"Если хочешь спасти стихи, иди к Ильичеву, - сказал
он. - Жалуйся на меня". Я понял, что все карандашные
пометки принадлежат не рядовым цензорам, а самому
секретарю ЦК партии по идеологии. Про него тогда ходи-
ла такая частушка: "Начинается все снова, снова рубят
все сплеча. Слишком много Ильичева, слишком мало Иль-
ича..."
Я пришел на прием к Ильичеву и положил перед ним
верстку, возмущаясь держимордизмом главного редакто-
ра "Знамени", как он меня о том и попросил. Для Кожев-
никова это было безопасно - за держимордизм еще ни-
кого не снимали. Ильичев взял в руки верстку, как будто
не его пометки красным карандашом стояли тут и там,
стал внимательно читать, выражая междометиями свое
восхищение отдельными строчками. Кончив читать этот
стихотворный цикл, он глубоко вздохнул, сморщил лы-
сенький лоб и взглянул на меня жирными бегающими
глазками поверх очков, сползших на коротенький поблес-
кивающий нос.
- Плохо матросику, ой, как плохо... - вдруг замотал
он головой, чуть не всхлипывая и испытующе сверля меня
взглядом.
- Какому матросику? - недоуменно переспросил я.
- Как это - какому? Вашему матросику, вашему...- и
Ильичев ткнул пальцем в стихотворение "Граждане, пос-
лушайте меня". - Вот он, ваш матросик, Евгений Алексан-
дрович, сидит одинокенький, никому не нужный на палубе
и песню под гитару поет. А его никто не слушает, Евгений
Александрович, никтошеньки... Ведь я тоже матросиком был
Секреты поведения людей
когда-то, поглядите... - и секретарь Центрального Коми-
тета по идеологии протянул мне над зеленым бильярдным
сукном государственного стола кулачок, заросший рыжим
волосом, на котором была полусведенная, но все-таки за-
метная татуировка. Ильичев вскочил и лихорадочно захо-
дил вокруг меня быстрыми шажками полненького, но кре-
пенького человечка:
- А матросик-то ваш, Евгений Александрович, на ко-
раблике едет. И кораблик-то это не простой, а "Фридрих
Энгельс" называется. А что на этом кораблике у вас тво-
рится? Все водку пьют, или в карты играют, или танцуют
- а на матросика несчастного ноль внимания. Это ж все
до символа, Евгений Александрович, вырастает, до симво-
ла... Корабль - это наша страна. Толпа на корабле, водку,
пардон, хлещущая, - это наш русский народ. А матросик
несчастненький - это вы, Евгений Александрович. А ка-
кой же вы несчастный, что же вы такое фантазируете! И
кто вас несчастным-то сделал - уж не Советская ли
власть?
Ильичев остановил свое беганье вокруг меня, сел и под-
винул ко мне уже остывший стакан чаю и вазочку с суш-
ками:
- Да вы не стесняйтесь.,. Отведайте партийных суше-
чек. Евгений Александрович, вы, конечно, знаете художни-
ка Куинджи. У меня в моей скромной коллекции, кстати,
есть одно его полотно. Но мою коллекцию с вашей не
сравнишь. Наслышан, наслышан. А вот знаете ли вы о
том, что он был к тому же знаменитым птичьим лекарем?
Бывает, начнет какая-нибудь певчая птичка, в неволе за-
тосковав, из клеточки продираться и повредит себе кры-
лышко... Несладко ведь песни-то петь в неволе, Евгений
Александрович, ох, как несЛадко... Я ведь тоже здесь, в
кабинете этом, как в клетке. Да что обо мне. Так вот мно-
гим певчим птичкам Куинджи или крылышки спасал, или
косточки вправлял, или травяным настоем птичек отпаи-
вал, ежели у них горлышко побаливало. А когда умер Ку-
П. С. Таранов
инджи, то, говорят, владельцы вылеченных им певчих пти-
чек пришли на его похороны с клетками, открыли их, и все
"тицы сели на гроб художника и запели свою прощальную
благодарную песню.
Ильичев перегнулся ко мне через стол и, перекошенно
улыбаясь, почти зашептал, да так, что я невольно отшат-
нулся:
- А когда я умру, Евгений Александрович, разве ка-
кие-нибудь певчие птички помянут меня своей песней?
Так кто же из нас - несчастный матросик, Евгений Алек-
сандрович, вы или я? А?
Ильичев устало откинулся на спинку стула, закрыл
глаза и чуть застонал. И когда снова открыл глаза - они
были энергичные, собранные, деловые. Рыжеволосая рука
с татуировкой перепасовала мне мою верстку. Голос был
будничный, рабочий:
- С Кожевниковым мы разберемся, Евгений Алексан-
дрович. Засиделся он в своем редакторском кресле, заси-
делся. Только вы уж мне сами помогите напечатать эт1
стихи. Ну, придумайте другое название для корабля вмес
то "Фридрих Энгельс".
Ильичев захихикал, заелозил на стуле, стараясь меня
подкупить своим садомазохистским юморком:
- Только не "Карл Маркс"... А то снимут не Кожевни-
кова, а меня".
75
Закон пизначальной бессмысленности"
Не ищите смысл. Его поиск обрекяет человек> иа
мучеиия, иостояииыАрезульпт которых всегда один-
уверовямие в бессмпшслеияосп. "
У Оскара Уальда есть короткая притча "Преданный
ДРУГ"-
Секреты поведения людей
Писатель случайно услышал разговор... Коноплянка
рассказывала Водяной Крысе о странной дружбе богато-
го, знатного Мельника и нищего садовника Ганса. Мель-
ник называл себя Преданным другом малыша Ганса и
считал, что может в любое время дня и ночи войти в сад к
Гансу, нарвать яблок, цветов, душистых трав и заодно по-
болтать о жизни. А Ганс? Был счастлив одаривать Мельни-
ка, лишь бы почаще видеть его у себя, слушать его восхи-
тительные речи о вечной бескорыстной дружбе.
Коноплянка возмущена поведением Мельника: он толь-
ко берет, берет и берет. Водяная Крыса, напротив, пол-
ностью одобряет подобные отношения.
Эта история не случайно любима психологами и при-
водится во всех учебниках. Права И. С. Кленская, когда
пишет: "В ней, как в фокусе, сосредоточены многие про-
блемы и противоречия общения... Вдумайтесь, какая слож-
ная ситуация... Здесь нет ни правых, ни виноватых, ни
хитрых, ни простачков. Об очень многом заставляет она
задуматься".
Именно так, задуматься! Крепко задуматься. Не ищи-
те Смысл. Остановитесь! Да, тянет. Да, хочется. Да, есть
особый настрой и прилив сил. Сдержите себя! Поиск
Смысла столь же нелеп, как поиск сухой воды. Возмож-
но, что такая есть. Но где? И разумен ли тот, кто увлечет-
ся этим?
76
Закон пМпм..."
Что-то ест> зягадочиое, яе до конца, ясное, мистичес-
ки дожимающее яас в непереносимости ультимятявного
"или... ".
В посмертных бумагах Антона Семеновича Макарен-
ко сохранился отрывок, который не вошел в "Педагоги-
ческую поэму". Современные публикаторы произведений
П. С. Таранов
великого педагога помещают его в сопровождении услов-
ного заголовка "О взрыве":
"Взрывом я называю доведение конфликта до послед-
него предела, до такого состояния, когда уже нет возмож-
ности ни для какой эволюции, ни для какой тяжбы между
личностью и обществом, когда ребром поставлены во-
прос - или быть членом общества, или уйти из него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116