Но он не волновался об этом, перед ним была его Кэйт. Не имело значения, что она услышит его опасения, ведь она любила его независимо оттого, каким он был. Это заставляло его чувствовать себя возвышенно.
— Я видел настоящую любовь, — продолжал он, — Я не относился к циникам нашего, погрязшего в пороках, общества. Я знал, что такая любовь существует. Моя мать …мой отец, — он остановился, чтобы выровнять дыхание.
Этот разговор, казался, самой трудной вещь, которую он когда-либо делал. И все же он знал, что слова должны быть произнесены. Он знал, независимо оттого, как трудно было их произносить.
— Я был уверен, что это единственная вещь, которая сделает мое знание — я не знаю, как назвать это — мое знание о моей смерти…, — он взъерошил волосы, с трудом подбирая слова.
— Любовь была единственной вещью, которая могла сделать знание о моей скорой смерти невыносимым. Как я мог спокойно любить кого-нибудь, зная, что это все обреченно?
— Но это не обреченно, — произнесла Кэйт, сжимая его руку.
— Я знаю. Я влюбился в тебя, и теперь, я знаю это. Даже если я прав, и мне судьбой предопределено прожить столько, сколько прожил мой отец, я не обречен, — он наклонился вперед, и коснулся легким поцелуем ее губ.
— У меня есть ты, — прошептал он, — И я не собираюсь тратить впустую мою жизнь, когда мы вместе.
Губы Кэйт сложились в улыбку: — И что же это означает?
— Это значит, что любовь не должна опасаться, что все скоро закончиться. Любовь к человеку, который заполняет твое сердце, который делает тебя лучшим человеком, чем ты когда-либо мечтал стать. Это видно в глазах твоей жены, и знании, которое наполняет всего тебя, что она — лучший человек, которого ты когда-либо знал.
— Ох, Энтони, — прошептала Кэйт, слезы потекли по ее лицу. — Такое же чувство я испытываю к тебе.
— Когда я подумал, что ты могла умереть —
— Не произноси это, — она задыхалась, — Ты не должен переживать это вновь.
— Нет, — ответил он, — Я скажу. Я должен сказать тебе. Это был первый раз, за все эти годы ожидания смерти — когда мне по-настоящему захотелось умереть. Поскольку ты ушла…не было ничего, что могло бы заставить меня продолжать жить. Я не знаю, как моя мать пережила это.
— У нее были свои дети, — сказала Кэйт, — Она не могла оставить вас.
— Я знаю, — прошептал он, — Но боль, которую она вынесла…
— Я думаю, человеческое сердце, на самом деле, гораздо сильнее, чем мы себе можем представить.
Энтони уставился на нее, и долго не отводил своих глаз от ее лица, пока не почувствовал, что они с Кэйт две половинки одного целого.
Тогда он одной рукой притянул ее к себе, и наклонился поцеловать ее. Его губы нежно прижались к ее губам, предлагая всю любовь, преданность, почтение, которое он испытывал к ней.
— Я люблю тебя, Кэйт, — прошептал он, не отрываясь от ее губ. — Я очень люблю тебя.
Она кивнула, неспособная произнести не звука.
— И прямо сейчас, я хочу…я хочу…
И затем случилась очень странная вещь. Смех буквально пузырился в нем, прорывался из него. Он почувствовал чистую радость момента, и это все что он мог сделать, чтобы не схватить в охапку Кэйт и не подбросить ее в воздух.
— Энтони? — спросила она, немного смущенная и удивленная.
— Ты знаешь, что еще означает любовь? — спросил он, кладя руки с обеих сторон ее тела, и смотря на нее сверху вниз.
Она покачала головой.
— Я боюсь даже предположить.
— Это означает, — проворчал он, — Что я нахожу твою сломанную ногу проклятой помехой.
— И наполовину не так сильно, как я, милорд, — сказала она, бросая жалобный взгляд на свою ногу, с наложенной на ней шиной.
Энтони нахмурился.
— Никаких энергичных упражнений в течение двух месяцев, а?
— Самое меньшее, — вздохнула она.
Он улыбнулся, в этот момент он выглядел, как самый настоящий повеса, как когда-то обвинила она его.
— Ясно, — пробормотал он, — Я должен буду действовать с тобой очень, очень нежно.
— Сегодня вечером?! — хрипло прокаркала она.
Он покачал головой.
— Вряд ли я доживу до вечера.
Кэйт захихикала. Она ничего не могла поделать. Она любила этого мужчину, а он любил ее. И знает он это или нет, но она собирается прожить с ним очень долгую и счастливую жизнь. Этого достаточно, чтобы девушка — даже со сломанной ногой — сделалась по-настоящему легкомысленной.
— Ты смеешься надо мной? — он выгнул бровь, и затем улегся рядом с ней.
— Я и не мечтаю об этом.
— Хорошо. Поскольку у меня есть очень много важных вещей, который я должен сообщить тебе.
— Правда?
Он серьезно кивнул.
— Я сейчас не могу показать тебе, как сильно я люблю тебя, но я могу рассказать тебе.
— Мне никогда не надоест слушать это, — пробормотала она.
— Очень хорошо. Как я уже сказал тебе, я собираюсь рассказать тебе, как мне очень хочется показать тебе мою любовь.
— Энтони! — пискнула она.
— Я думаю, я начал бы с твоей мочки уха, — размышлял он, — Да, определенно, с нее.
— Я бы поцеловал бы ее, затем бы погрыз, как конфету, а затем…
Кэйт задыхалась. И испытывала смущение. И влюблялась в него снова и снова.
И когда он шептал ей любовные пустячки в ухо, она почувствовала странное ощущение, будто ей привиделась ее будущая жизнь. Каждый прожитый день был богаче и полнее предыдущего, и каждый день она в него влюблялась, влюблялась, влюблялась…
Возможно, ли влюбляться в одного и того же человека каждый день подряд?
Кэйт вздохнула, устраиваясь на подушках, и позволяя его распутным словам омывать ее теплой волной.
Ей-Богу, она собиралась попробовать…
Эпилог
Лорд Бриджертон праздновал свой день рождения — Ваш автор верит, что это был его тридцать девятый день рождения — в кругу своей семьи.
Хотя Ваш автор не был приглашен, тем не менее, детали празднества, как всегда, достигли внимательных ушей Вашего автора, и это звучало, как самая забавная вечеринка.
День начался с небольшого концерта: лорд Бриджертон на трубе, а леди Бриджертон на флейте. Миссис Бэгвел (сестра леди Бриджертон) предложила аккомпанировать на пианино, но от ее предложения, очевидно, отказались.
Как сказала вдова-виконтесса, мать нынешнего виконта, более несогласованного и диссонирующего, никогда еще не было слышно. И как нам сказали, в конце концов, молодой Майлс Бриджертон, не выдержав, встал на свой стул, умоляя родителей остановиться. Нам также сообщили, что никто не ругал мальчика за грубость, а лишь раздались вздохи облегчения, когда лорд и леди Бриджертон отложили свои инструменты.
Светская хроника Леди Уислдаун, 17 сентября 1823
У нее точно есть шпион в нашей семье, — раздражительно покачивая головой, сказал Энтони Кэйт.
Кэйт весело рассмеялась. Она расчесывала волосы, перед тем, как лечь спать.
— Она не знала, что твой день был рождения сегодня, а не вчера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88