— Он видел и лучшие дни. Это все знают. В таких людях что-то есть. Так уж их воспитали, что они думают, будто все им должно доставаться легко. Так или иначе, но им и вправду все достается легко. Будь я проклят, если знаю, как это им удается.
В дверь постучали, и вошел мистер Краучбек. Его волосы растрепались от ветра, глаза слезились — он сидел на улице в темноте.
— Добрый вечер, добрый вечер. Пожалуйста, не вставайте, мистер Катберт. Я только хотел сообщить вам о своем решении. С неделю назад вы говорили, что кому-то здесь нужна комната. Вы, должно быть, забыли, но я помню. Знаете ли, я обдумал это дело, и мне кажется несколько эгоистичным занимать обе комнаты в такое время. Мой внук — в плену. Столько бездомных людей из городов, постояльцы, выгнанные из «Монте-Роуз», которым некуда деваться. Нехорошо такому старику, как я, занимать столько места. Я спрашивал в школе, и мне обещали взять на хранение кое-что из мебели. Поэтому я пришел предупредить за неделю, что в будущем, то есть в ближайшем будущем, гостиная мне не понадобится. После войны я с радостью сниму ее снова. Надеюсь, это не причинит вам неудобств. Разумеется, я останусь, пока вы не подыщете подходящего жильца.
— Это нетрудно. Очень вам обязаны, мистер Краучбек.
— Тогда решено. Спокойной ночи вам обоим.
— Легок на помине, — заметила миссис Катберт, когда мистер Краучбек вышел. — Ну и что ты об этом думаешь?
— Может, у него туго с деньгами?
— Как бы не так. Он гораздо богаче, чем тебе кажется. Раздает деньги направо и налево. Я-то знаю, потому что иногда убираю его комнаты. Всюду валяются благодарственные письма.
— Непонятный человек, уж это точно. Я никогда не мог понять его как следует. Видно, его голова работает как-то иначе, чем твоя и моя.
5
«Таймс», 2 ноября 1940 г. Личные».
Сидя в кафетерии «Грэнд-отеля» в Саутсанде, Гай искал свое объявление в столбце о розыске людей и наконец нашел:
«КОРНЕРА Джеймса Пенденниса, известного по прозвищу ЧАТТИ, из Бечуаналенда или подобной территории просят сообщить в почтовый ящик 108, тогда он узнает нечто полезное для себя».
Стиль, с досадой отметил Гай, не на высоте, но призыв был недвусмысленным, как трубный глас в день страшного суда. В нем звучала нотка отчаяния, словно он исходил из Ронсесвальесского ущелья. Гай сделал все, что мог, в отношении имущества Эпторпа, и теперь оставалось только ждать.
Шел шестнадцатый день после его отъезда из казарменного городка алебардистов и одиннадцатый — в Саутсанде. Первые этапы поисков были легкими. Брук-парк, где Эпторп разместил остатки имущества, которое считал самым необходимым для жизни, еще находился в руках алебардистов. Имущество Эпторпа хранилось в неприкосновенности, и доступ к нему был открыт. Любезный квартирмейстер был готов расстаться с любой вещью, только бы получить документ в трех экземплярах. Гай выдал расписку. В чужой столовой его приняли с братской теплотой, да и с любопытством, потому что он был первым алебардистом, принесшим известия из Дакара. Его заставили прочитать батальону лекцию об опыте высадки при оказании противником противодействия. Он умолчал об обстоятельствах ранения Ритчи-Хука. Ему дали транспорт и с почетом отправили в путь.
В Саутсанде он нашел командора яхт-клуба, который жаждал избавиться от имущества, оставленного Эпторпом. В своей спаленке Эпторп оставил то, что в крайнем случае можно было счесть излишним. Чтобы вывезти все вещи, понадобилось сделать три ездки на такси. Командор собственноручно помогал сносить вещи вниз и грузить их на машину. Когда погрузка закончилась и привратник из отеля свез вещи в хранилище, командор спросил:
— Вы надолго?
Гаю пришлось ответить:
— Сам не знаю.
Он действительно еще не знал этого. Гай вдруг почувствовал себя одиноким. Питающий провод, связывавший его с армией, был перерезан. Он был таким же недвижимым, как имущество Эпторпа. Недавно были введены разные загадочные запреты на перевозку вещей. Гай обратился за помощью к офицеру по железнодорожным перевозкам, но получил категорический отказ.
— Ничем не могу помочь, старина. Читайте инструкции. Офицеры, следующие в отпуск или возвращающиеся из отпуска, могут иметь с собой только рюкзак и чемодан. Вам надо получить специальное разрешение на перевозку этого барахла.
Гай телеграфировал начальнику штаба казарменного городка и через два дня получил в ответ лишь три слова: «Продлить отпуск разрешается».
Так он и оставался здесь, совсем пав духом, пока осень не перешла вдруг в зиму. От штормового ветра дрожали двойные стекла отеля, огромные волны бились о доты и проволочные заграждения на променаде.
Казалось, он обречен остаться здесь навечно, охраняя груду тропического хлама, как тот русский часовой-гвардеец, который, как ему рассказывали, каждый день, год за годом, вплоть до революции, стоял на посту, охраняя то место в Царскосельском парке, где Екатерина Великая как-то заметила полевой цветок и пожелала его сохранить.
Саутсанд, хотя его и не бомбили, считался опасным местом и не привлекал беженцев, которые заполнили другие курорты. Он оставался таким же, каким Гай знал его девять месяцев назад: просторным, безлюдным, ветреным и убогим. Заметна была только одна перемена: ресторан «Гарибальди» закрылся. Мистера Пелеччи, как он узнал, взяли в тот день, когда Италия объявила войну, отправили на пароходе в Канаду, и он утонул где-то посреди Атлантики — единственный шпион среди множества невинных. Гай посетил мистера Гудолла и нашел его в приподнятом настроении он верил, что во всей христианской Европе назревает великий подъем. Вскоре, наверстывая упущенное время, поляки, венгры, австрийцы, баварцы, итальянцы и немногие отважные швейцарцы из католических кантонов во главе со священниками и помещиками выйдут на улицы, неся священные хоругви и мощи святых. Мистер Гудолл допускал, что даже некоторые французы присоединятся к этому маршу во имя господне, однако не мог обещать Гаю возможности принять в нем участие.
Дни шли за днями. Вечно склонный к унынию. Гай был уверен, что его короткое приключение кончилось. У него был пистолет. Может быть, в конце концов он выстрелит в какого-нибудь десантника и умрет сам, неопознанный, но сладостной и достойной смертью. Но скорее всего он проторчит годы в этом яхт-клубе и услышит о победоносном окончании войны по радио. Вечно склонный причудливо усложнять свои неприятности, Гай представлял себе, как он поселится отшельником в палатке Эпторпа и кончит дни на холмах Саутсанда, мучительно осваивая искусство Чатти Корнера, из милости посещаемый раз в неделю мистером Гудоллом, — более легкий вариант судьбы бедного безумного Айво, умершего от голода в трущобах северо-западной части Лондона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216