Мухи как летали, так и летают. Вонять еще сильнее стало. Дамам плохо,
зеленые, но держатся. Автора, кричат, автора. И выходит не Эсхил, как по
совести положено, а этот самый Сартр. Посмотрел я на него, и тут же понял:
я тоже так могу.
Возьму "Ромео и Джульетту", представлю, что я на матрасах лежу и всю эту
историю ребятам рассказываю. Тараканов каких-нибудь подпущу...
- Так это же "Вестсайдская история" получится, - заметил Габриэль.
- Что получится? - упавшим голосом спросил Атсон.
- "Вестсайдская история", - повторил Габриэль. - Натали Вуд, музыка
Бернстайна...
- Тогда я не понимаю, кто сидит в Синг-Синге, - сказал Атсон. - Эсхила
грабят, Шекспира грабят... Я и говорю - закат Европы. А заодно - и Америки.
Надо выпить, ребята, душа горит.
Литературное чутье остановило Атсона не где-нибудь, а возле кафе "Клозери
де Лила".
- Плохой писатель Хемингуэй, - сказал гарсон. - Что это за творец, у
которого все понятно? Он сказал, она сказала... Он попросил, она
отказала... Примитив.
Нобелевку взять не побрезговал. А вот Сартр со своим экзистенциализмом
взял и железно облажал Нобелевский комитет...
В кафе мы вошли с важностью и степенностью артиллерийского снаряда на
излете. Габриэль все объяснил своим коллегам, и нас "с великим бережением"
усадили за любимый столик нелюбимого гарсоном Хемингуэя. Именно здесь, по
его собственной легенде, был написан рассказ "У нас в Мичигане" и начало
"Фиесты". По стенам висели автографы и наброски великих.
Нам подали большую менажницу с холодными закусками, по большой порции
палтуса в кляре и огромный графин белого вина.
- Здешний уксус мне надоел, - сказал Атсон. - И никогда на столах нет
кетчупа.
- И тертой редьки нет, что характерно, - сказал я.
Гарсон ничего не говорил и только шевелил челюстями, словно и не толокся
целый день возле кухни. Хотя ничего удивительного...
Я помахал рукой официанту.
- Принесите нам водки, смирновской, со льда. И пива, темного, густого,
чешского.
Глаза официанта на мгновение увеличились, но он вышколенно кивнул и
бросился выполнять заказ. Психов это кафе на своем веку повидало больше,
чем Канатчикова дача.
Секунд через шесть он вернулся, неся три рюмки и три бутылочки.
- Вы меня плохо поняли, друг мой, - сказал я. - Когда говорят
"смирновской со льда", разумеют целую бутылку, лучше литровую. Запотевшую,
со слезой.
- О-ла-ла! - обрадовался официант и добавил по-русски: - Le zapoy!
- О нет, - сказал я. - Это еще не zapoy. Это пока еще называется guljaem!
- Guljaem! - с еще большим восторгом воскликнул официант и пропал.
Возвращался он, танцуя. Исполинская бутыль "столового вина № 21",
действительно запотевшая, была оборудована хитроумным гидравлическим
устройством, позволяющим наполнять рюмки, не тревожа всего вместилища. На
нас начали оглядываться.
- Галлон, - с тихим благоговением сказал Атсон. - Как давно я не видел
живого галлона!
На лице Габриэля отразился экзистенциальный ужас. Должно быть, он понял в
эту секунду, что выбор им уже сделан, и выбор этот роковой.
- Бесподобно, друг мой! - воскликнул я. - А теперь - не найдется ли в
вашем гостеприимном заведении хотя бы один стакан с семнадцатью гранями?
Официант выронил поднос, но успел его подхватить.
- Да, месье. Один должен быть. Но это не простой стакан. Когда месье
Шаляпин демонстрировал мощь своего голоса, именно этот стакан из дюжины
выдержал.
Только не разбейте его.
Стакан принесли в серебрянном подстаканнике. Я осторожно извлек священный
сосуд из оправы и водрузил его на середину стола.
- Друзья мои! - я встал. - Все знают, что беспричинное пьянство неизменно
ведет к распаду семьи, частной собственности и государства. Но мало кто
знает, какой знаменательный день сегодня не отмечает человечество. Двести
лет назад в этот день великий русский ученый Михайла Васильевич Ломоносов
продемонстрировал графу Шувалову первое изделие стеклолитейной мастерской -
вот точно такой же русский граненый стакан. Граф Шувалов взял в руки теплый
стакан, прижал его к груди и произнес исторические слова: "Сосудом сим
слава Росии прирастать будет!" Прошу выпить за славу Росии!
Мы встали и выпили - еще из тех первопринесенных маленьких рюмочек.
- А теперь, Билл, я хочу продемонстрировать вам приготовление знаменитого
коктейля "Йорз":
Позвольте вашу недокуренную сигарету.
С некоторой оторопью он протянул мне дымящийся окурок. Я двумя пальцами
взял этот еще теплый трупик и бросил на дно стакана. Все неотрывно смотрели
на меня.
Окурок я залил водкой. Коротко зашипело, взлетел парок.
- Смотрите, Билл. Ровно половина объема - водка.
- Да-да.
- Теперь берем пиво:
Я долил водку пивом - вровень с краем. Пенный ободок быстро истаял.
- Вот и все, Билл. Теперь вам остается выпить это.
- С окурком?
- Можете его потом выплюнуть, это не возбраняется.
- Понятно. Хм: - он оглядел публику. Публика притихла и смотрела
внимательно: что же будет.- Если сегодня вы доберетесь до Сартра, заделайте
ему такой же коктейль, только вместо окурка бросьте туда муху.
Он опрокинул в себя стакан, потом деликатно нагнул голову и выплюнул
окурок в горсточку.
- Долго ждать? - спросил он.
Я посмотрел на часы.
- Минут десять. Потом наступает трупное окоченение.
Атсон закурил новую сигарету и стал вместе со всеми ждать окоченения.
- Да? - сказал Габриэль. - А сами-то вы что же?
- Нет проблем, - сказал я, отнял у Атсона сигарету и повторил всю
процедуру.
Ксерион в организме имеет счастливое свойство сжигать алкоголь, об этом
его побочном действии я не говорил Атсону, умиравшему от лучевой болезни в
больнице "Маунт-Синай". Сам же Билл свою непоколебимую крепость объяснял
наследием Атсона-старшего. К сожалению, весть о том, что Билл попал в плен
к японцам, угробила славного старика...
Атсон все не коченел, и Габриэль решил вступиться за честь la belle
France.
- Вот теперь можно и к Сартру, - весело сказал он, оставшись в живых.
- К дьяволу Сартра, - сказал Атсон. - Плохой писатель, пить не умеет.
- Фицджеральд тоже не умел пить, - сказал я.
- А если бы умел, вы представьте, какой великий был бы писатель! -
воскликнул Атсон. - Не хуже Берроуза...
- Не хуже, - мотнул я головой. - Ну вот настолечко не хуже.
- А Бальзак умел пить? - спросил Атсон. Габриэль поглядел на него с
уважением, да и я, признаться, оторопел. Отличных дочек родила старине
Биллу его легкомысленная кинозвездочка, прямо ликвидация безграмотности в
Тверской губернии силами комсомолок...
- Бальзак умел пить только кофе, - сказал Габриэль.
- Кофе? - усомнился Атсон. - Ладно, пусть будет кофе. Зато этот парень
знал о деньгах все, что нужно знать о деньгах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145