Джиллиан, сохранившая дар речи, должна была правильно сформулировать вопрос.
В дверях показалась Топпи:
— Вы ведь не видели пресс-конференцию в вечерних «Новостях»?
— Нет, не видела.
— Адвокат Эдди утверждает, что у него есть свидетель, заявляющий, что Эдди не мог напасть на Кэрол. В это время он был в другом конце города, возвращал видеокассету в прокатный пункт.
— Не может быть! — Джиллиан напряженно выпрямилась, чуть ли не подскочила, автоматически приводя себя в состояние боевой готовности. Пальцы ее левой руки начали лихорадочно и нервно шарить по коленям и кушетке. — Это смехотворно! — взволнованно воскликнула она. — Кэрол сама точно не помнит, в какое время негодяй вломился к ней в спальню. Нельзя иметь четкое алиби без четко установленного времени!
— Кое-кто из газетчиков начинает поговаривать о судебной ошибке. Что, возможно, Эдди засадили в тюрьму по ложному обвинению... Что полицейские, стремясь заполучить подозреваемого, действовали слишком поспешно. Что, мол... — Топпи помедлила. — Что, возможно, вы, Мег и Кэрол оказали на них слишком сильное давление.
— Абсурд! — Джиллиан вскочила, руки ее сжались в кулаки. Когда ее загоняли в угол, то первой реакцией всегда был гнев, а уж сейчас-то она была просто вне себя. Срочно подайте ей какого-нибудь репортеришку! Все равно какого! Она ему покажет! — Все, что мы сделали, это обратили внимание полицейских на то, что и Мег, и Триш участвовали в донорской кампании. Вот и все! А Эдди всего-навсего имел доступ к их домашним адресам. Эдди всего-навсего оказался человеком, который лично общался с двумя жертвами из трех за неделю до нападения на каждую из них. Эдди всего-навсего был человеком, чью сперму обнаружили в их домах, на месте преступления. Как, черт подери, пресса объяснит все это?!
— Они и не объясняют. Они просто демонстрируют его благообразные портреты из школьного альбома да бросаются выражениями вроде «представитель национального меньшинства», «подозреваемый в преступлении», «трагически погибший».
— О, Боже правый! — Джиллиан снова опустилась на диван. В голове вдруг ужасно застучало. Она подумала, что с ней, вероятно, что-то не так. Должно быть, что-то серьезное. — Они превращают его в мученика, — пробормотала Джиллиан. — Тот, кто его застрелил... Кто бы то ни был... реабилитировал его.
Либби колотила Джиллиан по руке. Она нашла картинку, которую искала. Новую, добавленную Топпи в альбом лишь год назад, чтобы помочь Либби вести разговор о судебном процессе. На картинке была изображена женщина с завязанными глазами, держащая в руке весы правосудия.
— Я знаю, что ты хотела суда, — нетерпеливо откликнулась Джиллиан. — Я поняла.
Мать поджала губы и постучала по картинке более настойчиво, на этот раз — по изображению весов.
— Правосудия? Не просто суда — ты хотела правосудия? Твердый, решительный удар.
— Потому что мы до сих пор не получили его, — проговорила ее дочь. — И теперь из-за отсутствия обвиняемого пресса рассматривает дело заочно, а в качестве аргумента использует благообразную внешность Эдди и его этническую принадлежность. Только живого Эдди можно было противопоставить этому. Единственный способ достойно ответить на это — судебный процесс. Законный суд и стопроцентное доказательство, что Насильник из Колледж-Хилла — Эдди Комо, и никто другой.
А мать все ударяла и ударяла пальцем.
— Ты права, мама. Теперь я тоже вне себя. Сегодня утром нас ограбили. — И она добавила с горечью: — Как будто мы и без того недостаточно потеряли.
Мать снова начала листать страницы и нашла еще одну картинку, тоже сравнительно новую. Это походило на рисунок, сделанный рукой ребенка: карикатурное изображение чудовища с большими желтыми клыками и огромными красными выпученными глазами. Авторство принадлежало Топпи, пытавшейся таким образом передать понятие «Эдди Комо». Потому что ни при какой погоде они не согласились бы поместить в книжку его подлинное фото. Они не желали в такой форме допустить его в свою жизнь.
Сейчас левая рука Либби царапала страницу фотоальбома. Наконец она сорвала пластиковую оболочку и вырвала картинку. Гордо вскинув голову, она в благородном негодовании посмотрела на Топпи и Джиллиан. Глаза ее пылали гневом, нижняя губа дрожала от невыплаканных слез. Скомкав монстра, она своей немощной левой рукой отшвырнула его подальше.
Топпи и Джиллиан проследили глазами, как бумажный комок свалился на пол. Прежде чем остановиться, он прокатился футов пять. Потом застыл на месте.
— Ты права, — ласково сказала Джиллиан. — Он мертв, так давайте раз и навсегда выбросим его из своей жизни. Скажу честно: я устала бояться. Устала от злобы. Устала вновь и вновь спрашивать себя, что сделала не так. — Голос ее зазвучал громче, набирая силу. — Плевать нам на прессу, мама, пусть провалится ко всем чертям. Плевать на государственного защитника. И плевать на извращенцев, которые рады наблюдать, как наша боль, будто увеселительный спектакль, выносится на экраны. Эдди Комо отнял у нас слишком много, и я не отдам ему больше ничего. Хватит, мы покончили с этим! Больше мы о нем не говорим. Больше не думаем о нем. Мы его больше не боимся. Отныне и впредь Эдди Комо не существует для нас.
Глава 19
«Клуб жертв»
Десять сорок пять вечера.
Увы, Кэрол не покончила с этим. Она не выбросила Эдди Комо из своей жизни. Вместо этого Кэрол, свернувшись комочком, одетая лежала в пустой ванне. От холодных фаянсовых стенок ее знобило, поэтому еще час назад она стащила с крючков и натянула на себя все полотенца. В ванной комнате второго этажа было холодно и промозгло. Здесь не было окон, а значит, и естественного освещения. Кэрол не знала, который час, но подозревала, что уже поздно. Вероятно, десять уже пробило. Все кошмары начинаются после десяти.
Дэн все не возвращался. Дом был погружен в молчание. Время от времени Кэрол начинала мычать что-нибудь себе под нос — просто чтобы услышать звук. Но большей частью лежала съежившись в ванне — взрослая женщина, которая словно рада бы, да не может вернуться в материнское лоно. Опустив голову на жесткую холодную кромку, она ждала неизбежного.
«Я не выключала телевизор... Я не выключала телевизор...»
Все равно это не имеет никакого значения. Ведь уже минуло десять. Кэрол была совсем одна. И знала, что где-то там, в глубине дома (она точно это знала!)... там, в недрах дома, плавно поднимается оконная рама, чья-то ступня касается пола, а затем и сам человек, пригнувшись, быстро ныряет в ее спальню.
Страшные вещи происходят в мире. Людей насилуют, убивают, взрывают бомбами. Мужья бросают на произвол судьбы жен, жены сходят с ума, дети не рождаются. Страшные вещи творятся в мире. Особенно после десяти вечера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
В дверях показалась Топпи:
— Вы ведь не видели пресс-конференцию в вечерних «Новостях»?
— Нет, не видела.
— Адвокат Эдди утверждает, что у него есть свидетель, заявляющий, что Эдди не мог напасть на Кэрол. В это время он был в другом конце города, возвращал видеокассету в прокатный пункт.
— Не может быть! — Джиллиан напряженно выпрямилась, чуть ли не подскочила, автоматически приводя себя в состояние боевой готовности. Пальцы ее левой руки начали лихорадочно и нервно шарить по коленям и кушетке. — Это смехотворно! — взволнованно воскликнула она. — Кэрол сама точно не помнит, в какое время негодяй вломился к ней в спальню. Нельзя иметь четкое алиби без четко установленного времени!
— Кое-кто из газетчиков начинает поговаривать о судебной ошибке. Что, возможно, Эдди засадили в тюрьму по ложному обвинению... Что полицейские, стремясь заполучить подозреваемого, действовали слишком поспешно. Что, мол... — Топпи помедлила. — Что, возможно, вы, Мег и Кэрол оказали на них слишком сильное давление.
— Абсурд! — Джиллиан вскочила, руки ее сжались в кулаки. Когда ее загоняли в угол, то первой реакцией всегда был гнев, а уж сейчас-то она была просто вне себя. Срочно подайте ей какого-нибудь репортеришку! Все равно какого! Она ему покажет! — Все, что мы сделали, это обратили внимание полицейских на то, что и Мег, и Триш участвовали в донорской кампании. Вот и все! А Эдди всего-навсего имел доступ к их домашним адресам. Эдди всего-навсего оказался человеком, который лично общался с двумя жертвами из трех за неделю до нападения на каждую из них. Эдди всего-навсего был человеком, чью сперму обнаружили в их домах, на месте преступления. Как, черт подери, пресса объяснит все это?!
— Они и не объясняют. Они просто демонстрируют его благообразные портреты из школьного альбома да бросаются выражениями вроде «представитель национального меньшинства», «подозреваемый в преступлении», «трагически погибший».
— О, Боже правый! — Джиллиан снова опустилась на диван. В голове вдруг ужасно застучало. Она подумала, что с ней, вероятно, что-то не так. Должно быть, что-то серьезное. — Они превращают его в мученика, — пробормотала Джиллиан. — Тот, кто его застрелил... Кто бы то ни был... реабилитировал его.
Либби колотила Джиллиан по руке. Она нашла картинку, которую искала. Новую, добавленную Топпи в альбом лишь год назад, чтобы помочь Либби вести разговор о судебном процессе. На картинке была изображена женщина с завязанными глазами, держащая в руке весы правосудия.
— Я знаю, что ты хотела суда, — нетерпеливо откликнулась Джиллиан. — Я поняла.
Мать поджала губы и постучала по картинке более настойчиво, на этот раз — по изображению весов.
— Правосудия? Не просто суда — ты хотела правосудия? Твердый, решительный удар.
— Потому что мы до сих пор не получили его, — проговорила ее дочь. — И теперь из-за отсутствия обвиняемого пресса рассматривает дело заочно, а в качестве аргумента использует благообразную внешность Эдди и его этническую принадлежность. Только живого Эдди можно было противопоставить этому. Единственный способ достойно ответить на это — судебный процесс. Законный суд и стопроцентное доказательство, что Насильник из Колледж-Хилла — Эдди Комо, и никто другой.
А мать все ударяла и ударяла пальцем.
— Ты права, мама. Теперь я тоже вне себя. Сегодня утром нас ограбили. — И она добавила с горечью: — Как будто мы и без того недостаточно потеряли.
Мать снова начала листать страницы и нашла еще одну картинку, тоже сравнительно новую. Это походило на рисунок, сделанный рукой ребенка: карикатурное изображение чудовища с большими желтыми клыками и огромными красными выпученными глазами. Авторство принадлежало Топпи, пытавшейся таким образом передать понятие «Эдди Комо». Потому что ни при какой погоде они не согласились бы поместить в книжку его подлинное фото. Они не желали в такой форме допустить его в свою жизнь.
Сейчас левая рука Либби царапала страницу фотоальбома. Наконец она сорвала пластиковую оболочку и вырвала картинку. Гордо вскинув голову, она в благородном негодовании посмотрела на Топпи и Джиллиан. Глаза ее пылали гневом, нижняя губа дрожала от невыплаканных слез. Скомкав монстра, она своей немощной левой рукой отшвырнула его подальше.
Топпи и Джиллиан проследили глазами, как бумажный комок свалился на пол. Прежде чем остановиться, он прокатился футов пять. Потом застыл на месте.
— Ты права, — ласково сказала Джиллиан. — Он мертв, так давайте раз и навсегда выбросим его из своей жизни. Скажу честно: я устала бояться. Устала от злобы. Устала вновь и вновь спрашивать себя, что сделала не так. — Голос ее зазвучал громче, набирая силу. — Плевать нам на прессу, мама, пусть провалится ко всем чертям. Плевать на государственного защитника. И плевать на извращенцев, которые рады наблюдать, как наша боль, будто увеселительный спектакль, выносится на экраны. Эдди Комо отнял у нас слишком много, и я не отдам ему больше ничего. Хватит, мы покончили с этим! Больше мы о нем не говорим. Больше не думаем о нем. Мы его больше не боимся. Отныне и впредь Эдди Комо не существует для нас.
Глава 19
«Клуб жертв»
Десять сорок пять вечера.
Увы, Кэрол не покончила с этим. Она не выбросила Эдди Комо из своей жизни. Вместо этого Кэрол, свернувшись комочком, одетая лежала в пустой ванне. От холодных фаянсовых стенок ее знобило, поэтому еще час назад она стащила с крючков и натянула на себя все полотенца. В ванной комнате второго этажа было холодно и промозгло. Здесь не было окон, а значит, и естественного освещения. Кэрол не знала, который час, но подозревала, что уже поздно. Вероятно, десять уже пробило. Все кошмары начинаются после десяти.
Дэн все не возвращался. Дом был погружен в молчание. Время от времени Кэрол начинала мычать что-нибудь себе под нос — просто чтобы услышать звук. Но большей частью лежала съежившись в ванне — взрослая женщина, которая словно рада бы, да не может вернуться в материнское лоно. Опустив голову на жесткую холодную кромку, она ждала неизбежного.
«Я не выключала телевизор... Я не выключала телевизор...»
Все равно это не имеет никакого значения. Ведь уже минуло десять. Кэрол была совсем одна. И знала, что где-то там, в глубине дома (она точно это знала!)... там, в недрах дома, плавно поднимается оконная рама, чья-то ступня касается пола, а затем и сам человек, пригнувшись, быстро ныряет в ее спальню.
Страшные вещи происходят в мире. Людей насилуют, убивают, взрывают бомбами. Мужья бросают на произвол судьбы жен, жены сходят с ума, дети не рождаются. Страшные вещи творятся в мире. Особенно после десяти вечера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132