друзей-еди-
номышленников внутри кружка, учителя среди группы учеников. Устная фило-
софская беседа-проповедь - диатриба - оставалась живым жанром на протя-
жении многих столетий, - прежде всего как "низовой жанр", в устах тех
кинических и стоических проповедников, которые обращались к толпе бедня-
ков и рабов на улице, на площади. Мало того, этот жанр с его ориентацией
на жизненные примеры, на легко запоминающиеся сентенции вместо сложной
логики, с его доверительной интонацией оказался не только весьма живуч,
но и агрессивен. "Пересекая жанровые перегородки, по всей литературе
эпохи ранней империи проходит влияние ... диатрибы. Форма диатрибы, вы-
шедшая из рук киников... и ставшая к этому времени универсальной формой
популярного моралистического философствования, оказывается надолго важ-
нейшим ферментом всего литературного развития в целом: ареал усвоения
приемов диатрибы простирается от римской сатиры до раннехристианской
проповеди. Родовые черты диатрибы - установка на критическое отношение к
миру, стремление к острой постановке радикальных этических вопросов и к
бескомпромиссному их решению, перевес откровенной дидактичности над про-
чими элементами литературного целого... напряженная и суховатая, но в то
же время живая и раскованная интонация, обыгрывание живого "присутствия"
оппонирующего автору слушателя (читателя) - все это в своей совокупности
определяет лицо целой историко-литературной эпохи"43. Собственно, каждая
из перечисленных исследователем черт может быть легко замечена в
"Письмах к Луцилию": ведь форма, избранная Сенекой - письмо, будучи и в
житейской практике заменой непосредственной беседы, в литературе оказы-
вается естественной ее ипостасью.
Поучающие и советующие письма писали еще Платон и Исократ, однако
именно для эллинистической философии письмо стало важнейшим жанром. Мы
знаем о существовании писем киника Кратета; однако истинным классиком
этого жанра был Эпикур. Правда, мы не можем судить, были ли письма Эпи-
кура, адресованные его ученикам, предназначены самим автором для расп-
ространения и публикации, но как бы то ни было, эти письма были "литера-
турным фактом" - и именно с той функцией, о которой - применительно к
другой эпохе - говорил Ю. Тынянов: письмо становится жанром литературы,
когда нужно подчеркнуть неофициальность, интимность высказывания в про-
тивовес закрепленным в литературе высоким жанрам44. После Эпикура "фило-
софические письма" писали его ученики, из стоиков наверняка - Панэтий и
Посидоний. Все эти письма утрачены, и судить о степени их влияния на Се-
неку невозможно. Но одно можно сказать твердо: за "Письмами к Луцилию"
стоит большая литературная традиция, и Сенека, обращаясь к другу, в то
же время вполне осознанно создавал литературное произведение.
Сенека сам разбирает вопрос о том, каким следует быть поучению фило-
софа. По его мнению, оно должно быть доступным (без чрезмерных тонкос-
тей), легко запоминающимся (чему немало способствует стихотворный раз-
мер), но главное - "поражающим душу". Эмоциональное воздействие - вот
главное средство философа-наставника: "Донимай их (слушателей), жми,
тесни, отбросив всяческие умозренья, и тонкости, и прочие забавы беспо-
лезного умствования. Говори против алчности, говори против роскоши, а
когда покажется, что польза есть, что души слушателей затронуты, наседай
еще сильнее" (п. CVIII, 12).
Но античность обладала уже богатым запасом приемов такого воз-
действия. Его накопила риторика. Античные теоретики даже выделяли "сим-
булевтический" ("убеждающий") род ораторской прозы. Само собой понятно,
что и в своих письмах, которые относятся к убеждающему роду, Сенека,
прошедший хорошую школу риторики, увлеченный ею как таковой (вспомним
хотя бы письма С, CXIV), воспользовался всеми выработанными ею средства-
ми воздействия. Из них Сенека предпочитает, пожалуй, два: антитезу и
"метаболу" - смену тона. Эффектные противопоставления то и дело подчер-
кивают контрастность мира, несоответствие его реальности той норме, ко-
торая проповедуется. А метабола - изящный переход от живо изображенного
"примера" к эмфатической морализующей декламации по его поводу, от иро-
нии к негодованию, от рассказа к поучению - не позволяет читателю пресы-
титься повторениями, многократными подходами к одному выводу, воз-
действует на чувство, - чего и искал Сенека. При этом, несмотря на бо-
гатство интонаций, в своем слоге Сенека отдает дань риторической моде на
короткие, "рубленые" фразы45, что, впрочем, не только создает единство
стиля, но служит и более важным целям.
При всем этом неверно видеть в Сенеке только "ритора от философии": в
его разработке жанра "поучающего письма" есть свои особенности, и они
куда интереснее и важнее для понимания "Писем", чем их риторическое оде-
яние. Первую из этих особенностей не назовешь иначе, как разомкнутостью.
Прежде всего, подобно подлинным письмам, они разомкнуты в жизнь- Сенека
заботливо и искусно стилизует это свойство. Он как бы и не собирается
рассуждать, а только сообщает другу о себе: о своей болезни, об очеред-
ной поездке, встрече с тем или иным знакомым. Так главным примером в
системе нравственных правил становится сам "отправитель писем", а это
придает увещаньям убедительность пережитого опыта.
Иногда Сенека отвечает на вопросы Луцилия, - и это позволяет ему без
видимой логической связи с предыдущим ввести новую тему. Точно так же
естественно входит в письмо любое жизненное событие: горе Либералиса
после пожара Лугдунской колонии, цирковые игры, посещение лекции филосо-
фа или усадьбы Сципиона. И любое может стать поводом, отправной точкой
для рассужденья.
Во-вторых, письма разомкнуты и формально. Редко какое из них посвяще-
но одной теме. Чаще Сенека переходит от темы к теме, потом как бы спох-
ватывается: "Вернемся к нашему предмету", - потом вновь отвлекается, ис-
кусно поддерживая напряженный интерес читателя. Короткие фразы не выст-
раиваются в периоды, где синтаксическое подчинение ясно обнаруживает ло-
гику причинно-следственных связей. Нередко читатель сам должен восста-
навливать связь, угадывать отсутствующие звенья, - пока наконец, по всем
правилам риторики, броская сентенция не подытожит сказанного и не отме-
тит конец темы. "Сенека не только пытается вывести некую истину логичес-
ки, рационально-наглядным путем, но и дает ей самой по себе ярко сверк-
нуть. Сенека прячет систематичность, отдавая предпочтение увлекательнос-
ти непосредственного озарения перед рациональным пониманием и явно пола-
гая, что первое проникает глубже".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
номышленников внутри кружка, учителя среди группы учеников. Устная фило-
софская беседа-проповедь - диатриба - оставалась живым жанром на протя-
жении многих столетий, - прежде всего как "низовой жанр", в устах тех
кинических и стоических проповедников, которые обращались к толпе бедня-
ков и рабов на улице, на площади. Мало того, этот жанр с его ориентацией
на жизненные примеры, на легко запоминающиеся сентенции вместо сложной
логики, с его доверительной интонацией оказался не только весьма живуч,
но и агрессивен. "Пересекая жанровые перегородки, по всей литературе
эпохи ранней империи проходит влияние ... диатрибы. Форма диатрибы, вы-
шедшая из рук киников... и ставшая к этому времени универсальной формой
популярного моралистического философствования, оказывается надолго важ-
нейшим ферментом всего литературного развития в целом: ареал усвоения
приемов диатрибы простирается от римской сатиры до раннехристианской
проповеди. Родовые черты диатрибы - установка на критическое отношение к
миру, стремление к острой постановке радикальных этических вопросов и к
бескомпромиссному их решению, перевес откровенной дидактичности над про-
чими элементами литературного целого... напряженная и суховатая, но в то
же время живая и раскованная интонация, обыгрывание живого "присутствия"
оппонирующего автору слушателя (читателя) - все это в своей совокупности
определяет лицо целой историко-литературной эпохи"43. Собственно, каждая
из перечисленных исследователем черт может быть легко замечена в
"Письмах к Луцилию": ведь форма, избранная Сенекой - письмо, будучи и в
житейской практике заменой непосредственной беседы, в литературе оказы-
вается естественной ее ипостасью.
Поучающие и советующие письма писали еще Платон и Исократ, однако
именно для эллинистической философии письмо стало важнейшим жанром. Мы
знаем о существовании писем киника Кратета; однако истинным классиком
этого жанра был Эпикур. Правда, мы не можем судить, были ли письма Эпи-
кура, адресованные его ученикам, предназначены самим автором для расп-
ространения и публикации, но как бы то ни было, эти письма были "литера-
турным фактом" - и именно с той функцией, о которой - применительно к
другой эпохе - говорил Ю. Тынянов: письмо становится жанром литературы,
когда нужно подчеркнуть неофициальность, интимность высказывания в про-
тивовес закрепленным в литературе высоким жанрам44. После Эпикура "фило-
софические письма" писали его ученики, из стоиков наверняка - Панэтий и
Посидоний. Все эти письма утрачены, и судить о степени их влияния на Се-
неку невозможно. Но одно можно сказать твердо: за "Письмами к Луцилию"
стоит большая литературная традиция, и Сенека, обращаясь к другу, в то
же время вполне осознанно создавал литературное произведение.
Сенека сам разбирает вопрос о том, каким следует быть поучению фило-
софа. По его мнению, оно должно быть доступным (без чрезмерных тонкос-
тей), легко запоминающимся (чему немало способствует стихотворный раз-
мер), но главное - "поражающим душу". Эмоциональное воздействие - вот
главное средство философа-наставника: "Донимай их (слушателей), жми,
тесни, отбросив всяческие умозренья, и тонкости, и прочие забавы беспо-
лезного умствования. Говори против алчности, говори против роскоши, а
когда покажется, что польза есть, что души слушателей затронуты, наседай
еще сильнее" (п. CVIII, 12).
Но античность обладала уже богатым запасом приемов такого воз-
действия. Его накопила риторика. Античные теоретики даже выделяли "сим-
булевтический" ("убеждающий") род ораторской прозы. Само собой понятно,
что и в своих письмах, которые относятся к убеждающему роду, Сенека,
прошедший хорошую школу риторики, увлеченный ею как таковой (вспомним
хотя бы письма С, CXIV), воспользовался всеми выработанными ею средства-
ми воздействия. Из них Сенека предпочитает, пожалуй, два: антитезу и
"метаболу" - смену тона. Эффектные противопоставления то и дело подчер-
кивают контрастность мира, несоответствие его реальности той норме, ко-
торая проповедуется. А метабола - изящный переход от живо изображенного
"примера" к эмфатической морализующей декламации по его поводу, от иро-
нии к негодованию, от рассказа к поучению - не позволяет читателю пресы-
титься повторениями, многократными подходами к одному выводу, воз-
действует на чувство, - чего и искал Сенека. При этом, несмотря на бо-
гатство интонаций, в своем слоге Сенека отдает дань риторической моде на
короткие, "рубленые" фразы45, что, впрочем, не только создает единство
стиля, но служит и более важным целям.
При всем этом неверно видеть в Сенеке только "ритора от философии": в
его разработке жанра "поучающего письма" есть свои особенности, и они
куда интереснее и важнее для понимания "Писем", чем их риторическое оде-
яние. Первую из этих особенностей не назовешь иначе, как разомкнутостью.
Прежде всего, подобно подлинным письмам, они разомкнуты в жизнь- Сенека
заботливо и искусно стилизует это свойство. Он как бы и не собирается
рассуждать, а только сообщает другу о себе: о своей болезни, об очеред-
ной поездке, встрече с тем или иным знакомым. Так главным примером в
системе нравственных правил становится сам "отправитель писем", а это
придает увещаньям убедительность пережитого опыта.
Иногда Сенека отвечает на вопросы Луцилия, - и это позволяет ему без
видимой логической связи с предыдущим ввести новую тему. Точно так же
естественно входит в письмо любое жизненное событие: горе Либералиса
после пожара Лугдунской колонии, цирковые игры, посещение лекции филосо-
фа или усадьбы Сципиона. И любое может стать поводом, отправной точкой
для рассужденья.
Во-вторых, письма разомкнуты и формально. Редко какое из них посвяще-
но одной теме. Чаще Сенека переходит от темы к теме, потом как бы спох-
ватывается: "Вернемся к нашему предмету", - потом вновь отвлекается, ис-
кусно поддерживая напряженный интерес читателя. Короткие фразы не выст-
раиваются в периоды, где синтаксическое подчинение ясно обнаруживает ло-
гику причинно-следственных связей. Нередко читатель сам должен восста-
навливать связь, угадывать отсутствующие звенья, - пока наконец, по всем
правилам риторики, броская сентенция не подытожит сказанного и не отме-
тит конец темы. "Сенека не только пытается вывести некую истину логичес-
ки, рационально-наглядным путем, но и дает ей самой по себе ярко сверк-
нуть. Сенека прячет систематичность, отдавая предпочтение увлекательнос-
ти непосредственного озарения перед рациональным пониманием и явно пола-
гая, что первое проникает глубже".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166