После неизбежной гибели чекиста в пламени
им же раздутой искры Сережу поместили в печально знаменитый детдом "Косари"
под Новгородом. Там его - Сережу - переименовали, присвоили гнусную фамилию
Цыпко (ее носил кобель-завхоз, собственных детей иметь не способный, но род
желавший продолжить). Продолжателей рода он пищей не баловал, поскольку был
сторонником радикально-спартанских методов воспитания, а Тарпейской скалы в
окрестностях не было. Когда в результате этих методов Сережа-Коминт остался
один, детдом волей-неволей пришлось закрыть, а несуществующих уже
воспитанников рассредоточить по другим детским и дошкольным учреждениям.
Так Коминт Иванович Цыпко оказался питомцем тридцати четырех детских домов
одновременно. Фактически же он не доехал ни до одного. Никуда не доехал и
сопровождавший его завхоз Цыпко...
Дважды сиротку как-то незаметно подобрали цирковые. Умение малыша
обращаться с колюще-режущими предметами и недетская основательность в
жизненных вопросах восхитили видавших виды артистов. Пожилая чета Донателло
(в миру - Сидоровичи), всю жизнь работавшая ножи и томагавки, усыновила
его. Но фамилию Цыпко он зачем-то попросил ему оставить.
Началась самая светлая пора в его жизни - цирковое ученье. Коминту было
достаточно представить стоящими перед собой кого-нибудь из тех мордастых
ребят, которые приходили сначала за отцом, потом за матерью с бабушкой, а
потом и за ним, чтобы нож или томагавк ложился точно в цель.
Когда Советский Союз, верный союзническим обязательствам, вероломно, без
объявления войны, напал на милитаристскую Японию, Коминт служил в пешей
разведке. Пешком, конечно, не ходили - наступающие войска делали по сто
километров в день. Другое дело, что разведка почти всюду поспевала первой.
Так у Коминта появился великолепный самурайский меч и набор китайских
метательных ножей, а также множество разнообразных сведений об японских
секретных убийцах и шпионах "нинджа".
Полковому особисту очень нравились великие боевые умения молодого
разведчика. Он провел с ним целый ряд проникновенных бесед, открывая
незамысловатые сияющие перспективы смершевской карьеры и особо давя на
любовь к Родине. Неизвестно, как повернулось бы дело, но однажды несчастный
особист был найден бездыханным. Бамбуковая стрелка торчала у него из щетины
затылочной ямки. На похоронах суровый Коминт плакал и клялся отомстить.
Две недели спустя он попал в госпиталь с признаками неизвестного военной
медицине тропического заболевания, а через полгода лечения был списан
вчистую. Надо ли говорить, что болезнь прошла бесследно и без каких-либо
осложнений сразу же за воротами хабаровского госпиталя...
Время с сорок шестого по пятьдесят третий год для многих работников МГБ,
бывшего НКВД, омрачилось, помимо политических, и чисто личными
неприятностями: ни с того ни с сего гибли, попадая под уличный транспорт и
поезда метрополитена им. Л.М.Кагановича, тонули, выпадали из окон,
зарезывались хулиганами, поражались электрическим током и ботулизмом их
любимые собаки, женщины, жены, дети, родители, братья и сестры. Так,
следователь Долгушин Петр Романович лишился последовательно всех
родственников, любовниц и коллекции певчих птиц, после чего сам наложил на
себя руки (правда, довольно странным и редким способом)... Сменяющие друг
друга на боевом посту следователи пытались вывести систему этих умертвий,
раскрыть неведомую могущественную террористическую организацию, через
разветвленную (внутреннюю и зарубежную) агентуру выйти на жестоких
таинственных убийц - но тщетно. Коминт же в это время весело колесил по
стране, ставил новые номера, женился на дочке фокусника-манипулятора
Асрияна и сделал ее своей бессменной партнершей...
Так продолжалось до нечаянной встречи его с Николаем Степановичем
Тихоновым. После этого полоса таинственных убийств внезапно прекратилась, и
следователи пришли к неизбежному выводу, что убийца найден. Или помер. А
знаменитый муровец Щеглов просто махнул покалеченной трехпалой рукой и
сказал мрачно: "Выгорел материал..."
Сидели, по давнему обыкновению, на кухне, потому что в столовой было
шумно и небезопасно: внуки осваивали томагавки. Пили ситро.
- ...позвонила с аэровокзала, еле нашла жетон, сказала, что падает, что
вызывали "скорую". Сейчас она в Боткине, живая, но тяжелая, не пускают к
ней.
А твои, значит...
- Да, и мои.
- Эх, ввязался ты...
- Да вот, ввязался сдуру. Главное - непонятно, во что. То ли какие-то
черные маги, то ли:
- И что теперь делать?
- А что делать? Будем брать тот дом. В Крыму. Ты и я.
- М-да. Ты хоть знаешь, что там искать?
- Примерно - знаю... Да, в конце концов, хоть дитя вытащим.
- Ну, разве что.
- Тебе мало?
- По самые уши.
- Если повезет - выйдем на что-то большее.
- Моим недобитым бы такое везение.
- Ты пойми, старикашка: первый раз за двадцать восемь лет - будто бы
звоночек оттуда. Первый раз!..
- А может быть, это другое?
- Может. Но даже если и другое:
Коминт помолчал.
- Ладно, - сказал он и вдруг улыбнулся весело и хищно. - Работаем
рекордный трюк. И если не придем на копчик:
- То быть нам королями, - закончил Николай Степанович.
4.
Д'Артаньян по обыкновению произвел выкладку, и у него получилось, что час
равняется шестидесяти минутам, а минута - шестидесяти секундам.
Александр Дюма
Они расположились на базарной площади древнего греческого города
Керкенитида и стали ждать ночь. Облака, просвеченные розовым заходящим
солнцем, очень медленно плыли - слева направо...
Здесь при желании можно было без опаски развести небольшой костер: с
земли огонь в раскопе не будет виден, а сверху смотреть некому, потому что
боги от Земли уже давно и навсегда отвернулись. Дым развеивался бы в
воздухе легким вечерним влажным ветром, а запах его неизбежно заглушила бы
лютая вонь от целебного грязевого озера.
- Давно, видно, тут археологи не бывали, - сказал Коминт.
- Так ведь их сюда и не пустят, - сказал Николай Степанович, - пока в
Киеве не постановят, от кого древние греки произошли: вiд хохлiв чи вiд
москалiв...
- Удивляюсь я, как эти греки тут зимой в хитонах без штанов-то ходили. В
сандалиях на босу ногу.
- Наверное, климат был другой. Князья тьмутараканские охотились с
гепардами, князя Олега тварь наподобие гюрзы укусила... Впрочем, Макс
Волошин, не к ночи будь помянут, именно в греческом одеянии всю жизнь и
проходил здесь.
- И без штанов? - не поверил Коминт.
- Не знаю, не заглядывал...
Гусар тенью скользил по кромке раскопа, неся боевое охранение.
- Белый он, приметный, - вздохнул Коминт.
- Он когда надо белый, - сказал Николай Степанович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
им же раздутой искры Сережу поместили в печально знаменитый детдом "Косари"
под Новгородом. Там его - Сережу - переименовали, присвоили гнусную фамилию
Цыпко (ее носил кобель-завхоз, собственных детей иметь не способный, но род
желавший продолжить). Продолжателей рода он пищей не баловал, поскольку был
сторонником радикально-спартанских методов воспитания, а Тарпейской скалы в
окрестностях не было. Когда в результате этих методов Сережа-Коминт остался
один, детдом волей-неволей пришлось закрыть, а несуществующих уже
воспитанников рассредоточить по другим детским и дошкольным учреждениям.
Так Коминт Иванович Цыпко оказался питомцем тридцати четырех детских домов
одновременно. Фактически же он не доехал ни до одного. Никуда не доехал и
сопровождавший его завхоз Цыпко...
Дважды сиротку как-то незаметно подобрали цирковые. Умение малыша
обращаться с колюще-режущими предметами и недетская основательность в
жизненных вопросах восхитили видавших виды артистов. Пожилая чета Донателло
(в миру - Сидоровичи), всю жизнь работавшая ножи и томагавки, усыновила
его. Но фамилию Цыпко он зачем-то попросил ему оставить.
Началась самая светлая пора в его жизни - цирковое ученье. Коминту было
достаточно представить стоящими перед собой кого-нибудь из тех мордастых
ребят, которые приходили сначала за отцом, потом за матерью с бабушкой, а
потом и за ним, чтобы нож или томагавк ложился точно в цель.
Когда Советский Союз, верный союзническим обязательствам, вероломно, без
объявления войны, напал на милитаристскую Японию, Коминт служил в пешей
разведке. Пешком, конечно, не ходили - наступающие войска делали по сто
километров в день. Другое дело, что разведка почти всюду поспевала первой.
Так у Коминта появился великолепный самурайский меч и набор китайских
метательных ножей, а также множество разнообразных сведений об японских
секретных убийцах и шпионах "нинджа".
Полковому особисту очень нравились великие боевые умения молодого
разведчика. Он провел с ним целый ряд проникновенных бесед, открывая
незамысловатые сияющие перспективы смершевской карьеры и особо давя на
любовь к Родине. Неизвестно, как повернулось бы дело, но однажды несчастный
особист был найден бездыханным. Бамбуковая стрелка торчала у него из щетины
затылочной ямки. На похоронах суровый Коминт плакал и клялся отомстить.
Две недели спустя он попал в госпиталь с признаками неизвестного военной
медицине тропического заболевания, а через полгода лечения был списан
вчистую. Надо ли говорить, что болезнь прошла бесследно и без каких-либо
осложнений сразу же за воротами хабаровского госпиталя...
Время с сорок шестого по пятьдесят третий год для многих работников МГБ,
бывшего НКВД, омрачилось, помимо политических, и чисто личными
неприятностями: ни с того ни с сего гибли, попадая под уличный транспорт и
поезда метрополитена им. Л.М.Кагановича, тонули, выпадали из окон,
зарезывались хулиганами, поражались электрическим током и ботулизмом их
любимые собаки, женщины, жены, дети, родители, братья и сестры. Так,
следователь Долгушин Петр Романович лишился последовательно всех
родственников, любовниц и коллекции певчих птиц, после чего сам наложил на
себя руки (правда, довольно странным и редким способом)... Сменяющие друг
друга на боевом посту следователи пытались вывести систему этих умертвий,
раскрыть неведомую могущественную террористическую организацию, через
разветвленную (внутреннюю и зарубежную) агентуру выйти на жестоких
таинственных убийц - но тщетно. Коминт же в это время весело колесил по
стране, ставил новые номера, женился на дочке фокусника-манипулятора
Асрияна и сделал ее своей бессменной партнершей...
Так продолжалось до нечаянной встречи его с Николаем Степановичем
Тихоновым. После этого полоса таинственных убийств внезапно прекратилась, и
следователи пришли к неизбежному выводу, что убийца найден. Или помер. А
знаменитый муровец Щеглов просто махнул покалеченной трехпалой рукой и
сказал мрачно: "Выгорел материал..."
Сидели, по давнему обыкновению, на кухне, потому что в столовой было
шумно и небезопасно: внуки осваивали томагавки. Пили ситро.
- ...позвонила с аэровокзала, еле нашла жетон, сказала, что падает, что
вызывали "скорую". Сейчас она в Боткине, живая, но тяжелая, не пускают к
ней.
А твои, значит...
- Да, и мои.
- Эх, ввязался ты...
- Да вот, ввязался сдуру. Главное - непонятно, во что. То ли какие-то
черные маги, то ли:
- И что теперь делать?
- А что делать? Будем брать тот дом. В Крыму. Ты и я.
- М-да. Ты хоть знаешь, что там искать?
- Примерно - знаю... Да, в конце концов, хоть дитя вытащим.
- Ну, разве что.
- Тебе мало?
- По самые уши.
- Если повезет - выйдем на что-то большее.
- Моим недобитым бы такое везение.
- Ты пойми, старикашка: первый раз за двадцать восемь лет - будто бы
звоночек оттуда. Первый раз!..
- А может быть, это другое?
- Может. Но даже если и другое:
Коминт помолчал.
- Ладно, - сказал он и вдруг улыбнулся весело и хищно. - Работаем
рекордный трюк. И если не придем на копчик:
- То быть нам королями, - закончил Николай Степанович.
4.
Д'Артаньян по обыкновению произвел выкладку, и у него получилось, что час
равняется шестидесяти минутам, а минута - шестидесяти секундам.
Александр Дюма
Они расположились на базарной площади древнего греческого города
Керкенитида и стали ждать ночь. Облака, просвеченные розовым заходящим
солнцем, очень медленно плыли - слева направо...
Здесь при желании можно было без опаски развести небольшой костер: с
земли огонь в раскопе не будет виден, а сверху смотреть некому, потому что
боги от Земли уже давно и навсегда отвернулись. Дым развеивался бы в
воздухе легким вечерним влажным ветром, а запах его неизбежно заглушила бы
лютая вонь от целебного грязевого озера.
- Давно, видно, тут археологи не бывали, - сказал Коминт.
- Так ведь их сюда и не пустят, - сказал Николай Степанович, - пока в
Киеве не постановят, от кого древние греки произошли: вiд хохлiв чи вiд
москалiв...
- Удивляюсь я, как эти греки тут зимой в хитонах без штанов-то ходили. В
сандалиях на босу ногу.
- Наверное, климат был другой. Князья тьмутараканские охотились с
гепардами, князя Олега тварь наподобие гюрзы укусила... Впрочем, Макс
Волошин, не к ночи будь помянут, именно в греческом одеянии всю жизнь и
проходил здесь.
- И без штанов? - не поверил Коминт.
- Не знаю, не заглядывал...
Гусар тенью скользил по кромке раскопа, неся боевое охранение.
- Белый он, приметный, - вздохнул Коминт.
- Он когда надо белый, - сказал Николай Степанович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145