От мелких повседневных грехов можно было отку­питься соответствующей эпитимией, состоявшей или в чтении молитв, или в лишних постах, или в милостыне. Но от ада такой дешевой ценой откупиться было нельзя. Чтобы «устроить свою душу», жертвы по мелочам, в виде мелкой милостыни или восковых свечей, были недоста­точны. Тут на помощь пришла уже известная нам визан­тийская доктрина, что души лучше всего и вернее всего спасаются молитвами «непогребенных мертвецов», т. е. монахов. Как мы видели в предыдущей главе, эта док­трина очень быстро привилась и пустила корни еще в Ки­евской Руси, но свои самые обильные и самые яркие плоды она дала на почве удельного феодализма и получила свое наиболее законченное выражение в идеологии тогдашне­го монашества. Все бесчисленные села и деревни, которые князья и бояре жаловали монастырям, отдавались в жертву на «поминок души»; и официальные выразители идеологии тогдашнего монашества подчеркивают, что все эти земли и другие имущества принадлежат не монахам, а самому божеству. В своей защите неприкосновенности церковных имуществ Иосиф Волоцкий доказывает их не­прикосновенность тем, что «церковная и монастырская вся богови суть освящены». Другой не менее громкий ав­торитет, митрополит Макарий, говорит, что церковные и монастырские имущества «вложены богови и пречистой богородице и великим чудотворцам вданы». Наконец, тот же самый взгляд самым определенным образом выражен и санкционирован в одном из постановлений Стоглавого собора, запрещающем отчуждение вотчин и сел, «данных богу в наследие вечных благ». Но жертва есть только залог исполнения просьбы, это - дар божеству, распола­гающий бога в пользу просителя. Принеся жертву, надо изложить и просьбу, и изложить ее с соблюдением всех требуемых форм. Тут-то и нужны были молитвенники, которые являлись посредниками между жертвователем и божеством и за свое посредничество пользовались дохо­дами с божьих имуществ.
Молитвенникам оставалось только поощрять и разви­вать эту выгодную теорию «устроения души». Для этой цели первоначальный чисто элементарный взгляд был развит в целую теорию душеспасительного синодика, т. е. книги, в которую записывались имена вкладчиков на по­мин души. Полнее всего эта теория развита в предисло­вии к синодику Волоколамского монастыря, вследствие чего некоторые исследователи считают автором этого предисловия Иосифа Волоцкого. Предисловие, советуя каждому христианину устраивать свою душу посредством отказа на поминок сел или других вкладов, изображает яркими красками судьбу тех, кто своевременно не поза­ботился об этом, и судьбу тех, кто сделал это. Пусть ник­то не откладывает этого дела и не завещает сделать это своим родственникам: на них нельзя полагаться, они расточат все имение «в объядении и пианстве», и богу ничего не достанется, а души несчастных, оставшихся без церковного поминовения, «во аде мучимы суть, а дети их - в убожестве и по работам». Иная судьба ждет за гробом тех, кто «добре устраивает свою душу», т. е. жертвует села и вотчины, за которые жертвователей за­писывают в синодик для вечного поминовения; когда священник читает по синодику их имена, то ангел госпо­день вписывает те имена «в вечных обителях в книгах животных». Отсюда предисловие заключает, что сино­дик - это спасительная книга, более полезная, чем все божественные писания, ибо божественное писание только для живых, а синодик и для умерших, и мертвым и жи­вым он приносит одинаковый телесный покой: душам умерших - избавление от вечных мук, а молитвенни­кам - пищу и питие, одежду и обувь, весь келейный оби­ход, села и вертограды, реки и озера, пажити и монастыр­ский скот.
Размер услуг, которые обязаны были оказывать мо­литвенники своим посредничеством, находился в прямой зависимости от величины дара. Как показывает любо­пытное послание Иосифа Волоцкого княгине Марии Голениной, тут соблюдалась такая же точно такса, как в эпитимиях или за требы. Княгиня была недовольна, что за ее вклад Иосиф не записал трех ее покойников на вечное годовое поминовение, и даже назвала претензии монастыря «грабежом», на что Иосиф отвечает простран­ным посланием: никакого грабежа здесь нет, но это обычная плата в таких случаях - и в доказательство пе­речисляет монастырские расходы по поминовению. Это не грабеж, а «ряд», и везде так «по всем монастырем и по соборным церквам в годовое поминание пишут в век учи­нившие ряду». Мы узнаем далее, что за годовое помино­вение жертвователи «рядятся» давать ежегодно извест­ное количество денег и хлеба (князь Хованский давал, например, по 100 четвертей в год) или делают единовре­менный вклад, селом или деревней.
Удельные идеологи «устроения души» не забывали, конечно, и заветов киевского пропагандиста этой доктри­ны Феодосия Печерского, который, как мы видели, дока­зывал, что наиболее верный способ спасти душу заклю­чается в поступлении в число молитвенников. Правда, агитация за такой способ устроения души не давала крупных количественных результатов, но зато постригав­шийся князь или боярин почти всегда передавал мона­стырю все свои вотчины, оставляя ни при чем своих наследников. Неудивительно, что монастыри гонялись за богатыми постриженниками. Биография Иосифа содер­жит в себе один любопытный случай такого рода. Имен­но Иосиф подчинил своему влиянию князя Андрея Голе-нина, мужа вышеупомянутой княгини Голениной, и до­стиг того, что Андрей постригся в его монастыре, тут же отдав богородице все свое имение - серебро, золото, одежды и сосуды, весь скот и три села. «Житейские кре­стьяне», населявшие села и работавшие на монахов, не должны были поэтому жаловаться, если им жилось труд­нее боярских крестьян, если, по выражению Вассиана Косого, монахи их грабили и бичом истязали, - кресть­яне работали не только на живых, но и на умерших. Тут мы опять-таки встречаемся с явлением, до известной степени аналогичным старинному погребальному обычаю, в силу которого мертвец брал с собою свое имущество, в том числе и своих рабов. «Вданныя богови» села с кре­стьянами обеспечивали душе умершего беспечальное загробное существование: чем больше за душой было сел и крестьян, тем благополучнее было ей на том свете. Старый обычай модифицировался, но не до неузнаваемости, и сквозь новую идеологию мы еще можем рассмот­реть архаические черты древних бесхитростных воз­зрений.
Формально-юридический характер боярского и мона­шеского благочестия вовсе не требовал от монахов каких-либо подвигов для спасения их души. Они чувствовали, что исполняют определенную функцию, молятся «за государя и за его бояр», получая за это от них милосты­ню, и дают контингент «почетных и благородных стар­цев» для замещения должностей митрополитов, еписко­пов, архиепископов и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146