Особая группа людей буквально не расстается с
такой методой общения. В истории они обозначены как
мыслители, мудрецы, философы. Я не отрицаю приро-
дную быстроту, остроту, живость и находчивость их ума.
Я только подчеркиваю, что в арсенале их средств воздей-
ствия на людей есть стереотипная обязательная процеду-
ра: загнать внемлющего им в некое замкнутое мысли-
тельно пространство, затем пропустить его через специ-
ально сотворенный ими тесный и долгий лаз, а далее...
"обрушить" на него простор свободы на все стороны и во
всех степенях. Зачем они это делают? Мне представляет-
ся, что они вполне знают, что творят, и в устремлениях
своих как бы подражают пневмооружию: во всем обнару-
живается сила из ничего, если что-то сначала сжать, а
потом резко, толчком отпустить (высвободить).
Передаваемая мысль при таком способе передачи при-
обретает не только стреляющий эффект, но - что важ-
нее! - "перепрыгивающий" эффект и, подобно пуле, вхо-
дит из стреляющего предмета в цель. В чистоте нетрону-
тости преодоленным временем и пространством.
По существу, они реализуют (или, наверное это будет
точнее, - открывают) в нужном месте и в нужный им
миг - по сценарию решаемой ими задачи! - мгновен-
ную блиц-школу, которую они же, исполнив действо, так
сказать, закрывают,
Системе образования взять бы на вооружение этот ме-
тод - ей бы цены не было!
В подтверждение всему сказанному да и в доказатель-
ство ему же я сошлюсь на давнее (20 - 26 октября 1969
П. С. Таранов
года) интервью вполне современного немецкого философа
Мартина Хайдеггера (1889 - 1976) популярному француз-
кому журналу "L Express". Понаблюдайте за ифой этого
человека в "сжатие-расширение", и вы вполне раскусите
этот "мудрый" орешек.
Итак, с Хайдггером ведут беседу корреспонденты: Фре-
дерик Товарницки - сотрудник журнала, Жан-Мишель
Пальме - автор книги "Политические произведения Хай-
деггера".
"Кор. - Вас, мсье, считают последним философом за-
падной традиции, который завершает ее и вместе с тем
пытается открыть новый способ вопрошания.
Сегодня кризис университетов сопровождается недо-
верием к самому смыслу философии. Для большинства
она не имеет права на существование, она стала беспо-
лезной.
X. - Это как раз то, о чем я всегда думал. В своем курсе
1935 года "Введение в метафизику" я уже это утверждал:
философия всегда несвоевременна. Это безрассудство (су-
масбродство, une folie).
Кор. - Безрассудство?
X. - Философия несвоевременна по своей сущности,
ибо она принадлежит к тем редким явлениям, судьба ко-
торых в том и состоит, что они не могут встретить непос-
редственный отклик.
Кор. - Итак, что представляет собой философия?
X. - Это одна из редких возможностей автономного
творческого существования. Ее изначальная задача -
делать вещи более тяжелыми (трудными), более сложны-
ми.
Кор. - Может ли она, по вашему мнению, играть роль
в преобразовании мира, как этого хотел Карл Маркс?
X. - философия никогда не может непосредственно
придавать силы или создавать формы действия и условия,
которые вызывают историческое событие.
Кор. - Но тогда каков ее смысл?
X. - Она есть "знание", которого можно достичь и
Секреты поведения людей
сразу использовать. Она касается всегда только ограни-
ченного числа людей и не может быть оценена с помощью
общих критериев. С этим ничего нельзя поделать: ведь имен-
но она делает из нас что-то, если мы ею занимаемся.
Кор. - Не могли бы вы уточнить, что вы хотите этим
сказать?
X. - Во время своего исторического развития народы
задают себе всегда очень много вопросов. Но только один
вопрос: "Почему вообще есть сущее, а не наоборот, ни-
что?" ("Pourquoi у a-t-il de letant et поп pas rien?") -
предрешил судьбу западного мира, и именно начиная с
ответов, которые давали досократовские философы две
с половиной тысячи лет назад. Однако сегодня смысл это-
го вопроса никого не тревожит.
Кор. - Вы утверждаете, что быть внимательным к сущ-
ности сегодняшнего мира - это значит размышлять над
изречениями досократиков: Парменида, Гераклита...
X. - Да, но сегодня ни в Германии, ни в других местах
их совершенно никто не читает.
Кор. - Какая, по вашему мнению, связь соединяет нас
с этими столь далекими мыслителями?
X. - В своем курсе "Введение в метафизику" я пока-
зал, почему все философские вопросы начинаются с них.
В их поэтических изречениях рождается западный мир.
Кор. - И современная техника?
X. - Я уже писал, что современная техника, хотя она
полностью чужда античности, имеет в ней свое сущес-
твенное происхождение.
Кор. - Правда ли, что начиная с 1907 года вы не менее
чем по часу в день читаете греческих мыслителей и поэ-
тов: Гомера, Пиндара, Эмпедокла, Софокла, Фукидида?
X. - Да, за исключением военных лет.
Кор. - Думаете ли Вы, что нужно вернуться к источ-
никам греческой мысли?
X. - Вернуться? Современное возрождение античнос-
ти? Это было бы абсурдно, да и невозможно. Греческая
мысль может быть только исходным пунктом. Однако связь
П. С. Таранов
греческих мыслителей с нашим современным миром ни-
когда не была столь очевидной.
Кор. - Не зависит ли это забвение вопрошания тради-
ции от нужд современного мира?
X. - Каких нужд?
Кор. - В частности, от той радикальной противопо-
ложности, которая, начиная с Маркса, отделила теорети-
ческое видение мира от практического, стремящегося этот
мир преобразовать?
X. - Одиннадцатый тезис Маркса о Фейербахе? Се-
годня одно лишь действие без первоначального истолкова-
ния мира не изменит положения в этом мире.
Кор. - Но сегодня охотнее вопрошают Маркса, Фрей-
да или Маркузе, чем Парменида и Гераклита.
X. - Это как раз то, о чем я сказал.
Кор. - Говоря, что в некотором смысле атомная бом-
ба взорвалась уже в поэме Парменида, вы хотите подчер-
кнуть именно эту связь между метафизикой греков и со-
временной техникой?
X. - Да, но нельзя доверять формулам, лишенным кон-
текста. Я думаю, что на самом деле именно в поэме Парме-
нида и в вопросе, который она ставит, возникает возмож-
ность будущей науки. Но опасность формул состоит в том,
что они заставляют верить, будто речь идет о фатальной
необходимости гегелевского типа.
Кор. - Могла ли история принять другое направле-
ние?
X. - Как знать? Для меня нет ничего фатального. Ис-
тория не подчиняется детерминизму типа марксистского.
Не более, чем философия или политика. Физики, которые
искали ядерного расщепления, не хотели создать атом-
ную бомбу. И, однако, это именно то, что они создали.
Кор. - Правда ли, что вы сказали, имея в виду свое
произведение "Бытие и время": "Это книга, в которой я
хотел как можно быстрее пойти как можно дальше?"
(Доел.: слишком быстро пойти слишком далеко, "cest un
livre dans lequel jai voulu trop vite aller trop loin".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
такой методой общения. В истории они обозначены как
мыслители, мудрецы, философы. Я не отрицаю приро-
дную быстроту, остроту, живость и находчивость их ума.
Я только подчеркиваю, что в арсенале их средств воздей-
ствия на людей есть стереотипная обязательная процеду-
ра: загнать внемлющего им в некое замкнутое мысли-
тельно пространство, затем пропустить его через специ-
ально сотворенный ими тесный и долгий лаз, а далее...
"обрушить" на него простор свободы на все стороны и во
всех степенях. Зачем они это делают? Мне представляет-
ся, что они вполне знают, что творят, и в устремлениях
своих как бы подражают пневмооружию: во всем обнару-
живается сила из ничего, если что-то сначала сжать, а
потом резко, толчком отпустить (высвободить).
Передаваемая мысль при таком способе передачи при-
обретает не только стреляющий эффект, но - что важ-
нее! - "перепрыгивающий" эффект и, подобно пуле, вхо-
дит из стреляющего предмета в цель. В чистоте нетрону-
тости преодоленным временем и пространством.
По существу, они реализуют (или, наверное это будет
точнее, - открывают) в нужном месте и в нужный им
миг - по сценарию решаемой ими задачи! - мгновен-
ную блиц-школу, которую они же, исполнив действо, так
сказать, закрывают,
Системе образования взять бы на вооружение этот ме-
тод - ей бы цены не было!
В подтверждение всему сказанному да и в доказатель-
ство ему же я сошлюсь на давнее (20 - 26 октября 1969
П. С. Таранов
года) интервью вполне современного немецкого философа
Мартина Хайдеггера (1889 - 1976) популярному француз-
кому журналу "L Express". Понаблюдайте за ифой этого
человека в "сжатие-расширение", и вы вполне раскусите
этот "мудрый" орешек.
Итак, с Хайдггером ведут беседу корреспонденты: Фре-
дерик Товарницки - сотрудник журнала, Жан-Мишель
Пальме - автор книги "Политические произведения Хай-
деггера".
"Кор. - Вас, мсье, считают последним философом за-
падной традиции, который завершает ее и вместе с тем
пытается открыть новый способ вопрошания.
Сегодня кризис университетов сопровождается недо-
верием к самому смыслу философии. Для большинства
она не имеет права на существование, она стала беспо-
лезной.
X. - Это как раз то, о чем я всегда думал. В своем курсе
1935 года "Введение в метафизику" я уже это утверждал:
философия всегда несвоевременна. Это безрассудство (су-
масбродство, une folie).
Кор. - Безрассудство?
X. - Философия несвоевременна по своей сущности,
ибо она принадлежит к тем редким явлениям, судьба ко-
торых в том и состоит, что они не могут встретить непос-
редственный отклик.
Кор. - Итак, что представляет собой философия?
X. - Это одна из редких возможностей автономного
творческого существования. Ее изначальная задача -
делать вещи более тяжелыми (трудными), более сложны-
ми.
Кор. - Может ли она, по вашему мнению, играть роль
в преобразовании мира, как этого хотел Карл Маркс?
X. - философия никогда не может непосредственно
придавать силы или создавать формы действия и условия,
которые вызывают историческое событие.
Кор. - Но тогда каков ее смысл?
X. - Она есть "знание", которого можно достичь и
Секреты поведения людей
сразу использовать. Она касается всегда только ограни-
ченного числа людей и не может быть оценена с помощью
общих критериев. С этим ничего нельзя поделать: ведь имен-
но она делает из нас что-то, если мы ею занимаемся.
Кор. - Не могли бы вы уточнить, что вы хотите этим
сказать?
X. - Во время своего исторического развития народы
задают себе всегда очень много вопросов. Но только один
вопрос: "Почему вообще есть сущее, а не наоборот, ни-
что?" ("Pourquoi у a-t-il de letant et поп pas rien?") -
предрешил судьбу западного мира, и именно начиная с
ответов, которые давали досократовские философы две
с половиной тысячи лет назад. Однако сегодня смысл это-
го вопроса никого не тревожит.
Кор. - Вы утверждаете, что быть внимательным к сущ-
ности сегодняшнего мира - это значит размышлять над
изречениями досократиков: Парменида, Гераклита...
X. - Да, но сегодня ни в Германии, ни в других местах
их совершенно никто не читает.
Кор. - Какая, по вашему мнению, связь соединяет нас
с этими столь далекими мыслителями?
X. - В своем курсе "Введение в метафизику" я пока-
зал, почему все философские вопросы начинаются с них.
В их поэтических изречениях рождается западный мир.
Кор. - И современная техника?
X. - Я уже писал, что современная техника, хотя она
полностью чужда античности, имеет в ней свое сущес-
твенное происхождение.
Кор. - Правда ли, что начиная с 1907 года вы не менее
чем по часу в день читаете греческих мыслителей и поэ-
тов: Гомера, Пиндара, Эмпедокла, Софокла, Фукидида?
X. - Да, за исключением военных лет.
Кор. - Думаете ли Вы, что нужно вернуться к источ-
никам греческой мысли?
X. - Вернуться? Современное возрождение античнос-
ти? Это было бы абсурдно, да и невозможно. Греческая
мысль может быть только исходным пунктом. Однако связь
П. С. Таранов
греческих мыслителей с нашим современным миром ни-
когда не была столь очевидной.
Кор. - Не зависит ли это забвение вопрошания тради-
ции от нужд современного мира?
X. - Каких нужд?
Кор. - В частности, от той радикальной противопо-
ложности, которая, начиная с Маркса, отделила теорети-
ческое видение мира от практического, стремящегося этот
мир преобразовать?
X. - Одиннадцатый тезис Маркса о Фейербахе? Се-
годня одно лишь действие без первоначального истолкова-
ния мира не изменит положения в этом мире.
Кор. - Но сегодня охотнее вопрошают Маркса, Фрей-
да или Маркузе, чем Парменида и Гераклита.
X. - Это как раз то, о чем я сказал.
Кор. - Говоря, что в некотором смысле атомная бом-
ба взорвалась уже в поэме Парменида, вы хотите подчер-
кнуть именно эту связь между метафизикой греков и со-
временной техникой?
X. - Да, но нельзя доверять формулам, лишенным кон-
текста. Я думаю, что на самом деле именно в поэме Парме-
нида и в вопросе, который она ставит, возникает возмож-
ность будущей науки. Но опасность формул состоит в том,
что они заставляют верить, будто речь идет о фатальной
необходимости гегелевского типа.
Кор. - Могла ли история принять другое направле-
ние?
X. - Как знать? Для меня нет ничего фатального. Ис-
тория не подчиняется детерминизму типа марксистского.
Не более, чем философия или политика. Физики, которые
искали ядерного расщепления, не хотели создать атом-
ную бомбу. И, однако, это именно то, что они создали.
Кор. - Правда ли, что вы сказали, имея в виду свое
произведение "Бытие и время": "Это книга, в которой я
хотел как можно быстрее пойти как можно дальше?"
(Доел.: слишком быстро пойти слишком далеко, "cest un
livre dans lequel jai voulu trop vite aller trop loin".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116