- А в английских фильмах немцы, наоборот, очень умные,- сказал Флеминг. -
И что из этого следует?
- Следует то, что вам надлежит сидеть тихо, но не позволять себя убить.
Вы еще понадобитесь человечеству.
- Я уже замечал, что вы изумительно уходите от ответов.
- Да? Не замечал: Господи, Ян, мы в окружении, а в окружении есть лишь
две тактики: не обнаруживать себя до последнего или появляться ниоткуда. Но
второе требует специфического опыта. У меня он есть.
- Слушайте, Бонд: Допустим, мы будем сидеть очень тихо: и все-таки нас
здесь нащупают. Должны нащупать. И мы будем держаться: сколько?
Допустим, у врага не будет новых сюрпризов для нас:- он кивнул на дверь,
в которую въехал маленький поезд.- Но патроны имеют свойство рано или
поздно кончаться:
Я помолчал. Флеминг был прав.
- Я не могу отдать вам прямой приказ, Ян. Судя по всему, эти штуки,- я
показал на уложенные в гнезда металлические чушки, - и есть то самое
сверхоружие.
Атомные бомбы, может быть.
- Значит, штурм будет жесточайшим: Что мне с ними делать? Есть ли способ
их: испортить? Взорвать?
- Не знаю, Ян. Но - постараюсь узнать. Остальное - на ваше усмотрение.
- Бонд! Вы не должны: в такой ответственный момент:
- При возвращении я постучу вот так,- я показал: тук, тук, тук-тук.
Нас вывезло в длинный низкий ангар, где в два ряда, носами навстречу друг
другу, стояли небольшие безмоторные самолеты странной формы. На спине
каждого, ближе к хвосту, лежали толстые трубы.
- Мать моя женщина:- тихо сказал Филя.- Так это же "Фау-1". Мы их в
Пенемюнде сотни две целыми взяли.
- Которыми Лондон обстреливали? - решил уточнить я.
- Так точно.
Я внезапно понял, что мы говорим по-русски. Пока ехали, Филя отчитывался
о своем боевом пути в стиле американской казармы, а тут - на тебе:
- Конь в пальто скачет,- объявил Филя.
Между самолетами неслось нечто в комбинезоне и с черным от машинной грязи
лицом.
- Я приказал что? Я приказал прибыть Первому и Второму, гром, молния и
четыре свиньи вам в жопу! Вы кто такие?
Я поднялся с сиденья и одним движением плеча скинул плащ.
Явление генеральского мундира по эффекту могло быть сравнимо разве что с
ударом конского копыта в лоб. Существо в комбинезоне повисло в воздухе,
хватаясь не то за кобуру, не то за сердце.
- Болван,- сказал я. - Нет, вы хуже болвана: вы паникер. Вы намеревались
израсходовать оружие возмездия на отражение мелкой неприятельской атаки.
Расстрелять,- кивнул я Филе.
Как-то очень внезапно мы оказались в молчаливом полукольце людей в таких
же грязных комбинезонах и с понурыми физиономиями давно и безнадежно
бастующих английских шахтеров.
- Я: исполнял приказание:- выдавил из себя приговоренный.
- Нюрнбергский трибунал признал, что исполнение преступного приказа не
является смягчающим обстоятельством для подчиненного,- сказал я.- Всем
разойтись по местам. Унтершарфюрер, исполняйте.
Филя взял приговоренного за шиворот и вынул из его кобуры "вальтер".
Тут под потолком захрипел динамик, и до боли знакомый пронзительный голос
завопил:
- Веркау, что вы там копаетесь? Эскадра уже миновала второй пост!
- Разрешите связаться с начальством, бригадефюрер? - чумазый Веркау
почуял возможность избежать расстрела за преступление, которого не
совершал. - Это директор! Это он приказал! Он меня и после смерти:
- Солдаты! - вскричал я. - В то время как ваши братья в горах Тироля
ведут неравную борьбу с жидо-большевистскими полчищами и примкнувшими к ним
финансовыми олигархиями, вы, окопавшись в безопасной и уютной Антарктиде,
ковали оружие возмездия! И вот в решающий час, когда осталось всего лишь
нанести последний решающий удар по врагу, поразив его в самое его ядовитое
сердце, паникеры в штабе, пользуясь болезнью фюрера, готовы пожертвовать
всем ради спасения своих жалких потрохов, за которые в базарный день
последний нищий не даст и двух пфеннигов! Это измена! Но мы знаем, как
следует поступать с изменниками! Они будут повешены на собственных кишках,
а вокруг будут летать окровавленные чайки и кричать: "Смерть предателям!
Смерть негодяям!" Боже, подумал я, а ведь когда-то я был поэт:
Окровавленные чайки: надо же:
- Веркау, - сказал я очень тихо. - У вас есть последняя возможность
искупить вину перед Отечеством. Унтершарфюрер, верните ему оружие.
- Что происходит, Веркау?! - завизжал из-под потолка Зеботтендорф, но
Филя поднял ствол "шмайсера" и разнес динамик в мелкую пыль. Грохот очереди
всех вдохновил.
Мы неслись по коридорам, обрастая новыми воруженными людьми.
Воодушевленный Веркау, у которого даже из-под толстого слоя солидола на
лице проступал нездоровый лиловый румянец, бежал впереди. Я незаметно
замедлял шаг, позволяя обгонять себя, покуда мы с Филей не оказались в
арьергарде.
- Налево, - сквозь зубы сказал я ему.
Неосвещеная штольня уходила слегка вниз. Шагах в тридцати от входа она
была перегорожена легким щитом с калиткой. Я отворил ее потихоньку, и мы
вошли в темное холодное пространство.
Лучи фонарей уперлись в матовую черную стену.
Наверное, так крот воспринимает штык лопаты, вонзившейся в почву и
перегородивший спасительный туннель.
- Тупичок,- сказал Филя.- Надо бы назад выгребаться, командир.
- Покурим сначала,- сказал я. - Дадим кризису развиться.
- Если что, - сказал Филя,- можно и как в замке Норенберг. Главное -
чтобы за спиной никого живого не оставалось:
- Посмотрим, - сказал я, доставая портсигар.
Вдали ударили выстрелы, а через несколько секунд у входа в туннель
послышались возбужденные голоса и отрывистые команды.
- Покурили,- сказал Филя и щелкнул зажигалкой. В две затяжки он всосал в
себя "верблюдину" и взялся за автомат.- Главное, командир - никого за
спиной:
И тут именно за спиной раздалось негромкое покашливание.
Мы разом обернулись. Ледяная корочка, покрывавшая нижнюю часть
базальтовой стены, трескалась и осыпалась. Над полом загорелась и начала
расширяться яркая полоска:
Кто-то медленно вынимал лопату.
Было уже совсем не до голосов по ту сторону калитки. Происходило нечто: Я
почему-то ощутил себя куском стекла, по краю которого водили смычком.
Задвижка поднялась до половины нашего человеческого роста. Свет из-под
нее казался металлическим, ртутным.
- Холодно там,- сказал Филя.
Только сейчас я почувствовал студеность - но не ту, полярную, которую всю
жизнь ненавидел, а запредельную, то ли космическую, то ли хтоническую,
подобную той, что дышала из бездны, над которой мы проходили в ритуале
посвящения.
Я присел и чуть не упал. По ту сторону расстилалась чужая земля! Не то
чтобы какая-то деталь говорила об этом - нет, здесь все было совершенно
нечеловеческое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145