Чтобы полнее обрисовать раскольничью идеологию посадских людей, мы позволим себе забежать несколько вперед за хронологические рамки этой главы и кос­нуться отношений посадских людей к мерам Петра. В 1718 г. в Петербурге было найдено подметное письмо Докукина. Письмо горько жалуется на уничтожение по­следних остатков слободской свободы, на торжество фискальной системы и окончательное разорение купече­ства, между тем как иностранцы в чести и довольстве. «Пришельцев иноверных языков щедро и благоутробно за сыновление себе восприняли и всеми благами их на­градили, а христиан бедных, бьючи на правежах, и с по­датей своих гладом поморили и до основания всех разо­рили и отечество наше пресловущие грады опустошили... градских и древле установленных своих законов лиши­лись... и в лестных учениях обычай свой изменили, сло­ва и звания нашего славянского языка и платья переме­нили, главы и брады обрили и персоны своя ругательски обесчестили: несть в нас вида и разнствия и иноверными языки, последуем их нравам и законам». Но Докукин апеллирует уже не к старинным вольностям, а к естест­венному, божественному праву человеческой личности. Человеку по божию велению все подвластно: «вся поко­рил еси под нозе его», «сотвори его бог по образу и по­добию своему», и поэтому человек, как и божество, есть существо свободное и самоопределяющееся: «самовластну ему повелено быти». Меры правительства идут против этого божественного права: «многие от оного божествен­ного дара отрезаеми и свободной жизни лишаеми». На вопрос, что же делать, чем отвечать на такое попрание права, Докукин, не в пример французским монархомахам или английским пуританам, считает «удобнее устом своим ограду положить». Если за него договаривали вслух опальные ревнители и крестьяне, то посадские люди молча делали то же самое. Они сочли себя свобод­ными от церковных и гражданских уз с таким государст­вом.
Посадский раскол начался в церковной области. Рев­нители из протопопов нашли среди купечества самый го­рячий и, что всего важнее, вполне искренний отклик, тогда как на искренность боярского отклика полагаться было нельзя. Когда последовали указы Никона о трое­перстии и появились новые книги, многие «христиане» перестали посещать общественное церковное богослу­жение, «сами отлучишася церковного входа и молитвы». Старые обычаи домашнего культа получили теперь но­вую силу и дали возможность купечеству быстро и легко выйти из затруднительного положения. «Могущие по домам своим начаша держати вдовых священников, без благословения и без свидетельства архирейского», «учиниша в домах своих мольбища, на святую церковь прино­сят страшные хулы». Таких домашних церквей с домаш­ними священниками, по свидетельству собора 1667 г., по­явилось очень много «в царствующем граде Москве и иных городах». Обилие безместных и вдовых священни­ков, которым до собора 1667 г. было запрещено священ­нодействие, чрезвычайно благоприятствовало быстрому созданию самостоятельных староверческих культов, не­зависимых от епископата. Только в силу этого обстоя­тельства собор 1667 г. принужден был отменить старин­ное запрещение вдовых священников, надеясь приоста­новить этим развитие независимого от официальной церк­ви культа. Но распространение посадского раскола шло неудержимо. Его апостолами были теперь уже не только священники и протопопы; посадские люди принялись за проповедь сами. В новгородском крае великолуцкий ку­пец Иван Дементьев, разъезжая по торговым делам, собрал своим «нелепостным словом» «всебогатый, преизобильный плод» раскола и в «граде и в селах и в весях». Такими же апостолами были новгородский купец Лав­рентий, в Олонце - Александр Гутоев и «множество» других. Если откинуть несомненное преувеличение перво­го летописателя раскола Денисова, все-таки нельзя не признать, что главными распространителями посадского раскола были свои же посадские люди. Это придавало, конечно, их проповеди силу особого авторитета. В их проповеди доминировала идея борьбы между избранными чадами божиими и их преследователями, антихристо­выми слугами. Сторонники старой веры, живущие в цар­ствующем граде Москве и иных градах, - это «новый Из­раиль», Москва - «новый Иерусалим», конечно осквер­ненный теперь никонианами. «Израильтяне» должны приходить друг другу на помощь, в особенности выку­пать попавших в темницу верных. В раскольничьих пес­нях изображалось, как «гости-корабельщики из дальних городов - израильских родов» приплывали к граду Еру-салиму, выкупали и «на волю выпущали невольников за веру истинную» из «земляной тюрьмы», подобной той, в которой заживо гнил Аввакум.
Активное выступление посадского раскола соедини­лось с боярской и стрелецкой фрондой. Стрелецкая пе­хота по своему социальному положению одним концом упиралась в «гулящих людей», из которых она набира­лась, т. е. примыкала к остаткам свободного крестьян­ского населения, еще не закрепощенного дворянским го­сударством. Другим концом она упиралась в земледель­ческое крестьянство и посадских людей, ибо стрельцы по­лучали за свою службу земельное жалованье и жало­ванье деньгами. Земельное жалованье заключалось в не­большом наделе, причем характер стрелецкого землевла­дения еще до сих пор не выяснен литературой, неизвест­но, был ли он личный или общинный. Во всяком случае, через земельное жалованье часть стрельцов, в особенно­сти провинциальных, скреплялась с землею, из «гулящего» человека стрелец на земельном жалованье становил­ся мелким землевладельцем, причем рядовой стрелец по размеру надела приближался к крестьянину. Стрельцы, получавшие денежное жалованье, соединявшееся иногда с хлебным, и жившие при этом в больших городах, в сво­их слободах занимались мелкими промыслами и торгов­лей - тем самым по своему хозяйственному положению они становились в один уровень с посадскими людьми. При этом стрельцы пользовались целым рядом льгот и преимуществ. В торговле они в местах постоянного жи­тельства могли торговать «своим рукоделием бестаможно и беспошлинно», но при условии, чтобы стоимость товара не превышала рубля. По суду они не платили пошлин с мелких исков до 12 руб.; они имели свой суд и расправу, кроме «разбойных и татейных дел и больших исков». Звание стрельца было не только пожизненным, но и на­следственным, льготами пользовались не только служи­лые стрельцы, но и их родственники. Этому полуфеодальному обломку XVI в. в XVII в. стала грозить гибель. С одной стороны, с XVII в. правительство переносит центр тяжести жалованья на земельное довольствие, стес­няя этим хозяйственную инициативу и жизнь стрельцов. С другой стороны, оно отбирает у них льготы по торгов­ле:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146