— Но очевидно, ты постепенно вспоминаешь, — прошептала она, — И может быть, ты не будешь больше так бояться гроз. Ох, Кэйт. Мне так жаль.
— Я уверен, нет ничего, о чем бы стоило так сожалеть, — сказал мягко Энтони.
Мэри посмотрела на него, на секунду ее глаза удивленно расширились, будто она совсем забыла о его присутствии в комнате.
— Ох, нет, есть, — сказала Мэри печально. — Я не знала, что Кэйт так страдает. А должна была знать. Это такая вещь, которую мать должна непременно почувствовать. Я, конечно, не дала ей жизнь, но пыталась стать ей настоящей матерью —
— Ты ей стала, — пылко сказала Кэйт. — Самой лучшей.
Мэри повернулась к ней, молча смотрела на нее в течение нескольких секунд, прежде чем сказала:
— Тебе было три года, когда умерла твоя мать. Фактически, это был твой день рождения.
Кэйт, как загипнотизированная кивала.
— Когда я вышла замуж за твоего отца, я дала три клятвы. Первую клятву я произнесла перед ним, Богом и свидетелями, быть его женой. А две другие я произнесла в своем сердце. Обе относились к тебе, Кэйт. Я лишь кинула один взгляд на тебя, ты выглядела такой потерянной и несчастной с огромными печальными карими глазами — о, они были грустные, ох, они были настолько грустные, твои глаза, ни у одного ребенка не должно быть таких глаз — и я поклялась, что буду тебя любить, как свою родную дочь, и сделаю для тебя все, что смогу.
Она сделала паузу, чтобы вытереть глаза, с благодарностью принимая носовой платок, который протянул ей Энтони. Когда она продолжила, она перешла на шепот.
— Последняя клятва была дана твоей матери. Я посетила ее могилу, ты знаешь.
Кэйт задумчиво улыбнулась.
— Да, я знаю, я ходила с тобой несколько раз.
Мэри покачала головой.
— Нет, я пришла к ней на могилу, еще до того, как вышла замуж за твоего отца. Я опустилась тогда на колени рядом с ее могилой и произнесла клятву. Она была очень хорошая мать; каждый мог тебе такое сказать, и любой человек мог видеть, как ты тосковала без нее, после ее смерти. Так что я поклялась ей, что буду тебе хорошей матерью, буду тебя холить и лелеять, и относиться к тебе, как к родной дочери.
Мэри подняла голову, и ее глаза были ясные и смотрели прямо, когда она сказала:
— И мне хотелось бы думать, что я дала ей немного успокоения. Я не думаю, что какая-либо мать сможет покоиться с миром, оставляя своего ребенка, тем более, такого маленького.
— Ох, Мэри, — прошептала Кэйт.
Мэри посмотрела на нее, печально улыбнулась, и повернулась к Энтони.
— И вот поэтому, милорд, я так сожалею. Я должна была знать, должна была почувствовать, что она страдает.
— Но, Мэри, — возразила Кэйт. — Я не хотела, чтобы ты видела. Я пряталась в своей комнате, пряталась под кроватью, в ванной комнате. Везде, где можно было это скрыть от тебя.
— Но почему, моя милая?
Кэйт фыркнула сквозь слезы.
— Я не знаю. Я не хотела беспокоить тебя. И стыдилась своей слабости.
— Ты всегда старалась быть такой сильной, — прошептала Мэри, — Даже когда была совсем крошечной.
Энтони взял за руку Кэйт, и посмотрел на Мэри.
— Она и сейчас сильная. И вы тоже.
Мэри пристально смотрела на лицо Кэйт в течение долгой минуты, ее глаза стали ностальгическими и печальными, и она сказала низким, но четким голосом:
— Когда умерла твоя мать, это было … Меня не было там в тот момент. После того, как я вышла замуж за твоего отца, он рассказал мне эту историю. Он понял, что я тебя уже полюбила, и подумал, что это могло бы мне лучше понять тебя. Смерть твоей матери была очень быстрой. Как говорил твой отец, она заболела в четверг, а умерла во вторник. И все это время шел дождь. Это была одна из тех ужасных бурь, которые долго не заканчиваются, когда дождь льет как из ведра, ветер бушует, реки выходят их берегов, и дороги становятся непроходимыми. Он сказал, что был уверен, все бы изменилось к лучшему, и твоя бы мать выздоровела, если бы буря прекратилась. Он знал, что это глупо, но каждую ночь, перед тем, как лечь спать, он молился, чтобы солнце выглянуло из-за туч. Молился, чтобы небеса дали ему хотя бы маленькую надежду.
— О, папа, — прошептала Кэйт, слова сами невольно сорвались с ее губ.
— Ты была заключена в доме, и это, очевидно, очень терзало тебя, — Мэри посмотрела на Кэйт, и улыбнулась ей.
Это была улыбка, которая говорила о милых сердцу воспоминаниях.
— Ты всегда любила быть на свежем воздухе. Твой отец рассказал мне, что твоя мать имела обыкновения выносить тебя в колыбели на свежий воздух, и качать под открытым небом.
— Я не знала это, — прошептала Кэйт.
Мэри кивнула, затем продолжила свою историю.
— Ты сначала не поняла, что твоя мать была больна. Они оградили ее от тебя, опасаясь инфекции. Но, в конечном счете, ты поняла — что-то не правильно. Дети всегда понимают. Ночь, когда умерла твоя мать, была худшей, и мне потом рассказывали, что гром и молнии были такие ужасные, прежде таких никто не видел.
Она сделал паузу, затем склонила голову, и спросила:
— Ты помнишь старое скрюченное дерево у нас в саду — то, на которое вы с Эдвиной постоянно имели обыкновение взбираться?
— То, которое расщеплено на две части? — прошептала Кэйт.
Мэри кивнула.
— Это случилось той ночью. Твой отец сказал, что это был самый ужасный звук. Гром и молния слились вместе. И когда молния расколола дерево, земля сотрясалась от удара грома.
— Я думаю, ты не смогла заснуть, — продолжала Мэри, после небольшой паузы. — Я помню ту бурю, хотя жила в соседнем графстве. Я вообще не знаю, как можно было заснуть во время такой бури. Отец сидел с твоей матерью. Она умирала, и оба они понимали это. И в своей печали, забыли о тебе. До этого они были осторожны, и не пускали тебя к ней, но в ту ночь, они забыли обо всем. Твой отец говорил, что в тот момент сидел на постели твоей матери, и держал ее за руку. Я должна сказать, это была не легкая смерть. Воспаление легких, совсем не легкая болезнь, — Мэри подняла глаза, — Моя мать тоже умерла из-за нее. Я знаю, конец совсем не мирный, и не спокойный. Она задыхалась, задыхалась у меня на глазах, — Мэри судорожно сглотнула, и посмотрела на Кэйт, — Я могу только сказать, что ты это видела, Кэйт.
Рука Энтони сжала пальцы Кэйт.
— Но там, где мне было двадцать пять лет, когда умерла моя мать, — сказала Мэри, — Тебе было всего три года. Ребенок не должен это видеть. Они пробовали тебя остановить, но не смогли. Ты царапалась и кусалась, и кричала, кричала, кричала, а затем, — Мэри остановилась, задыхаясь.
Она поднесла платок Энтони к лицу, и прошло некоторое время, прежде чем она смогла продолжать.
— Твоя мать была при смерти, — сказала Мэри, ее голос звучал очень тихо, почти как шепот. — И прежде чем они смогли убрать такого дикого ребенка, как ты, в тот момент, комнату осветила вспышка молнии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88