вновь с изумительным проворством они схватили мои скованные руки и просунули цепи в крюк, свисавший с низкого потолка. Я почти висел, едва касаясь пола пальцами ног. Наручники глубоко впились в кожу, прежде растертую до крови. Боль была столь сильна, что с губ моих сорвался крик. Верзила взглянул на меня с презрением.
– Уже готов, – бросил он. – Оно и к лучшему, меньше будет возни. Отвечайте быстро: что вам известно об отношениях королевы и Франциска Дерема?
– Ничего, – простонал я.
«Может, пытки прекратятся, если я расскажу о королеве и Калпепере?» – пронеслось у меня в голове.
Но вдруг это признание не только не поможет мне, но, напротив, повредит? Вдруг палачи решат, что я пытаюсь отвести им глаза?
– Вы что, не поняли, что сейчас начнется? – проворчал верзила. – Кончайте валять дурака!
– Пытки в Англии запрещены законом! – отчаянно возопил я.
Грубые черты палача исказило подобие усмешки.
– Слыхал, Том? – обратился он к своему отпрыску. – Этот неженка вообразил, что его уже пытают! Нет, любезный, это все цветочки. Пока мы только готовились к пыткам. Ну-ка, сынок, объясни ему, что к чему.
Юнец выступил вперед. В одной руке он сжимал раскаленный докрасна нож, в другой – клещи. Он поднес эти зловещие орудия к самому моему носу, давая возможность рассмотреть их получше.
– Поначалу мы вырвем вам зубы, – сообщил он с усмешкой. – Причем каждый прежде сломаем. Это куда больнее, чем вырывать с корнем. А потом примемся за ногти. Сорвем их вот этим ножичком.
Дышать с воздетыми над головой руками было трудно, но туман, стоявший у меня в голове, внезапно прояснился. Я осознал весь ужас своего положения с потрясающей ясностью.
– Попробуем опять, – донесся до меня голос палача. – Что вам известно об отношениях королевы и Франциска Дерема?
– Ничего. Прошу вас, погодите…
Скорость, с которой действовали эти двое, всякий раз заставала меня врасплох. Я и глазом не успел моргнуть, как палач сжал мою голову мясистыми ручищами и кивнул сыну. Я ощутил во рту сначала чужие потные руки, затем – прикосновение металла. Раздался кошмарный треск, и невыносимая боль пронзила все мое существо. На языке я ощутил вкус крови. Боль то слегка отступала, то накатывалась, подобно волне. Юнец отступил назад, сжимая клещи, в которых было зажато что-то белое.
– Ну, теперь-то вы уяснили, что мы не собираемся шутить! – заявил верзила. – Живо выкладывайте все, что знаете о королеве и Дереме! Иначе Том покажет, как он ловко орудует ножом. Пожалуй, мы будем чередовать зубы и ногти.
– Я ничего, ничего не знаю, слышите! – обезумев от боли, вопил я. – Прошу вас, прекратите!
Отец кивнул, и сын, приблизившись, поднял нож к моим скованным рукам.
ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
Раскаленное лезвие замерло, почти касаясь моего ногтя. Судя по пронзительному скрипу, дверь отворилась. Сквозь пелену боли и ужаса до меня доносились чьи-то голоса. Один из них, суровый и властный, явно принадлежал сэру Джейкобу Роулингу. Дверь захлопнулась вновь. Я дико озирался по сторонам; изо рта текла кровь, с губ срывались стоны.
Грузный тюремщик о чем-то говорил со старшим палачом, поглядывая на меня без особого интереса. Палач вновь кивнул сыну, и тот отложил раскаленный нож.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201