Управление епископа сводилось главным образом к извлечению доходов из епархии. Считалось обычным де­лом, что господские церкви строятся и господские попы назначаются и переходят с места на место без всякого благословения и утверждения архиерея. Но освятить но­вую церковь и посвятить нового попа имел право только епархиальный архиерей, который не допускал в этом слу­чае даже самого митрополита, ибо освящение церквей и посвящение попов было сопряжено с уплатой епископу определенных сборов и пошлин. Кроме этих сборов кли­рики обязаны были платить десятину и целый ряд других пошлин. Особенно выгоден для архиереев был так называ­емый «въезд», или «езда»,- пошлина при объезде епархии архиереем, взыскивавшаяся якобы на покрытие путе­вых расходов архиерея, хотя по обычаю архиерея и его свиту должны были содержать на свой счет и снабжать провизией на дорогу те монастыри и церкви, для ревизии которых он останавливался. Кроме доходов с церковных учреждений каждый архиерей имел доходы с хозяйствен­ных угодий, пожалованных князьями, которые, по словам летописи, «нещадно даяху в вечное наследие грады, по­госты, села, земли и борти, и реки и великие волости со всеми прибытками». Сведения из XVII в., когда размеры церковных владений вообще значительно поубавились, дают такие примерные цифры: вятскому епископу при­надлежало 30 деревень, 66 починков, 4 займища, 30 дво­ров; за другими 15 епископами числилось в городах, селах и деревнях 28 000 дворов; патриарху принадлежало больше 7000 дворов. Эти имения архиереи раздавали за службу своим служилым людям или отдавали в эксплуа­тацию на оброчном праве; при отдаче в грамоте огова­ривалось, что получившему «тех вод (или земель) не освоить никакой хитростью, от церкви божией не отста­ивать». Само собою понятно, что и люди епископских дворов подлежали исключительно суду и управлению епископа и обязаны были платить ему положенную «дань». В полном соответствии с таким характером епар­хиального управления находился и состав епархиальной епископской администрации. Тут перед нами выступают те же самые должности, как во дворце любого князя или крупного боярина: в центре - казначей и дворецкий с писцами, на местах - волостели, тиуны, десятильники и приказчики. Все эти должности замещались обычно мир­скими людьми, крупные - из бояр, мелкие - из боярских детей или дворян.
Феодальная природа церковного властвования этой эпохи ярко обнаруживается также в двойственности тех инстанций, которым обязаны были подчиняться архиереи. Архиереи были подчинены, с одной стороны, митрополиту, дававшему им посвящение, с другой стороны, местному князю, который выдвигал кандидата, лишь утверждавше­гося на соборе епископов; право князя основывалось на том, что он считал себя обладателем dominium directum (права прямого владения) над всеми землями его кня­жества. В силу этого князь также получал с епископа не­которую условную ежегодную «дань» и мог согнать с ка­федры любого неугодного ему архиерея.
Еще ярче феодальные черты выступают в положении мелких церковных миров, монастырей и церквей. Они, как уже сказано, находились в ленной зависимости от князей и бояр, а в Новгородской области - от веча. Эта зависимость обусловливалась пожалованием монастырям или церквам земель от князя, боярина или веча. Как об­ладатели dominium directum князь, боярин или вече счи­тали себя вправе распоряжаться церковными и мона­стырскими землями, т. е. передавать их от одного цер­ковного установления другому, а также пользоваться доходами и имуществами монастыря или церкви. Этим правом объясняется, почему церкви и монастыри, перехо­дя под власть нового князя, просили его «подписать» жалованную грамоту, данную прежними князьями. В этом отношении характерно также еще и другое явление: когда стала усиливаться Москва, монастыри, находив­шиеся в зависимости от удельных князей, стали перехо­дить «под державу» московского князя, но при этом со­блюдалось непременно условие, чтобы земли и села мона­стырские по-прежнему оставались под властью местных князей и тянули им установленные подати и повинности (классический пример - переход в 1506 г. Волоколам­ского монастыря от волоколамского князя под державу московского государя). Из верховного права князей над монастырями и церквами вытекало княжеское право по­ставлять игуменов и священников, осуществлявшееся посредством представления митрополиту кандидатов для посвящения, отсюда же вытекало право князя на поборы с подвластных ему монастырей и церквей. В удельной Руси еще меньше, чем в феодальной Европе, были уста­новлены размеры и случаи таких поборов, все зависело от личного характера монастырского сеньера. Обычно эти поборы ограничивались требованием материальной по­мощи в исключительных случаях и расходами по госте­приимству князя и его свиты; но в теории это право ничем не было ограничено. Фраза Новгородского епископа Се­рапиона: «Я волен в своем чернеце, а князь Федор волен в своем монастыре, хочет - грабит, хочет - жалует» - как нельзя лучше выражает феодальную природу мона­стырского соподчинения и неограниченное право князя на поборы с его монастырей. Заметим, впрочем, что этот самый князь, Федор Волоколамский, от грабительства которого Иосиф Волоцкий спасся под державу москов­ского князя, был, кажется, единственным князем в своем роде. За такую зависимость монастыри, однако, пользо­вались, помимо огромных доходов со своих владений полным иммунитетом во внутренних делах. Главное зна­чение имел, конечно, судебный иммунитет, так как суд был в то время одной из самых доходных статей. «Беседа Валаамских чудотворцев» считает ненормальным, что «иноки владеют волостями, судят мир, мирскими слеза­ми кормятся, приставов держат»; но иноки делали это на полном законном основании, «а волостели мои в околи­цу его (игумена) не въезжают» - вот стереотипная фраза всех княжеских жалованных грамот монастырям. Под­робнее всего содержание монастырского иммунитета излагается в жалованной грамоте белозерского князя Кирилло-Белозерскому монастырю. Людям игумена Ки­рилла, говорит белозерский князь, «ненадобе моя дань, ни иная никоторая пошлина... волостели мои к тем людям не всылают ни по что, не судят... а тех людей ведает и судит игумен Кирилло сам». Тут игумену формально пре­доставляется не только право юрисдикции, но и право сбора налогов и пошлин в свою пользу, так как на тог­дашнем языке слово управлять значило не что иное, как собирать дань.
Огромное большинство игуменов и епископов находи­лось в феодальном подчинении у князей, но нельзя ска­зать, чтобы у нас совершенно не было духовных сеньеров. Такими сеньерами были новгородский владыка и москов­ский митрополит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146