" - Сэр Гловер явно недооценивал Уррия.
Со смертью графа кончилась целая эпоха в жизни королевства! И все в
огромном зале почувствовали образовавшуюся пустоту...
Ламорак стоял в задних рядах и смотрел на Уррия. Сердце Ламорака уже
не способно было воспринимать горе. Мир рухнул для него со смертью
его, Ламорака, отца - короля Пенландриса. Битву Ламорак провел в
тумане - от саксонских мечей не бегал, но и смерти не искал. А
теперь смотрел на умершего от боевых ран, в почете, отце Уррия и
думал: а где увезенное варлаками тело его отца, не надругались бы
над ним... И, кстати, а где тело двойника Ламорака?.. Он совсем
забыл об этом...
* * *
Варлаки, подскакав к шатру Иглангера, остановили коней. Герцог лишь
кивнул и вновь обратил взор к замку. Нельзя сказать, чтобы тело
короля Пенландриса грубо скинули с коня, но и особого почтения в
движениях варлаков не было. Сэр Катифен закусил губу.
Он один остался со своим господином, если не считать оруженосцев.
Остальные воины дружины короля Сегонтиумского отправились в замок -
отвезти тело принца Селиванта и защитить королеву в случае опасности,
время смутное. Якобы должны подъехать с минуты на минуту.
Сэр Катифен догадывался - король Пенландрис опасался, что в решающий
момент его воины могут отказаться сражаться против соотечественников.
Вон Селивант - знал, молчал, и даже вроде соглашался, а когда дошло
до дела, не смог пойти на предательство. "Предательство! -
вырвалось у Пенландриса, когда он был наедине с сэром Катифеном и
наливался любимым элем. - Знал бы, паршивец, что такое
предательство!.."
Коня Пенландриса, как и тело короля, оставили без присмотра - до них
ли, озерное чудовище давит бойцов!
Сэр Катифен поймал жеребца за уздцы, с трудом (король все-таки был
грузен) закинул тело мертвого повелителя в седло. Закрепил, чтобы не
свалился. Поискал глазами оруженосцев короля. Не нашел, махнул рукой
повел коня с неживым седаком. Сел на своего коня - меч, которым он
почти не пользовался, и арфа, почерневшая от употребления,
приторочены к седлу. Подумал, спешился, надел перевязь с мечом, арфу
закинул за спину, взял уздечку коня повелителя и, не глядя на
разворачивающуюся битву с драконом, пошел к дороге.
Идти до замка Пенландриса было очень далеко, где-то впереди зализывала
раны, отброшенная армия разбойников. Сэр Катифен не торопился, а
покойникам живые враги не страшны. Сэр Катифен считал себя тоже
покойником.
Он достиг уже границ королевства Пенландриса, когда его догнали
оруженосцы короля. Они остановили коней, один из них вел под уздцы
коня Катифена. На предложение сесть на коня и присоединиться к ним,
Катифен помотал головой. Они сообщили, что бритты вышли на битву,
что сами оруженосцы в сражение против собратьев не пошли -
ради чего, если повелитель мертв? И поскакали дальше: нести в
королевский замок горестную весть.
До замка Пенландриса сэр Катифен добрался глубокой ночью - почти
перед самым рассветом. Королева спала. Или просто не пожелала выйти.
Слуга предложил Катифену еды, но верный вассал не захотел
расставаться со своим сюзереном.
Тело короля омыли, одели в парадные одежды и отнесли в часовню. Сэр
Катифен остался с господином наедине. Все заботы были позади. Ничто
больше не лежало на совести доблестного рыцаря.
Он долго стоял на коленях перед мертвым телом.
Потом снял арфу, пробежался пальцами по струнам. Он не мог осуждать
господина. И обсуждать с кем бы то ни было его поступки. Но вот вчера
он был на коне... Победителем. А сегодня он хладный труп. Убитый
собственным сыном... Взлет и паденье. Любой взлет чреват паденьем,
после которого не взлетишь. И рассчитывать на упокоение в раю нет
причин... И на добрую память потомков - одним движением зачеркнута
славная жизнь. Но кто знал доподлинно жизнь Пенландриса, его душу,
его далеко простирающиеся планы? Катифен, доверенный короля, почти
друг, порывов Пенландриса и глубинных мотивов его действий не знал. И
не осуждал своего господина - в случае успеха задуманного дерзкого
плана... В пору было закружиться самой трезвой голове - победителей
не судят, некому. Король Пенландрис состоял в родстве почти со всеми
знатными семьями бриттов, в том числе и с семейством Пендрагонов... Да
дело, наверное, не в этом. По нескольким случайным фразам, Катифен мог
судить, что Пенландрис сильно озабочен будущим Родины. Он любил
Британию не меньше Пендрагона или графа Маридунского, но видел то, что
было скрыто от них... И пошел на предательство, подвергая Родину
опасности захвата саксонцами, чтобы избежать опасности куда более
грозной. Но была ли такая опасность в действительности, или
Пенландрис лишь вообразил ее себе, чтобы оправдать в собственных
глазах предательство - сэр Катифен не знал. И теперь уже не узнает
никогда...
Сэр Катифен хотел спеть мертвому господину на прощание его любимую
песню о единении и борьбе рыцаря Света и рыцаря Тьмы, даже начал
наигрывать мотив. Но совершенно неожиданно для себя самого, запел
совсем другую балладу, ту, которую они с королем слышали, путешествуя
десять лет назад по далекой-далекой Индии. Мелодичная песня очень
понравилась Пенландрису, но король почему-то запретил ее петь своему
вассалу. Час баллады настал.
Сэр Катифен пел своим проникновенным голосом во всю силу, вкладывая
в каждое слово душу и сердце - он пел в последний раз:
Слон в загоне не спал восемь суток кряду,
Лбом искал слабину в каменной стене,
Слон ревел - проклинал хитрую засаду
И собратьев-рабов с грузом на спине.
И явился тогда человек со шрамом,
Посмотрел на слона, хмыкнул и сказал:
"Среди всех боевых - этот будет самым,
Кто ж такого сдает на лесоповал?"
Вот он - слон боевой в пурпурной попоне,
Смертный ужас врагов в кольчатой броне,
Он бои завершал яростной погоней
И слагали певцы песни о слоне.
Но настала пора - в день сухой и пыльный,
Возглавляя парад доблестных полков,
Слон споткнулся в пыли, затрубил бессильно,
Слон не смог удержать тяжести клинков.
И сказал человек в златотканной дхоти:
"Тот, передний, навряд годен для войны!
Уберите его. Как вы не поймете,
Что в бою мне нужны сильные слоны?"
Был поставлен другой впереди колонны,
А к слону подскакал воин на коне,
В бок кольнул - мол, шагай! -
И погнал к загону, где носили слоны бревна на спине.
Там стоял человек с плеткою витою.
Посмотрел свысока, потен и устал.
"Боевой... Да к тому ж, вышедший из строя.
Кто ж такого возьмет на лесоповал?"
...Слон стоял и стонал человечьим стоном,
Облепила мушня рану на боку.
Боевые слоны, алые попоны,
Протрубили вдали плач по старику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195
Со смертью графа кончилась целая эпоха в жизни королевства! И все в
огромном зале почувствовали образовавшуюся пустоту...
Ламорак стоял в задних рядах и смотрел на Уррия. Сердце Ламорака уже
не способно было воспринимать горе. Мир рухнул для него со смертью
его, Ламорака, отца - короля Пенландриса. Битву Ламорак провел в
тумане - от саксонских мечей не бегал, но и смерти не искал. А
теперь смотрел на умершего от боевых ран, в почете, отце Уррия и
думал: а где увезенное варлаками тело его отца, не надругались бы
над ним... И, кстати, а где тело двойника Ламорака?.. Он совсем
забыл об этом...
* * *
Варлаки, подскакав к шатру Иглангера, остановили коней. Герцог лишь
кивнул и вновь обратил взор к замку. Нельзя сказать, чтобы тело
короля Пенландриса грубо скинули с коня, но и особого почтения в
движениях варлаков не было. Сэр Катифен закусил губу.
Он один остался со своим господином, если не считать оруженосцев.
Остальные воины дружины короля Сегонтиумского отправились в замок -
отвезти тело принца Селиванта и защитить королеву в случае опасности,
время смутное. Якобы должны подъехать с минуты на минуту.
Сэр Катифен догадывался - король Пенландрис опасался, что в решающий
момент его воины могут отказаться сражаться против соотечественников.
Вон Селивант - знал, молчал, и даже вроде соглашался, а когда дошло
до дела, не смог пойти на предательство. "Предательство! -
вырвалось у Пенландриса, когда он был наедине с сэром Катифеном и
наливался любимым элем. - Знал бы, паршивец, что такое
предательство!.."
Коня Пенландриса, как и тело короля, оставили без присмотра - до них
ли, озерное чудовище давит бойцов!
Сэр Катифен поймал жеребца за уздцы, с трудом (король все-таки был
грузен) закинул тело мертвого повелителя в седло. Закрепил, чтобы не
свалился. Поискал глазами оруженосцев короля. Не нашел, махнул рукой
повел коня с неживым седаком. Сел на своего коня - меч, которым он
почти не пользовался, и арфа, почерневшая от употребления,
приторочены к седлу. Подумал, спешился, надел перевязь с мечом, арфу
закинул за спину, взял уздечку коня повелителя и, не глядя на
разворачивающуюся битву с драконом, пошел к дороге.
Идти до замка Пенландриса было очень далеко, где-то впереди зализывала
раны, отброшенная армия разбойников. Сэр Катифен не торопился, а
покойникам живые враги не страшны. Сэр Катифен считал себя тоже
покойником.
Он достиг уже границ королевства Пенландриса, когда его догнали
оруженосцы короля. Они остановили коней, один из них вел под уздцы
коня Катифена. На предложение сесть на коня и присоединиться к ним,
Катифен помотал головой. Они сообщили, что бритты вышли на битву,
что сами оруженосцы в сражение против собратьев не пошли -
ради чего, если повелитель мертв? И поскакали дальше: нести в
королевский замок горестную весть.
До замка Пенландриса сэр Катифен добрался глубокой ночью - почти
перед самым рассветом. Королева спала. Или просто не пожелала выйти.
Слуга предложил Катифену еды, но верный вассал не захотел
расставаться со своим сюзереном.
Тело короля омыли, одели в парадные одежды и отнесли в часовню. Сэр
Катифен остался с господином наедине. Все заботы были позади. Ничто
больше не лежало на совести доблестного рыцаря.
Он долго стоял на коленях перед мертвым телом.
Потом снял арфу, пробежался пальцами по струнам. Он не мог осуждать
господина. И обсуждать с кем бы то ни было его поступки. Но вот вчера
он был на коне... Победителем. А сегодня он хладный труп. Убитый
собственным сыном... Взлет и паденье. Любой взлет чреват паденьем,
после которого не взлетишь. И рассчитывать на упокоение в раю нет
причин... И на добрую память потомков - одним движением зачеркнута
славная жизнь. Но кто знал доподлинно жизнь Пенландриса, его душу,
его далеко простирающиеся планы? Катифен, доверенный короля, почти
друг, порывов Пенландриса и глубинных мотивов его действий не знал. И
не осуждал своего господина - в случае успеха задуманного дерзкого
плана... В пору было закружиться самой трезвой голове - победителей
не судят, некому. Король Пенландрис состоял в родстве почти со всеми
знатными семьями бриттов, в том числе и с семейством Пендрагонов... Да
дело, наверное, не в этом. По нескольким случайным фразам, Катифен мог
судить, что Пенландрис сильно озабочен будущим Родины. Он любил
Британию не меньше Пендрагона или графа Маридунского, но видел то, что
было скрыто от них... И пошел на предательство, подвергая Родину
опасности захвата саксонцами, чтобы избежать опасности куда более
грозной. Но была ли такая опасность в действительности, или
Пенландрис лишь вообразил ее себе, чтобы оправдать в собственных
глазах предательство - сэр Катифен не знал. И теперь уже не узнает
никогда...
Сэр Катифен хотел спеть мертвому господину на прощание его любимую
песню о единении и борьбе рыцаря Света и рыцаря Тьмы, даже начал
наигрывать мотив. Но совершенно неожиданно для себя самого, запел
совсем другую балладу, ту, которую они с королем слышали, путешествуя
десять лет назад по далекой-далекой Индии. Мелодичная песня очень
понравилась Пенландрису, но король почему-то запретил ее петь своему
вассалу. Час баллады настал.
Сэр Катифен пел своим проникновенным голосом во всю силу, вкладывая
в каждое слово душу и сердце - он пел в последний раз:
Слон в загоне не спал восемь суток кряду,
Лбом искал слабину в каменной стене,
Слон ревел - проклинал хитрую засаду
И собратьев-рабов с грузом на спине.
И явился тогда человек со шрамом,
Посмотрел на слона, хмыкнул и сказал:
"Среди всех боевых - этот будет самым,
Кто ж такого сдает на лесоповал?"
Вот он - слон боевой в пурпурной попоне,
Смертный ужас врагов в кольчатой броне,
Он бои завершал яростной погоней
И слагали певцы песни о слоне.
Но настала пора - в день сухой и пыльный,
Возглавляя парад доблестных полков,
Слон споткнулся в пыли, затрубил бессильно,
Слон не смог удержать тяжести клинков.
И сказал человек в златотканной дхоти:
"Тот, передний, навряд годен для войны!
Уберите его. Как вы не поймете,
Что в бою мне нужны сильные слоны?"
Был поставлен другой впереди колонны,
А к слону подскакал воин на коне,
В бок кольнул - мол, шагай! -
И погнал к загону, где носили слоны бревна на спине.
Там стоял человек с плеткою витою.
Посмотрел свысока, потен и устал.
"Боевой... Да к тому ж, вышедший из строя.
Кто ж такого возьмет на лесоповал?"
...Слон стоял и стонал человечьим стоном,
Облепила мушня рану на боку.
Боевые слоны, алые попоны,
Протрубили вдали плач по старику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195