ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Но разве не больше подобает мужу
даже чрезмерная твердость? Избалованные боятся смерти - и делают свою
жизнь подобной ей. А ведь лежать, отдыхая, и лежать в могиле - не одно и
то же! - (3) Ты скажешь: "Да не лучше ли лежать хотя бы так, чем вер-
теться в водовороте дел?" - И то и другое гибельно - и судорога, и
столбняк. По-моему, труп и тот, что лежит в благовониях, и тот, который
волокут крюком '. Досуг без занятий науками - смерть и погребенье зажи-
во. (4) Что пользы уединиться? Как будто поводы для тревог не погонятся
за нами и через моря! В какое убежище не проникнет страх смерти? За ка-
кими стенами, в каких подземельях можно жить так спокойно, чтобы не бо-
яться боли? Где бы ты ни скрылся, вокруг будет шуметь человеческое зло.
Много его вне нас, и оно ходит вокруг, чтобы обмануть, чтобы настигнуть,
много и в нас самих, и оно бушует даже среди одиночества.
(5) Нужно возвести вокруг несокрушимую стену философии, которую фор-
туна, сколько бы ни била осадными орудиями, не возьмет никогда. В недо-
сягаемом месте та душа, что покинула все внешнее и отстаивает свою сво-
боду в собственной крепости: никакое копье до нее не долетит. У фортуны
руки не так длинны, как мы думаем: ей не схватить никого, кроме тех, кто
льнет к ней. (6) Так будем держаться от нее как можно дальше - это
удастся сделать, только познав и себя, и природу. Пусть каждый знает,
куда он идет и откуда взялся, что для него хорошо, что плохо, чего он
ищет и чего избегает, что есть разум, отличающий то, к чему должно стре-
миться, от того, чего следует бежать, укрощающий безумие желаний и сми-
ряющий жестокость страхов. (7) Некоторые думают, что они подавили все
это и без философии. Но когда живших безопасно испытает какое-нибудь
бедствие, тогда и будет вырвано у них позднее признанье. Громкие слова
уйдут из головы, когда пытатель потребует протянуть руку, когда смерть
придвинется ближе. Тогда можно сказать: Легко тебе было издалека бросать
вызов бедам! Вот боль, которую ты объявлял терпимой! Вот смерть, против
которой ты произносил мужественные речи! Свистят бичи, блещет клинок.
Вот теперь-то нужна и отвага, и твердое сердце! 2
(8) А сделает его твердым неустанное размышление, если только ты бу-
дешь упражнять не язык, но душу и готовить себя к смерти, - а сил и му-
жества противостоять ей не даст тебе тот, кто словесными ухищрениями по-
пытается убедить тебя, будто смерть не есть зло. Право, Луцилий, лучший
из людей, приятно посмеяться над этими греческими глупостями, которые я,
к моему собственному удивленью, еще не выбросил из головы.
(9) Наш Зенон прибегает к такому умозаключению: "Зло не может быть
славным, смерть бывает славной, значит, смерть не есть зло". - Ты своего
добился - избавил меня от страха! После таких слов я не поколеблюсь
склонить голову под меч. Но не угодно ли тебе говорить серьезнее и не
смешить идущего на смерть? Не легко сказать, кто глупее - тот ли, кто
верит, будто такой уловкой погасил страх смерти, или тот, кто пытается
ее распутать, словно это не чистое празднословие. (10) Ведь сам Зенон
предложил противоположную уловку, основанную на том, что смерть мы при-
числяем к вещам безразличным (греки их называют ййьасвоэа). "Безразлич-
ное, - говорит он, - не бывает славным, смерть бывает славной, значит,
смерть не безразлична". Видишь, к чему украдкой ведет эта уловка. Не
смерть бывает славной, а мужественная смерть. Когда ты говоришь: "без-
различное не бывает славным", я соглашусь с тобой в том смысле, что
славным бывает только связанное с безразличным. Я утверждаю, что безраз-
личное (то есть ни хорошее, ни плохое) - это и недуг, и боль, и бед-
ность, и ссылка, и смерть. (11) Само по себе все это славным не бывает,
но и без этого нет ничего славного: хвалят не бедность, а того, кого она
не покорила, не согнула, хвалят не ссылку, а того, кто, отправляясь в
ссылку, не горевал3, хвалят не боль, а того, кого боль ни к чему не при-
нудила; никто не хвалит смерть - хвалят того, у кого смерть отняла душу,
так и не взволновав ее. (12) Все это само по себе не может быть ни чест-
ным, ни славным; но к чему приблизилась и прикоснулась добродетель, то
она делает и честным, и славным. Эти вещи стоят как бы посредине, и все
дело в том, что приложит к ним руку - злонравие или добродетель. Смерть,
у Катона славная, у Брута4 становится жалкой и постыдной. Ведь это тот
Брут, который перед смертью искал отсрочек, вышел, чтобы облегчить жи-
вот, а когда его позвали и велели склонить голову под меч, сказал: "Сде-
лаю это, клянусь жизнью!" - Какое безумие - бежать, когда отступать уже
некуда! "Сделаю это, клянусь жизнью!" Чуть было не прибавил: "жизнью хо-
тя бы и под Антонием". Право, он заслужил, чтобы его предали жизни!
(13) Но, как я сказал вначале, ты видишь, что сама смерть - не добро
и не зло: Катону она послужила к чести, Бруту - к позору. Любая вещь,
пусть в ней нет ничего прекрасного, становится прекрасной вкупе с добро-
детелью. Мы говорим: спальня светлая; но она же ночью становится темной;
день наполняет ее светом, ночь его отнимает. (14) Так и всему, что мы
называем "безразличным" и "стоящим посредине": богатствам, могуществу,
красоте, почестям, царской власти, и наоборот - смерти, ссылке, нездо-
ровью, страданиям, и всему, чего мы больше или меньше боимся, дает имя
добра или зла злонравие либо добродетель. Кусок железа сам по себе не
горяч и не холоден, но в кузнечной печи он раскаляется, в воде остывает.
Смерть становится честной благодаря тому, что честно само по себе: доб-
родетели и душе, презирающей все внешнее.
(15) Но и то, Луцилий, что мы называем "средним", не одинаково: ведь
смерть не так безразлична, как то, четное или нечетное число волос рас-
тет на голове. Смерть - не зло, но имеет обличье зла. Есть в нас любовь
к себе, и врожденная воля к самосохранению, и неприятие уничтоженья; по-
тому и кажется, что смерть лишает нас многих благ и уводит от всего, к
чему мы привыкли. И вот чем еще отпугивает нас смерть: здешнее нам из-
вестно, а каково то, к чему все перейдут, мы не знаем и страшимся неве-
домого. И страх перед мраком, в который, как люди верят, погрузит нас
смерть, естествен. (16) Так что даже если смерть и принадлежит к вещам
безразличным, пренебречь ею не так легко: нужно закалять дух долгими уп-
ражнениями, чтобы вынести ее вид и приход. Презирать смерть больше долж-
но, чем принято: слишком много насчет нее суеверий, слишком много даро-
витых людей состязалось, как бы пуще ее обесславить; изобразили и преис-
поднюю темницу, и край, угнетаемый вечным мраком, и огромного
пса, что Орк охраняет, -
Лежа на груде костей, обглоданных в гроте кровавом,
Вечно лаем своим он бескровные тени пугает,8
А если ты даже и убедишься, что все это сказка и усопших ничего не
ждет из того, что внушало им ужас, - подкрадывается новая боязнь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166