В конце стола, где сидел главный инструктор, завязался приглушенный обмен мнениями, соседи же Людовича сидели как немые. Людович ел много, с присущей ему педантичностью, строго следя за манерой обращения с вилкой и ножом («Как зубной врач», отозвался о нем позднее де Сауза), в им же самом созданном одиночестве, подобном тому, в каком чувствовал себя Гай в ходе кратковременного спуска на парашюте. Покончив с ужином, он встал и, не сказав ни слова, вышел из столовой. Однако общее настроение после его ухода заметно не повысилось. Все почувствовали, что порядком устали за день, и поэтому, прослушав девятичасовую сводку известий, разошлись по своим комнатам и легли спать. Де Сауза очень сожалел, что отсутствовал Гай, с которым можно было бы обсудить неожиданное появление начальника. Он уже присвоил начальнику прозвище Майор Дракула, а в его сознании роились различные мысли из области некрофилии, которые Джилпин наверняка назвал бы буржуазными.
Сотрудники учебного центра задержались внизу. Это была немногочисленная группа дружных людей. Благоговение, которое они испытывали перед Людовичем, почти не нарушало их уютной и спокойной жизни. Но теперь все они были в той или иной мере встревожены — кто абсурдностью, кто чудовищностью происходящего, чем-то, во всяком случае, что заметно нарушало их привычную и спокойную жизнь.
— Я не совсем представляю, как поступают в таких случаях, — заявил главный инструктор. — Что должны делать подчиненные, если их начальник сошел с ума? Кто и кому должен доложить об этом?
— Но может быть, это у него пройдет?
— Сегодня он был намного хуже, чем вчера.
— А «клиенты», по-вашему, заметили это?
— По-моему, такие вещи не могут остаться незамеченными. Ведь группа состоит не из каких-нибудь там беженцев.
— Но пока он ничего особенного, собственно, не сделал .
— А вы представляете, что будет, если он-таки сделает что-нибудь?
Следующий день выдался тоже хорошим, тренировки прошли по заведенному порядку, однако вечером такого веселья и возбуждения, как вчера, уже не было. Даже самые молодые и самые здоровые жаловались на ушибы и переутомление, и все считали, что вчерашнее посвящение в парашютисты вовсе не устранило присущее человеку естественное нежелание бросаться из самолета в воздушное пространство. Людович присутствовал на завтраке и на обеде, но уже без всяких церемоний и разговоров. Во время обеда он произнес всего несколько слов, обратившись к капитану Фримантлу:
— Я думаю, мне надо завести собаку.
— Да, сэр. Это забавно иметь около себя шустренькое животное.
— Собака мне нужна не для забавы.
— О, понимаю, понимаю, сэр. Вы хотите собаку, которая будет охранять вас.
— И не для охраны. — Людович помолчал немного, бросил испытующий взгляд на своего заместителя и на озадаченных, притихших «клиентов». — Собака нужна мне для любви .
Никто не сказал ни слова. Людовичу подали острейшее блюдо, которое не всякий осмелился бы отведать. Уничтожив его одним духом, он сказал:
— У капитана Клэра был китайский мопс. — И добавил после небольшой паузы: — Вы не знаете капитана Клэра. Он тоже отступал с Крита, но медали не удостоен . — Еще одна пауза — несколько секунд, которые показались слушателям целыми часами. — Мне нужен красивый китайский мопс.
Затем, как бы не желая вступать в дискуссию по вопросу, который он уже решил, Людович встал из-за стола так же неожиданно, как и вчера, и зашагал прочь с таким видом, будто выбранный им пес уже ожидает его с другой стороны дубовой двери и он возьмет его сейчас на руки и понесет в привычные для себя и пса покои.
Людович закрыл за собой дверь, но и сквозь толстые дубовые доски было слышно, как он запел песенку. Это была песенка, которую папа когда-то, должно быть, напевал своему необыкновенному малышу, ставшему теперь Людовичем:
Папа не купит ни лука, ни стрел,
У тебя есть маленький кот.
Зачем тебе лук, пострел?
Спи. Закрой глазки и рот.
Позднее главный инструктор предложил капитану Фримантлу:
— По-моему, было бы неплохо спросить у одного из наиболее серьезных «клиентов», что они думают о нашем начальнике.
На следующий день дул сильный восточный ветер. Всю первую половину дня «клиенты» сидели в готовности к тренировке и в ожидании сообщения об улучшении погоды. В полдень главный инструктор объявил, что тренировка отменяется. Капитан Фримантл, который за последние тридцать шесть часов все более и более беспокоился в связи с очевидным регрессом в состоянии Людовича, решил воспользоваться передышкой в занятиях и осуществить предложение главного инструктора.
Он выбрал де Саузу.
— Надо кому-нибудь съездить в госпиталь, — сказал Фримантл. — Не хотите ли вы повидать своего товарища-алебардиста? Мы сможем пообедать где-нибудь за пределами нашего центра. На пути в госпиталь есть вполне приличная придорожная закусочная.
Они поехали вдвоем, без водителя. Как только вилла осталась позади, капитан Фримантл сказал:
— Я, разумеется, понимаю, что вести с вами разговор о старшем офицере не положено, но мне кажется, вы вполне разумный человек, и я хочу спросить вас неофициально, в конфиденциальном порядке, заметил ли кто-нибудь из вас, «клиентов», что-нибудь необычное в поведении нашего начальника?
— Майора Дракулы?
— Майора Людовича. Почему вы называете его Дракулой?
— Так его прозвали офицеры нашей группы. Кажется, его настоящую фамилию нам никто не сообщал. Он, конечно, странноватый. А что, он не всегда был таким?
— Нет. Особенно странно он ведет себя лишь в последние несколько дней. Он никогда не был очень общительным и добродушным, предпочитал находиться в одиночестве, но в его поведении не было замечено ничего такого, что могло бы показаться странным.
— А теперь такое есть?
— Вы же видели его два последних вечера.
— Да, но, понимаете ли, я ведь не знал его раньше. У меня было одно предположение, но, судя по тому, что вы сказали, я, видимо, ошибался.
— А что именно вы предполагали?
— Я думал, что он мертв.
— Я вас не совсем понимаю.
— На Гаити таких называют «зомби». Оживающие мертвецы. Люди, которых выкапывают, заставляют работать, а потом снова хоронят. Я думал, что его, возможно, убили на Крите или где-нибудь еще. Но теперь ясно, что я ошибался.
Капитан Фримантл начал сомневаться в правильности своего выбора.
— Я не завел бы разговор с вами об этом, если бы знал, что вы превратите все в шутку, — сказал он сердито.
— Это всего-навсего гипотеза, — произнес примирительным тоном де Сауза, — и конечно же она базируется на впечатлениях слишком короткого периода, в течение которого я наблюдал его. По-моему, действительное объяснение его поведения весьма прозаическое: он просто-напросто сходит с ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216
Сотрудники учебного центра задержались внизу. Это была немногочисленная группа дружных людей. Благоговение, которое они испытывали перед Людовичем, почти не нарушало их уютной и спокойной жизни. Но теперь все они были в той или иной мере встревожены — кто абсурдностью, кто чудовищностью происходящего, чем-то, во всяком случае, что заметно нарушало их привычную и спокойную жизнь.
— Я не совсем представляю, как поступают в таких случаях, — заявил главный инструктор. — Что должны делать подчиненные, если их начальник сошел с ума? Кто и кому должен доложить об этом?
— Но может быть, это у него пройдет?
— Сегодня он был намного хуже, чем вчера.
— А «клиенты», по-вашему, заметили это?
— По-моему, такие вещи не могут остаться незамеченными. Ведь группа состоит не из каких-нибудь там беженцев.
— Но пока он ничего особенного, собственно, не сделал .
— А вы представляете, что будет, если он-таки сделает что-нибудь?
Следующий день выдался тоже хорошим, тренировки прошли по заведенному порядку, однако вечером такого веселья и возбуждения, как вчера, уже не было. Даже самые молодые и самые здоровые жаловались на ушибы и переутомление, и все считали, что вчерашнее посвящение в парашютисты вовсе не устранило присущее человеку естественное нежелание бросаться из самолета в воздушное пространство. Людович присутствовал на завтраке и на обеде, но уже без всяких церемоний и разговоров. Во время обеда он произнес всего несколько слов, обратившись к капитану Фримантлу:
— Я думаю, мне надо завести собаку.
— Да, сэр. Это забавно иметь около себя шустренькое животное.
— Собака мне нужна не для забавы.
— О, понимаю, понимаю, сэр. Вы хотите собаку, которая будет охранять вас.
— И не для охраны. — Людович помолчал немного, бросил испытующий взгляд на своего заместителя и на озадаченных, притихших «клиентов». — Собака нужна мне для любви .
Никто не сказал ни слова. Людовичу подали острейшее блюдо, которое не всякий осмелился бы отведать. Уничтожив его одним духом, он сказал:
— У капитана Клэра был китайский мопс. — И добавил после небольшой паузы: — Вы не знаете капитана Клэра. Он тоже отступал с Крита, но медали не удостоен . — Еще одна пауза — несколько секунд, которые показались слушателям целыми часами. — Мне нужен красивый китайский мопс.
Затем, как бы не желая вступать в дискуссию по вопросу, который он уже решил, Людович встал из-за стола так же неожиданно, как и вчера, и зашагал прочь с таким видом, будто выбранный им пес уже ожидает его с другой стороны дубовой двери и он возьмет его сейчас на руки и понесет в привычные для себя и пса покои.
Людович закрыл за собой дверь, но и сквозь толстые дубовые доски было слышно, как он запел песенку. Это была песенка, которую папа когда-то, должно быть, напевал своему необыкновенному малышу, ставшему теперь Людовичем:
Папа не купит ни лука, ни стрел,
У тебя есть маленький кот.
Зачем тебе лук, пострел?
Спи. Закрой глазки и рот.
Позднее главный инструктор предложил капитану Фримантлу:
— По-моему, было бы неплохо спросить у одного из наиболее серьезных «клиентов», что они думают о нашем начальнике.
На следующий день дул сильный восточный ветер. Всю первую половину дня «клиенты» сидели в готовности к тренировке и в ожидании сообщения об улучшении погоды. В полдень главный инструктор объявил, что тренировка отменяется. Капитан Фримантл, который за последние тридцать шесть часов все более и более беспокоился в связи с очевидным регрессом в состоянии Людовича, решил воспользоваться передышкой в занятиях и осуществить предложение главного инструктора.
Он выбрал де Саузу.
— Надо кому-нибудь съездить в госпиталь, — сказал Фримантл. — Не хотите ли вы повидать своего товарища-алебардиста? Мы сможем пообедать где-нибудь за пределами нашего центра. На пути в госпиталь есть вполне приличная придорожная закусочная.
Они поехали вдвоем, без водителя. Как только вилла осталась позади, капитан Фримантл сказал:
— Я, разумеется, понимаю, что вести с вами разговор о старшем офицере не положено, но мне кажется, вы вполне разумный человек, и я хочу спросить вас неофициально, в конфиденциальном порядке, заметил ли кто-нибудь из вас, «клиентов», что-нибудь необычное в поведении нашего начальника?
— Майора Дракулы?
— Майора Людовича. Почему вы называете его Дракулой?
— Так его прозвали офицеры нашей группы. Кажется, его настоящую фамилию нам никто не сообщал. Он, конечно, странноватый. А что, он не всегда был таким?
— Нет. Особенно странно он ведет себя лишь в последние несколько дней. Он никогда не был очень общительным и добродушным, предпочитал находиться в одиночестве, но в его поведении не было замечено ничего такого, что могло бы показаться странным.
— А теперь такое есть?
— Вы же видели его два последних вечера.
— Да, но, понимаете ли, я ведь не знал его раньше. У меня было одно предположение, но, судя по тому, что вы сказали, я, видимо, ошибался.
— А что именно вы предполагали?
— Я думал, что он мертв.
— Я вас не совсем понимаю.
— На Гаити таких называют «зомби». Оживающие мертвецы. Люди, которых выкапывают, заставляют работать, а потом снова хоронят. Я думал, что его, возможно, убили на Крите или где-нибудь еще. Но теперь ясно, что я ошибался.
Капитан Фримантл начал сомневаться в правильности своего выбора.
— Я не завел бы разговор с вами об этом, если бы знал, что вы превратите все в шутку, — сказал он сердито.
— Это всего-навсего гипотеза, — произнес примирительным тоном де Сауза, — и конечно же она базируется на впечатлениях слишком короткого периода, в течение которого я наблюдал его. По-моему, действительное объяснение его поведения весьма прозаическое: он просто-напросто сходит с ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216