Да, господа гэпэушники знали много, очень много, непозволительно
много. Но, на наше счастье, из ясных и очевидных фактов соорудили для себя
совершенно кадаврическую картину мироздания. Они станут ею пользоваться в
своих деяниях, и поначалу, как это водится, у них все будет получаться;
потом пойдут сбои, потом - наступит крах: Но до полного краха никто из них,
нынешних, уже не доживет.
: Мы должны, товарищи, с особым тщанием и бдительностью оберегать
товарища Сталина не столько потому, что он наследник и продолжатель дела
нашего великого вождя Ленина - мы знаем, что у товарища Ленина было немало
достойных наследников и продолжателей,- сколько потому, что именно в нем, в
Иосифе Виссарионовиче, воплощена на сегодняшний день, не побоюсь этого
слова, мировая душа. Это не та душа, о которой толкуют нам мракобесы. Нет,
товарищи это истинная душа! Подлинная душа мирового пролетариата! Наш
товарищ Сталин - есть Майтрейя Будды, истинное его воплощение на земле.
Всемирно-историческая миссия народов бывшей Российской империи - служить
претворению Будды. Но прежде всего - это наша с вами миссия, товарищи
Рабоче-Крестьянская инспекция!
(Голос из зала: "Опять с боженькой заигрываете! Хватит с нас Луначарского
с Богдановым!" - "Будда выше всех и всяческих богов, товарищи. Буддизм есть
материализм и эмпириокритицизм в высшей своей стадии!") А теперь, товарищи,
я скажу вам то, что вы обязаны будете забыть немедленно за порогом этого
зала. Настоящим отцом товарища Сталина является не сапожник Бесо
Джугашвили, а великий русский путешественник и первооткрыватель Азии
Николай Михайлович Пржевальский. Достаточно нам взглянуть на портреты этих
великих деятелей, чтобы все вопросы отпали сами собой.
(Тот же голос из зала: "А пойдет ли это на пользу пролетариату?" - "Я
скажу тяжелую вещь, товарищи. Не все то, чем владеет пролетариат, идет ему
на пользу. Именно поэтому ему и необходимы вожди. Явные и тайные. Вы,
например. Без вождей уже давно бы все рухнуло в угаре нэпа, в бездумности и
максимализме военного коммунизма.") Как известно, товарищ Пржевальский
открыл и учредил центр Азии. В этом центре он обнаружил тщательно
законспирированную группу тувинских шаманов.
Напрасно английская разведка по наущению всяческих Ллойд-Джорджей и
Чемберленов ищет в Гималаях пресловутую Шамбалу. Шамбала вот уже восемь лет
находится под нашей непосредственной опекой. И недалек тот день, когда мы
присоединим ее к СССР на правах республики! (Аплодисменты) Освободив этот
оплот шаманизма, товарищ Пржевальский потребовал, чтобы следующее
воплощение Будды состоялось в России. Мало того, он настоял, чтобы этим
воплощением стал его будущий ребенок. Для производства на свет этого
ребенка была использована по возвращении из экспедиции служанка товарища
Пржевальского Кетеван Джугашвили:
Я словно бы услышал за спиной яростный итальянский шепот:
"Басссстардо!.." Яков Саулович добросовестно заблуждался - равно как и
Николай Михайлович.
Во-первых, оба высокомерно не различали шаманизм и ламаизм; во-вторых,
тувинские шаманы были настолько крепко обижены первооткрывателем Азии, что
их молитвами во младенце воплотился отнюдь не Будда, но владыка Царства
мертвых Эрлик. И, наконец, Шамбала находилась никак не в Туве, а на своем
обычном месте, в чем Якову Сауловичу, вполне вероятно, и предстоит
убедиться в ближайшем будущем...
В полночь удары корабельного колокола оповестили нас о начале карнавала.
От траура молчаливо отказались: пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Я
вынул из шкафа заранее взятый в костюмерной наряд Калиостро (представляю,
как хохотал бы сеньор Бальзамо, увидев его!), переоделся, натянул перед
зеркалом шелковую полумаску. Почему-то стало грустно.
Столы в ресторане были составлены вдоль стен, и на них громоздились
живописные горы разнообразных фруктов, маленьких бутербродов и прочих милых
пустячков; стюарды, похожие на быстрых черно-белых птиц, скользили, разнося
напитки. Я оказался в компании с высоким бокалом, содержащим нечто
полосатое, с соломинкой и ломтиком лимона, оседлавшим кромку бокала, как
мальчишка соседский забор.
Атсон с костюмом не мудрил: просто надвинул стетсон на лоб и перевязал
нижнюю часть лица клетчатым платком. Теперь он внимательно присматривался к
коктейлю, не решаясь что-либо предпринять.
- Хотите, я прострелю вам платок? - предложил я.- В дырку можно будет
вставить соломинку.
- Я бы лучше вставил соломинку этой чертовой англичанке,- сказал Атсон. -
Представляете, Ник, я уже всерьез раскатал губу на наследство.
- Еще не все потеряно, - обнадежил его я. - Тело так и не нашли.
- И не найдут никогда: Эх, если бы мы жили по американским законам:
представляете, богатый дядюшка лежит каких-то два года на дне реки Гудзон
в безвестной отлучке - и вот к вам заявляются адвокаты, страховые агенты,
прилипалы:
- Не забывайте, Билл, что первенец я.
- Ну, это дело поправимо, - он легкомысленно махнул рукой. - Я же говорю:
по американским законам.
- А-а,- понял я.
И тут оркестр наш заиграл!
Я смотрел, как идет Марлен. Перед нею все исчезали.
- Простите, Билл,- сказал я и пошел ей навстречу.
На балу она была пейзанка в крахмальном чепчике. Мы встретились в центре
зала, потому что не могли не встретиться. Я сразу повел ее. Она была
необыкновенно гибкая и точная.
- Ты задержишься в Америке? - спросила она.
- Если все будет хорошо - то нет, - сказал я.
- Тогда я помолюсь, чтобы все было плохо.
- Вряд ли эту молитву услышат: Тебе не перекричать толпу.
- Я постараюсь перекричать.
- Господи, Марлен: В твоем распоряжении будет вся голливудская конюшня.
Как только ты увидишь живого Дугласа Фербенкса, ты мгновенно забудешь
уродливую музейную крысу.
- Не лги женщине. Ты такая же музейная крыса, как я - непорочная
девакармелитка.
- А даже если и так? Что тогда?
- Не знаю. Только чувствую, что если ты мне скажешь сейчас: брось все,
иди со мной - брошу и пойду. Как будто бы: как за вечной молодостью. Ты
понимаешь?
Боже, подумал я, от этих женщин ничего невозможно скрыть:
- Я не скажу так, Марлен. Не могу. Не имею права.
- Значит, я все поняла правильно:
Мы дотанцевали в молчании. Потом она гордо улыбнулась мне и сменила
партнера.
С сомнением в сердце я вышел покурить. Океан был тих. Из-под шлюпочного
брезента палубой ниже опять слышалась какая-то возня. Облокотясь о леер,
стояла шумерская царица и курила сигару.
- Вы не танцуете, Ваше величество? - спросил я.
- Отчего же, - сказала царица рассеянно.- Танцую: Просто сейчас я думаю,
кто должен стать следующей жертвой. Представляете:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
много. Но, на наше счастье, из ясных и очевидных фактов соорудили для себя
совершенно кадаврическую картину мироздания. Они станут ею пользоваться в
своих деяниях, и поначалу, как это водится, у них все будет получаться;
потом пойдут сбои, потом - наступит крах: Но до полного краха никто из них,
нынешних, уже не доживет.
: Мы должны, товарищи, с особым тщанием и бдительностью оберегать
товарища Сталина не столько потому, что он наследник и продолжатель дела
нашего великого вождя Ленина - мы знаем, что у товарища Ленина было немало
достойных наследников и продолжателей,- сколько потому, что именно в нем, в
Иосифе Виссарионовиче, воплощена на сегодняшний день, не побоюсь этого
слова, мировая душа. Это не та душа, о которой толкуют нам мракобесы. Нет,
товарищи это истинная душа! Подлинная душа мирового пролетариата! Наш
товарищ Сталин - есть Майтрейя Будды, истинное его воплощение на земле.
Всемирно-историческая миссия народов бывшей Российской империи - служить
претворению Будды. Но прежде всего - это наша с вами миссия, товарищи
Рабоче-Крестьянская инспекция!
(Голос из зала: "Опять с боженькой заигрываете! Хватит с нас Луначарского
с Богдановым!" - "Будда выше всех и всяческих богов, товарищи. Буддизм есть
материализм и эмпириокритицизм в высшей своей стадии!") А теперь, товарищи,
я скажу вам то, что вы обязаны будете забыть немедленно за порогом этого
зала. Настоящим отцом товарища Сталина является не сапожник Бесо
Джугашвили, а великий русский путешественник и первооткрыватель Азии
Николай Михайлович Пржевальский. Достаточно нам взглянуть на портреты этих
великих деятелей, чтобы все вопросы отпали сами собой.
(Тот же голос из зала: "А пойдет ли это на пользу пролетариату?" - "Я
скажу тяжелую вещь, товарищи. Не все то, чем владеет пролетариат, идет ему
на пользу. Именно поэтому ему и необходимы вожди. Явные и тайные. Вы,
например. Без вождей уже давно бы все рухнуло в угаре нэпа, в бездумности и
максимализме военного коммунизма.") Как известно, товарищ Пржевальский
открыл и учредил центр Азии. В этом центре он обнаружил тщательно
законспирированную группу тувинских шаманов.
Напрасно английская разведка по наущению всяческих Ллойд-Джорджей и
Чемберленов ищет в Гималаях пресловутую Шамбалу. Шамбала вот уже восемь лет
находится под нашей непосредственной опекой. И недалек тот день, когда мы
присоединим ее к СССР на правах республики! (Аплодисменты) Освободив этот
оплот шаманизма, товарищ Пржевальский потребовал, чтобы следующее
воплощение Будды состоялось в России. Мало того, он настоял, чтобы этим
воплощением стал его будущий ребенок. Для производства на свет этого
ребенка была использована по возвращении из экспедиции служанка товарища
Пржевальского Кетеван Джугашвили:
Я словно бы услышал за спиной яростный итальянский шепот:
"Басссстардо!.." Яков Саулович добросовестно заблуждался - равно как и
Николай Михайлович.
Во-первых, оба высокомерно не различали шаманизм и ламаизм; во-вторых,
тувинские шаманы были настолько крепко обижены первооткрывателем Азии, что
их молитвами во младенце воплотился отнюдь не Будда, но владыка Царства
мертвых Эрлик. И, наконец, Шамбала находилась никак не в Туве, а на своем
обычном месте, в чем Якову Сауловичу, вполне вероятно, и предстоит
убедиться в ближайшем будущем...
В полночь удары корабельного колокола оповестили нас о начале карнавала.
От траура молчаливо отказались: пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Я
вынул из шкафа заранее взятый в костюмерной наряд Калиостро (представляю,
как хохотал бы сеньор Бальзамо, увидев его!), переоделся, натянул перед
зеркалом шелковую полумаску. Почему-то стало грустно.
Столы в ресторане были составлены вдоль стен, и на них громоздились
живописные горы разнообразных фруктов, маленьких бутербродов и прочих милых
пустячков; стюарды, похожие на быстрых черно-белых птиц, скользили, разнося
напитки. Я оказался в компании с высоким бокалом, содержащим нечто
полосатое, с соломинкой и ломтиком лимона, оседлавшим кромку бокала, как
мальчишка соседский забор.
Атсон с костюмом не мудрил: просто надвинул стетсон на лоб и перевязал
нижнюю часть лица клетчатым платком. Теперь он внимательно присматривался к
коктейлю, не решаясь что-либо предпринять.
- Хотите, я прострелю вам платок? - предложил я.- В дырку можно будет
вставить соломинку.
- Я бы лучше вставил соломинку этой чертовой англичанке,- сказал Атсон. -
Представляете, Ник, я уже всерьез раскатал губу на наследство.
- Еще не все потеряно, - обнадежил его я. - Тело так и не нашли.
- И не найдут никогда: Эх, если бы мы жили по американским законам:
представляете, богатый дядюшка лежит каких-то два года на дне реки Гудзон
в безвестной отлучке - и вот к вам заявляются адвокаты, страховые агенты,
прилипалы:
- Не забывайте, Билл, что первенец я.
- Ну, это дело поправимо, - он легкомысленно махнул рукой. - Я же говорю:
по американским законам.
- А-а,- понял я.
И тут оркестр наш заиграл!
Я смотрел, как идет Марлен. Перед нею все исчезали.
- Простите, Билл,- сказал я и пошел ей навстречу.
На балу она была пейзанка в крахмальном чепчике. Мы встретились в центре
зала, потому что не могли не встретиться. Я сразу повел ее. Она была
необыкновенно гибкая и точная.
- Ты задержишься в Америке? - спросила она.
- Если все будет хорошо - то нет, - сказал я.
- Тогда я помолюсь, чтобы все было плохо.
- Вряд ли эту молитву услышат: Тебе не перекричать толпу.
- Я постараюсь перекричать.
- Господи, Марлен: В твоем распоряжении будет вся голливудская конюшня.
Как только ты увидишь живого Дугласа Фербенкса, ты мгновенно забудешь
уродливую музейную крысу.
- Не лги женщине. Ты такая же музейная крыса, как я - непорочная
девакармелитка.
- А даже если и так? Что тогда?
- Не знаю. Только чувствую, что если ты мне скажешь сейчас: брось все,
иди со мной - брошу и пойду. Как будто бы: как за вечной молодостью. Ты
понимаешь?
Боже, подумал я, от этих женщин ничего невозможно скрыть:
- Я не скажу так, Марлен. Не могу. Не имею права.
- Значит, я все поняла правильно:
Мы дотанцевали в молчании. Потом она гордо улыбнулась мне и сменила
партнера.
С сомнением в сердце я вышел покурить. Океан был тих. Из-под шлюпочного
брезента палубой ниже опять слышалась какая-то возня. Облокотясь о леер,
стояла шумерская царица и курила сигару.
- Вы не танцуете, Ваше величество? - спросил я.
- Отчего же, - сказала царица рассеянно.- Танцую: Просто сейчас я думаю,
кто должен стать следующей жертвой. Представляете:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145