«Глава грече­ской церкви» была отождествлена Боровиковским с богородицей - «царицей небесной», а ее любовник По­темкин - с архангелом Гавриилом, возвещающим ей зачатие от святого духа; нашел себе место и император Иосиф. Однако попытки апофеоза не нашли широкой популярности; они были разрозненны и потому не спо­собны к массовому действию. Поэтому культ импера­торской власти пошел почти исключительно по другому пути, удержавшемуся вплоть до крушения империи в 1917 г.
Этот путь выразился в установлении особых, так называемых табельных или царских дней: богослуже­ние в эти дни сопровождалось особыми молебнами, ака­фистами и канонами, иногда специально сочинявшими­ся, как канон Феофана для торжественного богослуже­ния по случаю восшествия на престол Анны Иоанновны. Неукоснительное совершение этих торжественных служб, а также царских панихид в поминовенные дни требовалось еще строже, чем соблюдение церковного праздничного культа. За упущения и небрежность в от­правлении этого нового культа духовенству XVIII в. пришлось претерпеть немало гонений. Духовенство до­петровской эпохи этой обязанности не знало; молебны в царские дни и панихиды по умершим царям соверша­лись только в московских соборах и в тех монастырях, где были погребены те или другие цари или члены царской семьи; в прочих церквах, в городах и в селах, на духовенство эта обязанность не возлагалась. Те­перь от всего духовенства стали требовать исполнения этой обязанности, причем молебны и панихиды нужно было служить не только о дни, связанные с именем царствующего или царствовавшего императора, но так­же в дни, связанные с именами других членов импера­торской фамилии. Служить при этом полагалось в са­мом лучшем облачении и по возможности соборно.
Можно себе представить, насколько трудна оказа­лась эта обязанность для огромного большинства тог­дашнего невежественного духовенства, до которого не только политические новости о постоянной смене цар­ствующих лиц на престоле, но и распоряжения епархи­альной власти доходили крайне медленно и в искажен­ном виде. Между тем малейшее упущение по этой ча­сти каралось самым жестоким образом: оно приравни­валось к политическим преступлениям и ведалось тай­ной канцелярией. Приходский священник жил поэтому под постоянным страхом «лишения сана и жестокого в светском суде истязания, сверх того и вечной ссылки, куда тяжковинных ссылать велено». 30-е годы XVIII в., когда царствовала Анна Иоанновна, были в этом отно­шении особенно тяжкими для приходского духовенст­ва, несмотря на то что синод разослал печатные табе­ли высокоторжественных дней. Казематы тайной кан­целярии всегда были полны клириками, провинивши­мися в упущении царских молебнов и панихид; свя­щенники массами лишались сана, наказывались бато­гами и отдавались в солдаты. Пострадали также некоторые видные представители епископата. Настрое­ние последнего выразил тверской архиепископ, знаме­нитый Феофилакт Лопатинский, словами: «Спать не могу, во сне пугаюсь и наяву всегда боюсь».
Страх Феофилакта и других архиереев имел под со­бою самые реальные основания. Уже в 1731 г., через год после восшествия Анны на престол, были лишены сана и сосланы в монастыри для одиночного заключе­ния воронежский епископ Лев и киевский митрополит Варлаам за то, что не опубликовали в церквах мани­феста о воцарении Анны сейчас же по получении и не отслужили положенных молебнов, а сделали это толь­ко после напоминания губернаторов; такая же кара постигла членов синода, рязанского епископа Георгия и коломенского епископа Игнатия, якобы за сочувствие Льву и казанского епископа Сильвестра якобы за сочувствие Георгию и Игнатию. Оправдался страх и са­мого Феофилакта: он был осужден по другому делу, якобы за подстрекательство к составлению пасквиля на Феофана Прокоповича и синод, и поплатился лише­нием сана, расстрижением и заключением в Выборг­скую крепость. Терроризированный епископат в стрем­лении доказать свои верноподданнические чувства до­ходил до того, что стал носить панагии с изображени­ем вместо богородицы самой Анны в обычном деколь­тированном виде; но и это «кощунство» не помогало. Со времени Елизаветы духовенству в этом отношении стало легче, но и при ней и при Екатерине светская власть строго следила за соблюдением всех царских молебнов и панихид, виновным в упущениях грозило лишение епархии или прихода.
Мы видим, как легко было навлечь на себя любому клирику подозрение в неблагонадежности. Но тем же клирикам вменялось в обязанность нести полицейские функции, доносить о «бунтах и крамолах», если тако­вые ими будут открыты на исповеди. Эта антиномия легко объясняется неустойчивой, переменчивой истори­ей трона в XVIII в. Царствующие лица и правительст­ва сменялись, как в калейдоскопе, вместе со сменой об­щественных групп, занимавших господствующее поло­жение в России. При таком положении легко развива­ется болезненная подозрительность, боязнь заговоров, недоверие к собственным послушным и на деле верным агентам. Только к концу XVIII в., когда шатания трона прекратились и вошло уже в привычку соблюдение официальных табельных богослужений, ослабляется бдительный надзор за ними правительства. В XIX в. царские дни для клира уже чисто официальные и не­важные праздники. Кроме кафедральных соборов, куда на богослужение собирались все официальные лица данного города, во всех остальных церквах службы в табельные дни правились по-будничному, при умень­шенном освещении, без певчих и без молящихся, ран­ним утром. Но и значение этих официальных дней в XIX в. стало уже не то, что прежде. В XVIII в. празд­нование табельных дней было одним из средств насаж­дения верноподданнических чувств, в XIX в. оно посте­пенно сделалось официальной данью придворному этикету, праздником почти исключительно официальных учреждений.
Требуя от церкви, чтобы она насаждала вернопод­даннические чувства посредством культа, правительст­во не отказывалось и от того, чтобы церковь насажда­ла верноподданнические чувства поучением. Мы уже видели, что этого требует от архиереев Духовный Рег­ламент; синод даже составил образцовое слово «о по­каянии и обязанностях всех», которое архиереи обяза­ны были произносить при объезде епархий. Но, конеч­но, только такого рода поучений было недостаточно, и провинциальному епископату в области проповедниче­ства стал давать образцы и уроки синодальный епи­скопат. Особенно на этом поприще отличался Феофан Прокопович, произносивший по очереди панегирики Петру, Екатерине I, потом таким противоположным полюсам, как Петр II и Анна. При Петре Феофан гро­мил с церковной кафедры «цареборцев» - царевича Алексея и его партию, во время болезни Петра в 1721 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146