Можно было бы полнее и убедительнее, чем это сделано в «Истории русской церкви» Н. М. Никольского, показать сис­тематические преследования церковным аппаратом передовых ученых дореволюционной России и прогрессивных деятелей культуры, разоблачить происки духовной цензуры, стремив­шейся затормозить развитие научных познаний о мире и чело­веке, пытавшейся вытравить любое проявление свободомыслия. Следовало больше сказать о насаждении русской православной церковью обскурантизма не только в церковных школах, но и в светских учебных заведениях.
По существу, полностью обойден вниманием внутренний идейный кризис русского православия, который возник еще во второй половине XIX в., но наибольшей остроты достиг в на­чале XX в. под влиянием надвигавшихся революционных собы­тий, - кризис, проявившийся в разрушительной для церкви конфронтации ортодоксально-консервативной и либерально-обновленческой тенденций развития богословской мысли, в противоборстве традиционалистов и модернистов.
Одновременно следует отметить, что в «Истории русской церкви» наряду с вышеупомянутыми упущениями имеются и определенные излишества: в нее включен материал, без кото­рого вполне можно было бы обойтись.
К примеру, не совсем вписывается в тему книги первая глава «Дохристианские верования и культы», в которой рас­сматривается проблема происхождения и развития ранних форм религии, предшествовавших христианству. Она была бы вполне уместной в книге «Религия и церковь в истории Рос­сии», где изложению истории русского православия должно с необходимостью предшествовать описание более ранних рели­гиозных форм и образований. А книга по истории русской церк­ви в такой главе не нуждается. К тому же надо добавить, что материал упомянутой главы был издан в 1929 г. отдельной книгой, озаглавленной «Дохристианские верования и культы днепровских славян».
Не просто нецелесообразно, а методологически неверно включать в историю русской церкви (вернее, в историю рус­ской православной церкви) исторический очерк старообрядче­ства и сектантства, как это имеет место в рассматриваемой книге Н. М. Никольского.
Конечно, возникновение старообрядчества и его взаимоот­ношения с официальной церковью, основные перипетии пресле­дования старообрядцев объединенными силами православия и самодержавия, образование так называемого единоверчества и т. п. - составная часть истории русской православной церкви и поэтому должна рассматриваться в очерке такой истории. Но старообрядчество как социально-религиозный феномен, поло­живший начало вполне самостоятельной христианской деноми­нации, которая полностью отпочковалась от православия, по­шла собственным путем и сохраняет свою независимость от православия более трех веков, включать в историю русской православной церкви, как это сделал Н. М. Никольский, по меньшей мере нелогично.
Еще меньше оснований для включения в историю русской церкви сектантства, которое хотя и возникло в России на почве православия (имеются в виду не протестантские деноминации типа баптизма, меннонитства, пятидесятничества, адвентизма и т. п., а такие, как хлысты, духоборы, молокане и пр.), но давно и окончательно отошло от него, обретя самостоятель­ность.
Между тем в «Истории русской церкви» Н. М. Никольского, особенно во втором издании, старообрядчеству и сектантству уделено много внимания и отведено более трети общего объема книги. Поэтому не случайно в отзывах рецензентов и в откли­ках исследователей эта книга обычно характеризуется как ис­тория русской православной церкви, старообрядчества и сек­тантства, каковой она в действительности и является вопреки своему названию.
Наконец, «История русской церкви» не свободна от ряда погрешностей содержательного и терминологического характе­ра, недопустимых в современных изданиях, но вполне естест­венных для научно-популярных работ того времени, когда эта книга создавалась.
«История русской церкви» писалась и издавалась в те годы, когда советская историческая наука проходила сложный и трудный процесс становления, делала свои первые самостоя­тельные шаги: начинала глубоко усваивать и творчески приме­нять марксистско-ленинскую методологию, ломала сложившие­ся стереотипы прежних подходов к отечественной истории и вырабатывала собственные оценки исторических событий, со­здавала свой категориальный аппарат и вводила в обращение новую научную терминологию. Словом, шел поиск, осуществ­лялась переоценка ценностей, и все это несло с собой не только закономерные успехи, большие удачи, явные достиже­ния, но и неизбежные в таких случаях отдельные ошибки, иногда довольно серьезные, досадные промахи.
«История русской церкви» Н. М. Никольского, как и дру­гие его работы советского периода,- наглядная демонстрация именно таких успехов, удач и достижений, убедительно свиде­тельствующая о том, что ученый находился на переднем крае исторической науки своего времени, был в числе тех, кто эту науку формировал и создавал предпосылки для ее дальней­шего развития. Но одновременно в книге просматриваются и отдельные издержки процесса становления научной истории религии и церкви, - издержки, давно изжитые советской исто­рической наукой и потому особенно заметные в изданиях про­шлых лет, резко бросающиеся в глаза современному читателю.
В частности, не прошли проверки временем некоторые вы­воды Н. М. Никольского о происхождении, характере, формах и мировоззренческой сущности религиозных культов и верова­ний древних славян, содержащиеся в первой главе «Истории русской церкви». Впрочем, такую возможность предвидел и сам автор этой книги. Ссылаясь на «скудость и случайность» имевшихся у него данных о том периоде отечественной исто­рии, на недостаточную изученность древнеславянских верова­ний, наконец, на крайне слабое использование в процессе такого изучения этнографического и фольклорного материала, которому Н. М. Никольский придавал очень большое значение, он писал в самом начале первой главы: «Нам и теперь, как в 1912 г., когда писалась эта глава в ее первоначальном и очень несовершенном виде, приходится выступать в качестве дерзкого пионера, зная наперед, что если многие дефекты прежней ста­тьи теперь могут быть исправлены, то все же многие останутся, и ряд положений может оказаться спорным. Однако кому-ни­будь надо начинать, и поэтому мы берем на себя эту сме­лость».
На поисковый характер материала первой главы, не даю­щего оснований для окончательных выводов, указывали и ис­следователи творчества Н. М. Никольского. В частности, его ученик и биограф М. Б. Ботвинник писал: «В главе собран большой, интересный этнографический и фольклорный мате­риал, который дает представления о верованиях и культах восточных славян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146