Он был парализован страхом, яростью и чем-то еще, чем он не мог объяснить. Он много раз встречался с пчелами за последние одиннадцать лет, начиная со смерти отца, он вообще не встречал пчел. В конце концов, нельзя было жить в Англии, и ожидать, что он никогда их не встретит.
Фактически, до сих пор, он вел себя по отношению к ним, в странной фаталистической манере. Он всегда подозревал: он обречен настолько, что во всем последует за своим отцом. И если он собирался быть поверженным этим скромным насекомым, он сделал бы это твердо стоя на ногах, и не убегая от них. Он собирался скоро умереть, … хорошо не совсем скоро, но не будет бежать от этих проклятых насекомых.
И когда он видел пчел, он смеялся, дразнил, проклинал, бил их руками, заставляя их принять ответные меры.
И никогда не был ужален.
Но вид одной из пчел в опасной близости от Кэйт, рядом с ее красивыми волосами, приземляющейся на кружевной рукав ее платья — для него было настолько ужасно, что он застыл на месте.
Видение мелькали перед его внутренним взором. Он видел, как маленький монстр погружает жало в ее мягкую кожу. Он видел, как она задыхается и падает на землю. Он видел, как она лежит неподвижная, здесь в Обри-Холле, на той же самой кровати, которая послужила его отцу первым гробом.
— Только тихо, — прошептал он, — Мы сейчас встанем, очень медленно. Затем мы пойдем медленно отсюда прочь.
— Энтони, — сказала она, смотря на него испуганно и настороженно, — Что с вами такое?
Он потянул ее за руку, заставляя встать, но она сопротивлялась.
— Это просто пчела, — сказал она сердитым голосом. — Прекратите так странно вести себя. Ради бога, пчела не может меня убить.
Ее слова тяжело повисли в воздухе. Тогда, наконец, Энтони почувствовал, что его горло расслабилось, и он может говорить:
— Может, — произнес он низким и хриплым голосом.
Кэйт застыла, не потому что она решила подчиниться его приказаниям, а лишь потому, что его странное поведение и что-то демоническое в его глазах напугало ее до чертиков.
— Энтони, — позвала она его, как она надеялась властно и авторитетно, — Сейчас же отпустите мое запястье.
Она потянула руку, но он и не собирался отпускать ее, а пчела все гудела и летала вокруг нее.
— Энтони, — воскликнула она, — Перестаньте, —
Остальная часть ее предложения была потеряна, поскольку, она так или иначе сумела вырвать руку из его тисков. Из-за внезапно возникшей свободы, она потеряла равновесие, и, махнув рукой, она ударила пчелу внутренней частью локтя, посылая ее, сердито гудя и жужжа, прямо в полосу чистой кожи над лифом ее дневного платья.
— О, ради любви к, — Оой! — Кэйт взвыла, почти как пчела, которая, несомненно, приведенная в бешенство, погрузила свое жало в кожу Кэйт.
— Ох, проклятье, — выругалась она, сразу забыв о надлежащих манерах.
Это было просто укус пчелы, ее раньше неоднократно жалили пчелы, но проклятый ад, как же это болело и чесалось.
— Вот же, беспокойство, — проворчала она, наклоняя голову и увидев небольшое красное пятнышко, справа на краю лифа ее платья. — Теперь мне придется пойти в дом поставить припарку, и придется снимать платье.
С презрительным сопением, она скинула мертвую пчелу со своей юбки, бормоча:
— По крайней мере, она мертва и не будет больше досаждать. Это наверно единственная справедливая вещь в …
В этот момент она подняла голову и увидела лицо Энтони.
Оно было полностью белым. Не бледным, не бескровным, а белым, как лист бумаги.
— О, Господи, — прошептал он отчаянно, и странная вещь была в том, что его губы почти не двигались. — О, Господи.
— Энтони? — спросила она, наклоняясь вперед, и на мгновение, забыв об укусе пчелы. — Энтони, в чем дело?
Неожиданно, в каком-то трансе, он быстро шагнул вперед, одной рукой грубо схватив ее за плечо, а другой, спуская лиф платья, открывая рану и приоткрывая ее грудь.
— Милорд! — завопила Кэйт. — Остановитесь.
Он ничего не сказал, только дыхание у него было прерывистое и быстрое, он еще потянул лиф платья вниз, не так низко, чтобы полностью обнажить грудь, но достаточно, чем позволяет благопристойность.
— Энтони! — позвала она его, надеясь, что использование его имени поможет ей привлечь его внимание.
Сейчас она не знала этого человека; он не был тем, кто сидел с ней двумя минутами ранее на скамейке. Он был сумасшедшим, наводил на нее ужас и совсем не слушал ее.
— Ты, наконец, замолчишь или нет, — сердито прошипел он, на секунду поднимая свой взгляд на ее лицо.
Его глаза были полностью сосредоточены на красном набухающем кружочке на ее груди, и его пальцы с дрожью вытащили жало из ее кожи.
— Энтони, все хорошо! — продолжала она настаивать. — Вы должны —
Она задохнулась. Он слегка перемести одну руку, поскольку другой в этот момент рывком доставал из кармана носовой платок. И из-за этого довольно неделикатно обхватил ее полную грудь.
— Энтони, что вы делаете?! — она схватила его за руку, пытаясь убрать его руку с ее груди, но сил ей не хватило.
Он вцепился в нее еще сильнее, его рука стиснула ее грудь.
— Не дергайся! — пролаял он.
Затем, положив носовой платок на ее грудь, он стал надавливать вокруг покрасневшего места коже.
— Что вы делаете?! — спросила она его снова, все еще стараясь вырваться.
— Выдавливаю яд, — он даже не поднял головы.
— Разве там есть яд?
— Должен быть, — пробормотал он, — Должен быть. Что-то убивает тебя.
Ее рот открылся от удивления.
— Что-то убивает меня? Вы в своем уме? Ничто не убивает меня. Это просто жало пчелы.
Он проигнорировал ее, полностью сосредоточившись на хитрых манипуляциях с ее ранкой.
— Энтони, — произнесла она его имя, медленно и спокойно, стараясь достучаться до него. — Я высоко ценю вашу заботу и беспокойство обо мне, но меня до этого жалили пчелы, наверно, с полдюжины раз, и я… —
— Его тоже прежде жалили пчелы, — прервал он ее.
Что-то в его голосе заставило ее тело задрожать.
— Кого? — тихо прошептала она.
Она нажал сильнее на ранку, вытирая платком, жидкость, выдавливаемую из нее.
— Моего отца, — категорически заявил он, — И это убило его.
Она не могла поверить.
— Пчела? Пчела убила его?
— Да, пчела, — отрезал он, — Разве ты не слушаешь?
— Энтони, маленькая пчела не может убить человека.
Он прекратил надавливать на ее грудь, чтобы посмотреть ей лицо. Его глаза были жесткие и сердитые.
— Я ручаюсь, что может, — проговорил он сквозь зубы.
Кэйт никак не могла поверить в его слова, но она так же не думала, что он лжет. И она поняла, что он нуждался в том, чтобы удалить жало пчелы гораздо сильнее, чем она хотела убежать от его внимания.
— Это все еще распухает, — проговорил он, нажимая сильнее, — Я не думаю, что выдавил весь яд.
— Я уверена, со мной будет все в порядке, — мягко сказала она, ее ярость в ответ на его действия постепенно превратилась почти в материнское беспокойство о нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88