Под началом Кортеса, помнится, было тоже всего-то две сотни испанцев.
Путь к сердцу Африки был открыт.
Особу губернатора при мне представлял седой негр Хайле, тезка господина
Тафари; как считалось, вместе с именем к нему переходили и некоторые
полномочия. По русским понятиям он был чем-то вроде дядьки при цесаревиче:
старый солдат, воевавший еще под знаменами Менелика Первого и прекрасно
помнивший легендарного топографа Булатовича (кстати, его превосходными
картами я и пользовался в этом походе). Хайле знал много русских слов. С
любым питерским извозчиком он бы сговорился.
Здесь же эти слова по традиции использовались в качестве воинских команд.
Бальмонт, в отличие от меня, объездил весь мир, но и самый безумный
владыка не доверил бы под его начало даже инвалидной команды.
Я ехал на лошади впереди трех десятков моих всадников с винчестерами и
думал, глядя на хорошо убитую белую глинистую дорогу: как жаль, что Африка
в основном уже открыта:
Мечта чеховского гимназиста Чечевицына исполнилась в полной мере, но
слишком поздно.
Солнце показывалось нечасто. Иногда лили дожди, и тогда лошади скользили
и падали. Изрезанные безлесые равнины окрестностей Харрара сменились
саванной. По ночам кричали гиены. Несколько раз проводники находили следы
львов. Когда рычание раздавалось слишком близко, ашкеры откладывали ружья и
брались за более привычные и надежные копья. Про копье, давшее осечку,
слышать никому не доводилось. Как-то под вечер над верхушками плоских
кустарников мелькнули спины нескольких слонов.
Поскольку армейского опыта у меня не было, командовать приходилось в
стиле Надода Красноглазого, что очень нравилось ашкерам. Чтобы заставить
босоногое воинство подняться и построиться утром, требовалось произнести
речь, по эмоциональному накалу сравнимую с той, что произносил Наполеон у
подножия пирамид. Так же трудно было уложить их после отбоя. Они называли
меня "Гумилех" - уж не знаю, что это означало по-амхарски.
Что хорошо - так это трепетное отношение ашкеров к оружию. Не то что
пятнышка ржавчины или грязи - лишней пылинки не было на затворе. Зато ложа
и приклады винтовок украшали такие прихотливые орнаменты и узоры, что я дал
себе слово хоть одну да увезти в Петербург. Слова я этого не сдержал, но
лишь потому, что обстоятельства оказались сильнее меня.
На седьмой день начались трехъярусные леса. Кроны смыкались над дорогой,
и зачастую мы часами не видели неба. Кровососущие твари без числа и
названия, которые на открытых пространствах не чувствовали себя столь
вольготно, как здесь, бесчинствовали и ночью, и днем. Больше всего страдали
лошади.
Народ в здешних селениях был неприветлив и дерзок; иногда из-за тощей
свиньи, за которую мы готовы были заплатить полновесными талари, начиналась
настоящая драка. Часто поминался какой-то Баркан-барман:
Наряду с командирскими мне пришлось исполнять и лекарские обязанности,
поскольку нанятый столичный медикус на поверку оказался всего лишь опальным
придворным отравителем. Для вящей пользы его следовало заслать в глубокий
тыл противника, ежели бы только знать, где этот тыл находится. А в здешней
глуши даже сын судового врача мог прослыть Авиценной:
Старый Хайле поначалу недоверчиво присматривался ко мне, но когда понял,
что я смирил свои первопроходческие амбиции и не собираюсь основывать
собственное царство, стал ежевечерне держать со мной совет.
Баркан-барман, упоминавшийся в туземных разговорах, якобы умел подчинять
себе змей и крокодилов. С точки зрения позитивистской науки это было
суеверием. Но Хайле, скептически относившийся ко всему на свете, здесь со
всей серьезностью призывал меня не пренебрегать этими сведениями, говоря,
что Каверич (имелся в виду Александр Ксаверьевич Булатович) не пренебрегал,
отчего и был победоносен.
На десятый день мы вышли к реке, и тут произошла первая стычка.
Собстенно, неприятеля мы не увидели. На наш авангард, пересекавший
обширную поляну, вдруг посыпались стрелы. Ашкеры дали наугад залп, и
супротивник убрался, унося раненого (это поняли по частым каплям крови). С
нашей стороны раненых было трое, но все легко.
Однако с этого момента покоя нам уже не стало.
Хайле в свойственной губернаторам манере предложил сжигать деревни, возле
которых происходили нападения. Но я, памятуя печальный опыт Великой Армии
на старой Смоленской дороге, категорически возражал.
Мы разбили укрепленный лагерь на холме в виду реки. Каждый день маленькие
группы лазутчиков переправлялись в лодках на ту сторону, приводя пленных
амхарцев и сидамо, афаров и беджа. Мятеж явно не носил племенного характера
и держался, похоже, странным авторитетом белого повелителя крокодилов.
Насколько я помню, этих тварей не дрессировали даже у Гагенбека.
Если бы рептилиями повелевала женщина, это был бы уже сплошной роман
Хаггарда, а так...
Я приказал ашкерам провести по окрестным селениям шумную демонстративную
конфискацию пальмового вина. Бивак же велел разукрасить гирляндами из живых
цветов и каждую ночь жечь высокие костры, распевая песни. Нескольких
солдатиков из самых негодящих мы напаивали и отправляли шляться по
окрестностям, дабы все имели представление о степени щедрости и беспечности
белого косоглазого командира. Таким примитивным маневром я намеревался
выманить на себя противника из зеленого моря.
Как ни странно, маневр удался.
- Черный жопа сам пришел! - по-русски сказал Хайле, вводя в палатку
очередного пленного. Он принадлежал к племени нилотов, коренных жителей
провинции, которые с одинаковой ненавистью относились и к императору, и к
пришлым эфиопам, и к белым, и к черным: Прислал его нилотский колдун,
видимо, возревновавший к славе франкского затейника.
Я усадил гостя, налил ему по обычаю чай на донышко чашки и стал
расспрашивать (через Хайле, к сожалению) о семье, детях, здоровье овец и
коз, ловах рыбы и видах на урожай. Постепенно мы добрались до времен царя
Соломона, который воевал эту страну и привел своих солдат по мостам из
живых крокодилов. Так вот, сказал гость, и белый франк Баркан-барман
способен вызывать из пучин крокодилов и заставлять их, держа хвосты друг
друга в пасти, протягиваться от берега до берега. И это он, гость, видел
сам. И знает он, гость, что в ночь через ночь большая армия Баркана-бармана
подойдет к тому берегу и по широкому мосту из многих крокодилов
переправится на этот берег - и перережет и русского косоглазого командира,
и губернаторского пестуна Хайле, и ашкеров, пьяных, как шакалы, и самого
губернатора:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145