Дело по чело­битной в Москве задержалось вследствие бунта Разина. Брожение в монастыре тем временем продолжало расти. Новые обиды из Москвы заставили вспомнить старую: Никон увез из монастыря, когда ехал на патриарший престол, такую драгоценную реликвию, как мощи митро­полита Филиппа, привлекавшие множество богомольцев и дававшие монастырю большой доход. Слухи об опале, постигшей Никона, подняли настроение соловецкой оп­позиции и поселили в ней уверенность, что все «затей­ки» Никона скоро будут отменены.
Конечно, эти надежды оказались напрасными. Прав­да, в Москве приступили к разрешению соловецкого воп­роса только после окончания собора 1667 г., но зато по­ставили этот вопрос ребром. В монастырь был послан архимандрит Сергий с новопечатными книгами для их введения и для производства следствия по челобитной на Варфоломея. Но его приезд в Соловки вызвал целую бурю. Монахи во главе с Никанором объявили новые книги и обряды латинскою ересью, а монастырские стрельцы хотели даже устроить засаду и перебить при­ехавших с Сергием московских стрельцов и казаков. Ар­химандриту Сергию пришлось, «не помешкав нисколько», уехать из монастыря, а монахи снова засыпали царя челобитными о бесчинствах Варфоломея, о старой вере и об утверждении игуменом Никанора. В ответ на это Никанор был призван в Москву к суду и покаялся, а в монастырь был отправлен игуменом монах из московско­го Соловецкого подворья Иосиф с поручением ввести но­вые книги. Соловецкие монахи поняли это назначение как объявление войны. Келарь Азарий с братией новых книг не принял, Иосифа на архимандритское место не возвели, а дали ему, как простому монаху, ту келью, в которой он жил прежде. Царю же были отправлены одна за другой две челобитные: одна знаменитая «Соловец­кая челобитная», излагавшая credo старой веры и изоб­личавшая ереси новой веры; другая ставила царю такой ультиматум: «Не вели, государь, больши того к нам учи­телей присылати напрасно, понеже отнюдь не будем прежней нашей православной веры пременить, и вели, государь, на нас меч свой прислать царский и от сего мя­тежного жития преселити нас на оное безмятежное и вечное житие». В то же время архимандрит Никанор, вернувшись после покаяния в монастырь, скинул грече­ский клобук и надел опять русский и продолжал архимандритствовать по-прежнему. Тогда царь велел за непо­корство и ослушание отписать на государя «все вотчин­ные села и деревни, соляные и всячие промыслы, и на Москве и в городех дворы». Монастырь был экспропри­ирован, а для «обращения» непокорных был послан из Москвы стрелецкий сотник Чадуев. Когда на его миссию последовал ответ в прежнем духе, против монастыря был отправлен сильный отряд стрельцов с предписанием взять монастырь блокадой, отнюдь не стреляя по мона­стырю из пушек, очевидно, из страха перед «чюдотворцами».
К этому времени настроение в монастыре значительно изменилось. В монастыре появилось много гонимых рев­нителей старой веры из крестьян и немало казаков из бывших сподвижников Разина. Они сообщили совершен­но иной дух всей соловецкой фронде. В своем ультима­туме царю монахи говорили, что они царю «не против­ны», т. е., признавая царский авторитет и власть, они только не могут поступать против своей совести. Но «бельцы» были настроены совершенно иначе. Они уже были заражены «антихристовой» идеологией. Еще во вре­мя миссии Сергия соловецкие мирские люди прямо го­ворили, что Сергий со стрельцами прислан «от антихриста прельщать их»; а «воры» Стеньки Разина объявили троеперстие не просто латинскою ересью, а прямо пе­чатью антихриста. По инициативе «воров сотников со товарищи» в самом начале осады был совет, «чтобы за великого государя богомолие отставить». Монахи-свя­щенники отказались было исполнить это постановление, но, когда наиболее упорные были заключены в тюрьму, где им даже хлеба и воды не давали, богомолие за царя прекратилось. Власть постепенно перешла из рук Никанора в руки «бельцов». Руководил всей обороной, по-ви­димому, Фадейка-сапожник. Богослужение прекратилось, и религиозный быт в монастыре принял характер чисто сектантский: «бельцы» перестали признавать священни­ков, перестали исповедоваться и причащаться, умерших хоронили без отпевания. Эти отрывочные данные не дают возможности составить ясное понятие о характере рели­гиозной идеологии крайних элементов среди защитников монастыря; но, по-видимому, она имела очень много об­щего с крестьянской идеологией, о которой речь будет ниже. Раздоры между «бельцами» и монахами все росли; большая часть клириков ушла из монастыря вслед за выпущенными из тюрьмы сторонниками молитвы за царя, а в 1676 г. благодаря измене одного перебежчика из мо­нахов, Феоктиста, пришел конец и осаде. Феоктист про­вел ночью царских стрельцов в монастырь через отвер­стие в стене, заложенное камнями, и монастырь после восьмилетней осады был взят. Никанор и некоторые дру­гие руководители восстания были казнены, другие сосланы, а в монастырь были присланы из Москвы архимандрит Макарий и московские монахи, старатель­но, но тщетно искавшие там кладов. Так погиб последний оплот монастырского феодализма, и над Поморьем вла­стно навис меч дворянского государства. Старообрядче­ское сказание о соловецкой осаде, разукрашенное всяче­скими чудесами, и старообрядческие народные песни, по­священные соловецкому сидению, до сих пор сохраняют особую прелесть и особый интерес в глазах сторонников старой веры: ведь это была первая схватка в открытой борьбе всех сил, враждебных Московскому государству и соединенных знаменем старой веры. Последующие дви­жения уже не носили такого эпического характера: силы в них раздробились, распределившись по социальным ка­тегориям, идеология дифференцировалась и самый ха­рактер «оказательства» стал иным.
БОЯРСКАЯ ФРОНДА И ПОСАДСКИЙ РАСКОЛ
Боярская фронда в Соловках замутилась примесью «воров Стеньки Разина». Московские бояре с самого на­чала также были против Никона и за старую веру, но были слишком слабы сами по себе для самостоятельных выступлений. Бояре чувствовали, что в лице ревнителей старой веры заключается немалая сила, способная смело и упорно бороться с дворянским государством. В лице Никона, напротив, они видели своего злейшего врага. Благодаря в значительной мере боярским стараниям Ни­кон поссорился и разошелся с царем; бояре же выхлопо­тали возвращение из сибирской ссылки Аввакума, при­няли его, когда он в 1664 г. приехал в Москву, «яко ангела божия» и «преизобильно того имением награждаху». В числе лиц, хлопотавших за Аввакума и ухаживав­ших за ним в Москве, старообрядческий деятель и писатель конца XVII в. Денисов называет такие громкие и старинные фамилии, как фамилии Стрешнева, Салты­кова, Хованского, Морозовых, Соковниных, Урусовых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146