Теперь надо было успеть подобрать кейс - там были все мои
документы - и куда-то нырнуть:
И мы успели и подобрать, и нырнуть, и уже сквозь стекло дверей бывшего
"Мюра и Мерилиза" я успел увидеть подъехавшую "скорую":
У нас было минут десять, чтобы скрыться.
- Ты кто? - дрожа, спросила она.
- Дубровский,- огрызнулся я. - Молчи и не отставай.
Я свернул на вонючую лестницу, ведущую вниз. Там были сортиры. К Играм их
вычистили, но запах убить не смогли. И еще там была курилка. Пустая.
Я открыл кейс. Футболка с медведем: козырек от солнца: помада:
достаточо.
- Переодевайся. Мигом. Я отвернусь.
- Да кто ты такой, чтобы?.. - она задохнулась.
- Потом я тебе все объясню. Главное - выйти отсюда.
- Мне уже все равно не выйти:
- Это ты брось. Так не бывает.
- Там: там мои плакаты остались: листовки:
- О, Господи,- сказал я. - Какая ерунда. Передевайся и пошли.
- Ку:да?
- Там видно будет, - я отвернулся.
- Го:това:- буквально через секунду сказала она.
Я оглянулся. Вместо народоволки передо мной стояла "девочка с окраины" в
мини-платье (оно же макси-майка), с ярким ртом, в залихвастски надвинутой
матерчатой кепочке.
- Хорошо, - одобрил я. - Старое платье мне.
Она послушно подала.
Я скомкал его, унес в мужской туалет и, встав на унитаз, запихал в бачок.
Найдут, но не сразу. Вернулся. Она ждала. На лице ее проступало
недоумение.
- Теперь слушай меня внимательно. Сейчас я беру тебя под руку, и мы
медленно и очень спокойно выходим отсюда и идем туда, куда нам надо. Твоя
задача - ни на кого не смотреть. Как женщина Востока. Постарайся глубоко
задуматься о чем-то. Например, о том, кто я такой. Задача ясна?
- Да, но: зачем все это?
- Поговорим вечером. Давай руку, и пошли. Медленно и печально:
Именно так, медленно и печально, как и полагается ходить под "серой
вуалью", мы миновали спускавшихся нам навстречу двух милиционеров, с трудом
понимавших, чего от них добиваются товарищи чекисты. Сами же чекисты стояли
на галереях и мостиках, высматривая девушку в бальном платье и мужика,
которого никто толком запомнить не сумел, но судя по итогу боя - горилла:
Не забывали они при этом и принюхиваться к покупателям, отчего вид у них
делался совершенно идиотский:
В дверях их стояло человек шесть. Моя спутница напряглась, но -
продолжала идти. И потом, когда и ГУМ, и здание Английского клуба остались
позади, когда мы спустились в неожиданную прохладу бесконечно длинного
подземного перехода, она вдруг задрожала - по-настоящему. Я обхватил ее за
талию:
- Держись, воительница. Скоро привал.
Никем не гонимые, мы спустились в метро. Бабка-контролерша прошипела
ядовито в спину:
- Вси равно он на тебе, деушка, не женится, мышиный жеребчик:
История моей новой знакомой была уникальна, но проста. До нынешнего
февраля семья их была по-настоящему счастливой, несмотря на частые переезды
и гарнизонный уют. Отец, полковник ВДВ, брат, лейтенант тех же войск, мать,
жена офицера, то есть - на все руки, и она, Аннушка. С позапрошлого года -
студентка института Герцена:
Все рухнуло в один день, когда, получив сразу два цинковых гроба, упала и
больше не встала мать. Аннушка прилетела в Читу на тройные похороны и вдруг
узнала, что осталась не только сиротой, но и бездомной: в квартиру уже
вселялись другие:
Она не помнила, как прожила эти полгода. Сегодня утром, проснувшись в
комнате общежития, она написала десяток листовок, потом спустилась в
хозяйственный магазин, купила шесть бутылок растворителя, слила их в одну
банку, надела свое лучшее платье, сунула за пазуху отцовскую зажигалку
"данхилл" и пошла на Красную площадь.
Я покрутил зажигалку в пальцах. Щелкнул. Огонек был слабый. Газ почти
кончился.
В каком бы состоянии аффекта не находилась женщина, она всегда действует
рационально. Именно сегодня вся московская милиция, не задействованная на
Играх, занималась похоронами Высоцкого. Там же была и Лубянка:
Только поэтому ее перехватили уже у самой цели.
А ведь могли и не перехватить:
Внезапно она уснула прямо на коминтовом диване: сидела и уснула. Я
прикрыл ее простыней и отошел к окну - покурить. Еще долго не стемнеет:
Откуда-то снизу пел Высоцкий: ":но с неба скатилась шальная звезда - прямо
под сердце:" И у самого Коминта было два десятка бобин с записями. Но я не
знал, как включается его допотопный магнитофон.
14.
Историческаяя драма сыграна, и остался один еще эпилог, который, впрочем,
как у Ибсена, может сам растянуться на пять актов. Но содержание их, в
существе дела, заранее известно.
Владимир Соловьев
Коминта похоронили в Ехегнадзоре. За годы войны здесь научились не
спрашивать об обстоятельствах явно насильственных смертей.
На кладбище Надежда подошла к Николаю Степановичу, обняла неловко и
заплакала - впервые за эти дни: Ашхен же сказала, подбоченясь и выставив
вперед ногу: "Я всегда говорила, что вот этим все и кончится!" - как будто
речь шла не более чем о визите в вытрезвитель. Потом она хлопотала
деловито, лишь изредка замирая и наклоняя голову - будто прислушиваясь к
незримому суфлеру:
Индейцы были строги. Семен и Саша присматривали за ними со стороны, и к
этому следовало привыкать. Ко многому следовало теперь привыкать: А может,
и не только привыкать - если учесть взгляды, бросаемые Тиграном на Надежду.
Как все цвело вокруг!..
- В красивом месте будет лежать:- с завистью сказал Тигран.
Опять Москва?..
Опять Москва.
Все возвращалось: да, все возвращалось. Как в потоке людей на улице все
чаще попадались лица из давней позапрошлой жизни, из тринадцатого года: Он
стал думать об этом - просто для того, чтобы не думать больше ни о чем. Но
- не помогало:
":День Победы, День Победы, День Победы!.." - у кого-то из соседей
работало радио, а здесь, на экране телевизора с выключенным звуком, Ельцин
выступал на митинге, и за его спиной, перекрещенная лучами прожекторов,
замерла валькирия с мечом, напомнив вдруг собой о странной балладе Отто
Рана.
Спасибо, Отто, подумал Николай Степанович, если бы не ты:
Интересно, что напишет Бортовой? Он уже порывался обсудить кое-какие
детали из жизни крысиной мафии, но его опохмелили, посадили в самолет и
отправили домой.
Ашхен постояла в двери кухни, посмотрела, вздохнула, повернулась:
- Ашхен:
- Сиди уж. Там Светланка плачет, боится.
Ничего не было слышно, ничего, кроме дождя.
- Ашхен, побудь минутку. Я:
Он замолчал.
- Он так хотел, - сказала Ашхен.- Что я могла сделать? Он сам так хотел.
Не казни себя, Коля: Твои уже, наверное, скоро будут на месте. Поезжай.
Час назад позвонил Атсон, сказал, что он и Блазковиц вылетают с Энни и
Стефаном из Чикаго в Миннеаполис, все веселы и здоровы, соскучились:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
документы - и куда-то нырнуть:
И мы успели и подобрать, и нырнуть, и уже сквозь стекло дверей бывшего
"Мюра и Мерилиза" я успел увидеть подъехавшую "скорую":
У нас было минут десять, чтобы скрыться.
- Ты кто? - дрожа, спросила она.
- Дубровский,- огрызнулся я. - Молчи и не отставай.
Я свернул на вонючую лестницу, ведущую вниз. Там были сортиры. К Играм их
вычистили, но запах убить не смогли. И еще там была курилка. Пустая.
Я открыл кейс. Футболка с медведем: козырек от солнца: помада:
достаточо.
- Переодевайся. Мигом. Я отвернусь.
- Да кто ты такой, чтобы?.. - она задохнулась.
- Потом я тебе все объясню. Главное - выйти отсюда.
- Мне уже все равно не выйти:
- Это ты брось. Так не бывает.
- Там: там мои плакаты остались: листовки:
- О, Господи,- сказал я. - Какая ерунда. Передевайся и пошли.
- Ку:да?
- Там видно будет, - я отвернулся.
- Го:това:- буквально через секунду сказала она.
Я оглянулся. Вместо народоволки передо мной стояла "девочка с окраины" в
мини-платье (оно же макси-майка), с ярким ртом, в залихвастски надвинутой
матерчатой кепочке.
- Хорошо, - одобрил я. - Старое платье мне.
Она послушно подала.
Я скомкал его, унес в мужской туалет и, встав на унитаз, запихал в бачок.
Найдут, но не сразу. Вернулся. Она ждала. На лице ее проступало
недоумение.
- Теперь слушай меня внимательно. Сейчас я беру тебя под руку, и мы
медленно и очень спокойно выходим отсюда и идем туда, куда нам надо. Твоя
задача - ни на кого не смотреть. Как женщина Востока. Постарайся глубоко
задуматься о чем-то. Например, о том, кто я такой. Задача ясна?
- Да, но: зачем все это?
- Поговорим вечером. Давай руку, и пошли. Медленно и печально:
Именно так, медленно и печально, как и полагается ходить под "серой
вуалью", мы миновали спускавшихся нам навстречу двух милиционеров, с трудом
понимавших, чего от них добиваются товарищи чекисты. Сами же чекисты стояли
на галереях и мостиках, высматривая девушку в бальном платье и мужика,
которого никто толком запомнить не сумел, но судя по итогу боя - горилла:
Не забывали они при этом и принюхиваться к покупателям, отчего вид у них
делался совершенно идиотский:
В дверях их стояло человек шесть. Моя спутница напряглась, но -
продолжала идти. И потом, когда и ГУМ, и здание Английского клуба остались
позади, когда мы спустились в неожиданную прохладу бесконечно длинного
подземного перехода, она вдруг задрожала - по-настоящему. Я обхватил ее за
талию:
- Держись, воительница. Скоро привал.
Никем не гонимые, мы спустились в метро. Бабка-контролерша прошипела
ядовито в спину:
- Вси равно он на тебе, деушка, не женится, мышиный жеребчик:
История моей новой знакомой была уникальна, но проста. До нынешнего
февраля семья их была по-настоящему счастливой, несмотря на частые переезды
и гарнизонный уют. Отец, полковник ВДВ, брат, лейтенант тех же войск, мать,
жена офицера, то есть - на все руки, и она, Аннушка. С позапрошлого года -
студентка института Герцена:
Все рухнуло в один день, когда, получив сразу два цинковых гроба, упала и
больше не встала мать. Аннушка прилетела в Читу на тройные похороны и вдруг
узнала, что осталась не только сиротой, но и бездомной: в квартиру уже
вселялись другие:
Она не помнила, как прожила эти полгода. Сегодня утром, проснувшись в
комнате общежития, она написала десяток листовок, потом спустилась в
хозяйственный магазин, купила шесть бутылок растворителя, слила их в одну
банку, надела свое лучшее платье, сунула за пазуху отцовскую зажигалку
"данхилл" и пошла на Красную площадь.
Я покрутил зажигалку в пальцах. Щелкнул. Огонек был слабый. Газ почти
кончился.
В каком бы состоянии аффекта не находилась женщина, она всегда действует
рационально. Именно сегодня вся московская милиция, не задействованная на
Играх, занималась похоронами Высоцкого. Там же была и Лубянка:
Только поэтому ее перехватили уже у самой цели.
А ведь могли и не перехватить:
Внезапно она уснула прямо на коминтовом диване: сидела и уснула. Я
прикрыл ее простыней и отошел к окну - покурить. Еще долго не стемнеет:
Откуда-то снизу пел Высоцкий: ":но с неба скатилась шальная звезда - прямо
под сердце:" И у самого Коминта было два десятка бобин с записями. Но я не
знал, как включается его допотопный магнитофон.
14.
Историческаяя драма сыграна, и остался один еще эпилог, который, впрочем,
как у Ибсена, может сам растянуться на пять актов. Но содержание их, в
существе дела, заранее известно.
Владимир Соловьев
Коминта похоронили в Ехегнадзоре. За годы войны здесь научились не
спрашивать об обстоятельствах явно насильственных смертей.
На кладбище Надежда подошла к Николаю Степановичу, обняла неловко и
заплакала - впервые за эти дни: Ашхен же сказала, подбоченясь и выставив
вперед ногу: "Я всегда говорила, что вот этим все и кончится!" - как будто
речь шла не более чем о визите в вытрезвитель. Потом она хлопотала
деловито, лишь изредка замирая и наклоняя голову - будто прислушиваясь к
незримому суфлеру:
Индейцы были строги. Семен и Саша присматривали за ними со стороны, и к
этому следовало привыкать. Ко многому следовало теперь привыкать: А может,
и не только привыкать - если учесть взгляды, бросаемые Тиграном на Надежду.
Как все цвело вокруг!..
- В красивом месте будет лежать:- с завистью сказал Тигран.
Опять Москва?..
Опять Москва.
Все возвращалось: да, все возвращалось. Как в потоке людей на улице все
чаще попадались лица из давней позапрошлой жизни, из тринадцатого года: Он
стал думать об этом - просто для того, чтобы не думать больше ни о чем. Но
- не помогало:
":День Победы, День Победы, День Победы!.." - у кого-то из соседей
работало радио, а здесь, на экране телевизора с выключенным звуком, Ельцин
выступал на митинге, и за его спиной, перекрещенная лучами прожекторов,
замерла валькирия с мечом, напомнив вдруг собой о странной балладе Отто
Рана.
Спасибо, Отто, подумал Николай Степанович, если бы не ты:
Интересно, что напишет Бортовой? Он уже порывался обсудить кое-какие
детали из жизни крысиной мафии, но его опохмелили, посадили в самолет и
отправили домой.
Ашхен постояла в двери кухни, посмотрела, вздохнула, повернулась:
- Ашхен:
- Сиди уж. Там Светланка плачет, боится.
Ничего не было слышно, ничего, кроме дождя.
- Ашхен, побудь минутку. Я:
Он замолчал.
- Он так хотел, - сказала Ашхен.- Что я могла сделать? Он сам так хотел.
Не казни себя, Коля: Твои уже, наверное, скоро будут на месте. Поезжай.
Час назад позвонил Атсон, сказал, что он и Блазковиц вылетают с Энни и
Стефаном из Чикаго в Миннеаполис, все веселы и здоровы, соскучились:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145