Кроме того, был на эти деньги закуплен и переоборудован в
плавучий госпиталь теплоход "Александр Герцен". Себе же академик купил
небольшой остров в Эгейском море с угодьями для подводной охоты. На почве
этой охоты он продолжал демонстративно дружить с Фиделем Кастро.
Американские кардиохирурги предавали его анафеме, называли шарлатаном в
своих медицинских журналах и в Америку не пускали якобы за дружбу все с тем
же Фиделем, но на родине именно он решал в свое время, кому из кремлевских
старцев еще тянуть ремешок, а чей час уже пробил. Поговаривали даже, что в
микронасосы для высшего эшелона было вмонтировано специальное устройство с
дистанционным управлением - но это уже явная фантазия.
В последние годы Фоменко рванулся в большую политику и. похоже, всерьез
вознамерился занять пост главы государства:
- И где мы его будем искать?- Коминт почесал нос.
- Будем, значит? - переспросил Николай Степанович. - Не постоим, значит,
за ценой?..
- А что нам еще остается?
- Н-да: Что ж, придется мне еще раз картишки раскинуть. Засекут, конечно:
ну да это, может, и к лучшему: Господа, не найдется ли у вас Таро? -
привстав, обратился он к хиппи.
На него посмотрели с уважением.
Колода нашлась в том же рюкзаке, где жил младенец. И, на счастье,
оказалась не новоделом, а классической марсельской.
- Не продадите?
Хиппи переглянулись, слегка замялись: За смешную сумму в семьдесят
долларов колода поступила в полное владение Николая Степановича.
- Зачем ты это? - спросил Коминт недовольно. - Деньги тратишь:
- А если на них выйдут? - Николай Степанович показал глазами на рюкзак. -
Лучше уж мы сами:
Карты не ложились. Они не легли один круг и второй. На третьем Николай
Степанович вдруг понял, в чем дело.
Газеты продавали неподалеку у книжного развала. Он купил "Московский
комсомолец", "Известия" и "Труд". Сообщения о трагической гибели кандидата
в президенты академика Виталия Тимофеевича Фоменко публиковали все три -
само собой, в различной тональности. Для "МК" факт взрыва бомбы на борту
частного Як-40, летящего над Эгейским морем, сомнения не вызывал; вопрос
был только в том, кто подложил бомбу: военные или мафия? Две прочие газеты
интересовались другим: кто станет наследником могущественной медицинской
империи - и не перенесут ли в связи с инцидентом президентские выборы?
- Жить будешь у меня, - сказал потемневший Коминт. - И никаких отговорок,
понял?
- Обсудим,- сказал Николай Степанович.
Между числом и словом.
(Берлин, 1942, ноябрь)
- Хотите, я представлю вас Гиммлеру? - спросил фон Зеботтендорф.
- Стоит ли? - спросил я.- От меня до сих пор пахнет болотами: и гарью. Вы
меня понимаете?
Он отвернулся и посмотрел в окно машины. Мы пересекали
Адольфгитлерштрассе. Витрины магазина напротив были выбиты, два мальчика в
синей униформе подметали тротуар короткими метелками. Шуцманрегулировщик
отдал честь нашей машине и поднял жезл.
Берлин производил странное впечатление. Наверное, это был слишком большой
город, чтобы ночные бомбежки могли сколько-нибудь изменить его облик; и в
то же время казалось почему-то, что дома сдвигаются ночью, заступая место
разрушенных - как солдаты гвардии Фридриха Великого:
- Пятый Рим намерен оказывать поддержку генералу Власову? - спросил
Зеботтендорф несколько минут спустя.
- А кто такой генерал Власов? - спросил я.
- Понял,- сказал Зеботтендорф. - Достойная позиция. Мы возимся с
предателями, мы ценим предателей, но мы не любим предателей, каковы бы ни
были причины, подвигнувшие их на предательство. Но, Николас, поймите и вы
нас: Германия напрягает все силы в борьбе с большевистской заразой. Мы
благодарны вам за поддержку, оказанную в двадцатые годы, за то, что вы
помогли нам не позволить красному цвету возобладать в Германии - но платить
по этим счетам бесконечно мы просто не в состоянии. Поэтому нам приходится
выбирать, черт возьми, между верностью межорденским соглашениям и верностью
Германии:
- То есть вы намерены - что? Предать гласности наши отношения, или
использовать сокровенные знания, или:
- Да. Мы намерены использовать сокровенные знания. Хотели же вы применить
меч Зигфрида?
- Применить? Не уверен. Я хотел лишь удостовериться в его существовании.
Кстати, докопались вы до него?
- Еще нет. Я должен убедить Гиммлера заняться этой работой всерьез. И,
может быть, лично. Рейхсминистр ощущает себя реинкарнабулой Генриха
Птицелова и не уступит мне чести первооткрытия:
- Слушайте, барон, давно хотел спросить вас: досрочное вскрытие могилы
Тамерлана - ваших рук дело?
Зеботтендорф довольно расхохотался.
- Нет, скорее ваше. Это ведь все у вас: пятилетку в четыре года, ребенка
за семь месяцев: Нашему Диделю достаточно было выступить на партсобрании с
почином ,- это он произнес по-русски,- а человек Берии лежал с жесточайшей
амебной дезинтерией: дыньку съел:
Вскрытие могилы величайшего завоевателя предполагалось осуществить в ночь
перед июльским сорок первого года наступлением Красной Армии. Но проследить
за этим надлежащим образом мог только человек калибра Агранова, причем
Агранова последних лет, после "Некрономикона" - однако к тому времени ни
самого Якова Сауловича, ни кого-либо из его сподвижников в природе уже не
существовало. Случайно уцелевшая мелкая сошка, подмастерья "красных магов",
понимала кое-как свои участки работы и в общие стратегические планы
посвящена не была, да и не способна она была освоить стратегические планы:
ремеслом они владели даже не на уровне цирковых престидижитаторов, а так:
наподобие униформистов.
О том, что наш человек, спешащий в Самарканд, был кем-то выброшен на ходу
из курьерского поезда, я говорить не стал. Барон мог этого и не знать. А
то, чего барон мог не знать, ему знать и не следовало.
- Как поживает Отто Ран? - спросил я.
- Никак,- буркнул барон. - Еще перед войной он погиб в горах. Он отслужил
четыре месяца в Дахау, и его впечатлительная поэтическая натура:
- Зачем его понесло в лагерь?!
- Я послал.
- Все некростишками балуетесь?
- Да,- с вызовом сказал барон.- Балуемся стихами. И не поверите -
помогает.
- Почему же не поверю? - пожал я плечами.
Мы остановились перед черными железными воротами. Часовой в полосатой
будке, не выходя, куда-то позвонил. Через минуту ворота стали медленно
отъезжать в сторону. Часовой вышел на шаг из будки и стоял, отдавая честь.
В нем было что-то не так, но что именно, я понял только когда мы уже
въехали в просторный двор, загроможденный неимоверным множеством скульптур
- целых и разобранных. Все они были металические: стальные, медные,
бронзовые, чугунные и из незнакомого мне серебристо-серого сплава.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
плавучий госпиталь теплоход "Александр Герцен". Себе же академик купил
небольшой остров в Эгейском море с угодьями для подводной охоты. На почве
этой охоты он продолжал демонстративно дружить с Фиделем Кастро.
Американские кардиохирурги предавали его анафеме, называли шарлатаном в
своих медицинских журналах и в Америку не пускали якобы за дружбу все с тем
же Фиделем, но на родине именно он решал в свое время, кому из кремлевских
старцев еще тянуть ремешок, а чей час уже пробил. Поговаривали даже, что в
микронасосы для высшего эшелона было вмонтировано специальное устройство с
дистанционным управлением - но это уже явная фантазия.
В последние годы Фоменко рванулся в большую политику и. похоже, всерьез
вознамерился занять пост главы государства:
- И где мы его будем искать?- Коминт почесал нос.
- Будем, значит? - переспросил Николай Степанович. - Не постоим, значит,
за ценой?..
- А что нам еще остается?
- Н-да: Что ж, придется мне еще раз картишки раскинуть. Засекут, конечно:
ну да это, может, и к лучшему: Господа, не найдется ли у вас Таро? -
привстав, обратился он к хиппи.
На него посмотрели с уважением.
Колода нашлась в том же рюкзаке, где жил младенец. И, на счастье,
оказалась не новоделом, а классической марсельской.
- Не продадите?
Хиппи переглянулись, слегка замялись: За смешную сумму в семьдесят
долларов колода поступила в полное владение Николая Степановича.
- Зачем ты это? - спросил Коминт недовольно. - Деньги тратишь:
- А если на них выйдут? - Николай Степанович показал глазами на рюкзак. -
Лучше уж мы сами:
Карты не ложились. Они не легли один круг и второй. На третьем Николай
Степанович вдруг понял, в чем дело.
Газеты продавали неподалеку у книжного развала. Он купил "Московский
комсомолец", "Известия" и "Труд". Сообщения о трагической гибели кандидата
в президенты академика Виталия Тимофеевича Фоменко публиковали все три -
само собой, в различной тональности. Для "МК" факт взрыва бомбы на борту
частного Як-40, летящего над Эгейским морем, сомнения не вызывал; вопрос
был только в том, кто подложил бомбу: военные или мафия? Две прочие газеты
интересовались другим: кто станет наследником могущественной медицинской
империи - и не перенесут ли в связи с инцидентом президентские выборы?
- Жить будешь у меня, - сказал потемневший Коминт. - И никаких отговорок,
понял?
- Обсудим,- сказал Николай Степанович.
Между числом и словом.
(Берлин, 1942, ноябрь)
- Хотите, я представлю вас Гиммлеру? - спросил фон Зеботтендорф.
- Стоит ли? - спросил я.- От меня до сих пор пахнет болотами: и гарью. Вы
меня понимаете?
Он отвернулся и посмотрел в окно машины. Мы пересекали
Адольфгитлерштрассе. Витрины магазина напротив были выбиты, два мальчика в
синей униформе подметали тротуар короткими метелками. Шуцманрегулировщик
отдал честь нашей машине и поднял жезл.
Берлин производил странное впечатление. Наверное, это был слишком большой
город, чтобы ночные бомбежки могли сколько-нибудь изменить его облик; и в
то же время казалось почему-то, что дома сдвигаются ночью, заступая место
разрушенных - как солдаты гвардии Фридриха Великого:
- Пятый Рим намерен оказывать поддержку генералу Власову? - спросил
Зеботтендорф несколько минут спустя.
- А кто такой генерал Власов? - спросил я.
- Понял,- сказал Зеботтендорф. - Достойная позиция. Мы возимся с
предателями, мы ценим предателей, но мы не любим предателей, каковы бы ни
были причины, подвигнувшие их на предательство. Но, Николас, поймите и вы
нас: Германия напрягает все силы в борьбе с большевистской заразой. Мы
благодарны вам за поддержку, оказанную в двадцатые годы, за то, что вы
помогли нам не позволить красному цвету возобладать в Германии - но платить
по этим счетам бесконечно мы просто не в состоянии. Поэтому нам приходится
выбирать, черт возьми, между верностью межорденским соглашениям и верностью
Германии:
- То есть вы намерены - что? Предать гласности наши отношения, или
использовать сокровенные знания, или:
- Да. Мы намерены использовать сокровенные знания. Хотели же вы применить
меч Зигфрида?
- Применить? Не уверен. Я хотел лишь удостовериться в его существовании.
Кстати, докопались вы до него?
- Еще нет. Я должен убедить Гиммлера заняться этой работой всерьез. И,
может быть, лично. Рейхсминистр ощущает себя реинкарнабулой Генриха
Птицелова и не уступит мне чести первооткрытия:
- Слушайте, барон, давно хотел спросить вас: досрочное вскрытие могилы
Тамерлана - ваших рук дело?
Зеботтендорф довольно расхохотался.
- Нет, скорее ваше. Это ведь все у вас: пятилетку в четыре года, ребенка
за семь месяцев: Нашему Диделю достаточно было выступить на партсобрании с
почином ,- это он произнес по-русски,- а человек Берии лежал с жесточайшей
амебной дезинтерией: дыньку съел:
Вскрытие могилы величайшего завоевателя предполагалось осуществить в ночь
перед июльским сорок первого года наступлением Красной Армии. Но проследить
за этим надлежащим образом мог только человек калибра Агранова, причем
Агранова последних лет, после "Некрономикона" - однако к тому времени ни
самого Якова Сауловича, ни кого-либо из его сподвижников в природе уже не
существовало. Случайно уцелевшая мелкая сошка, подмастерья "красных магов",
понимала кое-как свои участки работы и в общие стратегические планы
посвящена не была, да и не способна она была освоить стратегические планы:
ремеслом они владели даже не на уровне цирковых престидижитаторов, а так:
наподобие униформистов.
О том, что наш человек, спешащий в Самарканд, был кем-то выброшен на ходу
из курьерского поезда, я говорить не стал. Барон мог этого и не знать. А
то, чего барон мог не знать, ему знать и не следовало.
- Как поживает Отто Ран? - спросил я.
- Никак,- буркнул барон. - Еще перед войной он погиб в горах. Он отслужил
четыре месяца в Дахау, и его впечатлительная поэтическая натура:
- Зачем его понесло в лагерь?!
- Я послал.
- Все некростишками балуетесь?
- Да,- с вызовом сказал барон.- Балуемся стихами. И не поверите -
помогает.
- Почему же не поверю? - пожал я плечами.
Мы остановились перед черными железными воротами. Часовой в полосатой
будке, не выходя, куда-то позвонил. Через минуту ворота стали медленно
отъезжать в сторону. Часовой вышел на шаг из будки и стоял, отдавая честь.
В нем было что-то не так, но что именно, я понял только когда мы уже
въехали в просторный двор, загроможденный неимоверным множеством скульптур
- целых и разобранных. Все они были металические: стальные, медные,
бронзовые, чугунные и из незнакомого мне серебристо-серого сплава.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145