привычка к грабежу взяла верх над их боевым азартом —• вместо того, чтобы преследовать переправляющегося через реку противника, они повернули к городу. Весь город в те минуты был пуст, грабить его было легко и просто.
Нестройной ордой, перегоняя, хлеща плетками, давя один другого, они ворвались в сады и улицы города, а бальджуанцам — солдатам правителя и примчавшимся с ними чиновникам — ничего другого не оставалось, как последовать за ними, в стремлении хоть что-нибудь из своего имущества уберечь от рук грабителей, а также оградить честь остававшихся в городе дочерей и жен.
Таким образом повстанцы спаслись от губительной погони. Если бы Тугай и караулбеги Давлят перешли через реку в погоне за войском Восэ, все оно, без сомнения, подверглось бы полному уничтожению.
Первое поражение очень дорого обошлось повстанцам,
В селе Нушур, под крутыми склонами ущелья Оби- Мазар, собрались эти несчастные люди — голодные, бессильные, растерянные. Многие из них, покалеченные, израненные, истекали кровью. Лица их были хмуры, омрачены отчаянием, горем, тоскою. Охватившее их всех молчание нарушали только стоны, жалобные вскрики, мольба иных о помощи. Казалось, у этих людей нет сил даже для того, чтобы произнести слово. Селение Нушур расположено в самой глубине ущелья, по его склонам, а потому на него не падают лучи солнца. Тень высоких, почти отвесно встающих гор, обступивших село, всегда лежит на его однотонно-серых домах. В этой тени лица потерпевших поражение казались еще более мрачными.
Обитатели Нушура, а также других, соседних селений — мужчины, женщины, дети — принесли повстанцам хлеб, кислое молоко, тутовое толокно, свежие и сухие фрукты. Но многие из повстанцев и смотреть не могли на еду, она стала будто поперек горла им, потерявшим в битве своих отцов, братьев, близких друзей.
Потупив взор, точно оцепенев, сидел на камне Восэ. Вокруг него расположились его друзья: Назир-богатырь, Одина, Давлят Аюб, Юсуф, Саид-Мерген, Касым, Ризо. Все молчали.
«Итак, конец? Мы побеждены? — размышлял Восэ.— Народ хочет выслушать меня, а что же я ему скажу? Куда их поведу? Правитель и его войско теперь, конечно, опьянены победой, возгордились, возможно пируют в Бальджуане? Если бы я мог сегодня же вечером налететь на Бальджуан, ночным нападением, пожалуй, сумел бы нанести поражение заспанным солдатам. Но вести этих усталых, павших духом людей конечно же невозможно! Что я не делать? Как бы то ни было, куда-то уходить надо, здесь оставаться опасно, правитель может неояшданно появиться, напасть на нас... Что же делать? Куда пойти?.. Неужели все погибло? — снова и снова задавал себе вопрос Восэ и опять утешал себя: — Нет, не все еще погибло, нам нанесли удар, но нас не победили; ведь столько людей с нами! Хорошо, что я вовремя отпустил всех пеших, до боя, велел вести их сюда, не то все они погибли бы!.. Назим стоит у Туткаула и Нурека на Вахше, ждет прихода Остонакула. Вокруг, всюду в горах, волнение: в Кулябе, Каратегине, Дарвазе народ восстал. Нет, восстание не кончено, даже усиливается день ото дня. Не надо падать духом... Но что делать сейчас? Если отправиться к Ховалингу, Сари-Хосору, Тавиль-Даре или к Хингобу, тамошние жители скажут, что Восэ потерпел поражение. Правитель не сегодня-завтра начнет преследование, будет грабить и рушить селения, мучить и истреблять народ. Вот тогда восстание действительно получит тяжелейший удар, окажется подавленным... Что же делать?..
Наконец Восэ нарушил долгое молчание, задал друзьям вопрос:
— Что будем делать, друзья?
Все обратили к нему лица и снова потупили глаза. Одина сказал:
— Нужно идти в Ховалинг. Там отдохнем, наберем свежих людей. Потом ты снова зажжешь костер на вершине Сурх-Сакау, Восэ. Правитель, если и двинет на нас отряды солдат, все равно там, в горах, ничего с нами не сделает, только, как тысяцкий Комок Глины, станет метаться и в конце концов погибнет.
Но Саид-Мерген с мнением Одины не согласился:
— Нет, нельзя! С этим ничего не поделаешь, Восэ. Нужно покориться судьбе. Отпусти народ, пусть разойдется по своим селам и ущельям. А мы с тобой пойдем в Каратегин и Дарваз, а оттуда, если правитель будет нас преследовать, уйдем в Афганистан.
Шерали — один из предводителей кулябских пришельцев — ответил Саид-Мергену:
— Ваши люди пойдут к себе, в свои села и ущелья. А мы куда пойдем? В Куляб, в лапы солдат нашего правителя Абдуррахмана? Ты о нас не подумал? Ведь мы-то к вам под защиту, под крыло Восэ пришли!
Назир не удержался от упрека своему приятелю Саид- Мергену:
— Ты что, испугался? Раскаиваешься в том, что принял участие в восстании?
— При чем тут испуг, Назир? — сказал Саид-Мерген.— Дело у нас не сладилось. Что мы можем сделать теперь? Ничего! Зачем же напрасно стараться? Ничего уже не исправишь!
Юсуф и некоторые другие присоединились к мнению Саид-Мергена, и он, осмелев от поддержки, повторил:
— Надо покориться судьбе, Восэ.
— Еще неизвестно, какова эта судьба! — вскочив с места, грубо вскричал Давлят Аюб ховалингский.— Получив пощечину от противника, сразу же и убежать — малодушие, трусость! Мы мангыта несколько раз побеждали, а он нас поколотил только раз, сейчас. Так что? Если мы не можем вытерпеть и одного удара, так зачем же шли воевать, для чего восставали?
Назир-богатырь хмуро с ног до головы оглядел Саид- Мергена:
— Если б я знал, что ты, брат, такой трусливый, ни за что не поднял бы тебя из ущелья Раджабфакир.
— Ну хорошо, я трус, а ты храбрый, говори, а я послушаю! — рассердился Саид-Мерген.— Что прикажешь нам делать?
— Я согласен с мнением Одины,— глядя на Восэ, молвил Назир.— Пойдем в Ховалинг, снова подготовимся, будем продолжать дело.
В это время на повороте тропинки, вьющейся вдоль ущелья, показались трое неизвестных мужчин. Постовой привел их к Восэ. Все трое были босы, полуодеты, истерзаны. Из их объяснений выяснилось, что они — пришельцы из Куляба, остались в Бальджуане, не сумели выбраться из города вместе со своими товарищами, а позже, когда город был уже занят, все-таки выбрались. С большим интересом Восэ, его друзья, а затем и собравшиеся вокруг них повстанцы слушали то, что рассказали эти трое о положении в Бальджуане. Когда оголтелая орда локайцев Тугая растеклась по городу, занявшись грабежом, между ними и солдатами правителя вспыхнули распри, драки. Не удовлетворяясь награбленным в городе, локайцы и часть солдат кинулись в пригородные селения — тащить у жителей, что ни попало под руку.
Кончив свой рассказ, трое кулябцев умолкли.
Все смотрели на погруженного в глубокое раздумье Восэ, все ждали: что же он теперь скажет?
Восэ вдруг вскочил, яростно крикнул:
— На коней, друзья! Ризо, лошадь мне!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Нестройной ордой, перегоняя, хлеща плетками, давя один другого, они ворвались в сады и улицы города, а бальджуанцам — солдатам правителя и примчавшимся с ними чиновникам — ничего другого не оставалось, как последовать за ними, в стремлении хоть что-нибудь из своего имущества уберечь от рук грабителей, а также оградить честь остававшихся в городе дочерей и жен.
Таким образом повстанцы спаслись от губительной погони. Если бы Тугай и караулбеги Давлят перешли через реку в погоне за войском Восэ, все оно, без сомнения, подверглось бы полному уничтожению.
Первое поражение очень дорого обошлось повстанцам,
В селе Нушур, под крутыми склонами ущелья Оби- Мазар, собрались эти несчастные люди — голодные, бессильные, растерянные. Многие из них, покалеченные, израненные, истекали кровью. Лица их были хмуры, омрачены отчаянием, горем, тоскою. Охватившее их всех молчание нарушали только стоны, жалобные вскрики, мольба иных о помощи. Казалось, у этих людей нет сил даже для того, чтобы произнести слово. Селение Нушур расположено в самой глубине ущелья, по его склонам, а потому на него не падают лучи солнца. Тень высоких, почти отвесно встающих гор, обступивших село, всегда лежит на его однотонно-серых домах. В этой тени лица потерпевших поражение казались еще более мрачными.
Обитатели Нушура, а также других, соседних селений — мужчины, женщины, дети — принесли повстанцам хлеб, кислое молоко, тутовое толокно, свежие и сухие фрукты. Но многие из повстанцев и смотреть не могли на еду, она стала будто поперек горла им, потерявшим в битве своих отцов, братьев, близких друзей.
Потупив взор, точно оцепенев, сидел на камне Восэ. Вокруг него расположились его друзья: Назир-богатырь, Одина, Давлят Аюб, Юсуф, Саид-Мерген, Касым, Ризо. Все молчали.
«Итак, конец? Мы побеждены? — размышлял Восэ.— Народ хочет выслушать меня, а что же я ему скажу? Куда их поведу? Правитель и его войско теперь, конечно, опьянены победой, возгордились, возможно пируют в Бальджуане? Если бы я мог сегодня же вечером налететь на Бальджуан, ночным нападением, пожалуй, сумел бы нанести поражение заспанным солдатам. Но вести этих усталых, павших духом людей конечно же невозможно! Что я не делать? Как бы то ни было, куда-то уходить надо, здесь оставаться опасно, правитель может неояшданно появиться, напасть на нас... Что же делать? Куда пойти?.. Неужели все погибло? — снова и снова задавал себе вопрос Восэ и опять утешал себя: — Нет, не все еще погибло, нам нанесли удар, но нас не победили; ведь столько людей с нами! Хорошо, что я вовремя отпустил всех пеших, до боя, велел вести их сюда, не то все они погибли бы!.. Назим стоит у Туткаула и Нурека на Вахше, ждет прихода Остонакула. Вокруг, всюду в горах, волнение: в Кулябе, Каратегине, Дарвазе народ восстал. Нет, восстание не кончено, даже усиливается день ото дня. Не надо падать духом... Но что делать сейчас? Если отправиться к Ховалингу, Сари-Хосору, Тавиль-Даре или к Хингобу, тамошние жители скажут, что Восэ потерпел поражение. Правитель не сегодня-завтра начнет преследование, будет грабить и рушить селения, мучить и истреблять народ. Вот тогда восстание действительно получит тяжелейший удар, окажется подавленным... Что же делать?..
Наконец Восэ нарушил долгое молчание, задал друзьям вопрос:
— Что будем делать, друзья?
Все обратили к нему лица и снова потупили глаза. Одина сказал:
— Нужно идти в Ховалинг. Там отдохнем, наберем свежих людей. Потом ты снова зажжешь костер на вершине Сурх-Сакау, Восэ. Правитель, если и двинет на нас отряды солдат, все равно там, в горах, ничего с нами не сделает, только, как тысяцкий Комок Глины, станет метаться и в конце концов погибнет.
Но Саид-Мерген с мнением Одины не согласился:
— Нет, нельзя! С этим ничего не поделаешь, Восэ. Нужно покориться судьбе. Отпусти народ, пусть разойдется по своим селам и ущельям. А мы с тобой пойдем в Каратегин и Дарваз, а оттуда, если правитель будет нас преследовать, уйдем в Афганистан.
Шерали — один из предводителей кулябских пришельцев — ответил Саид-Мергену:
— Ваши люди пойдут к себе, в свои села и ущелья. А мы куда пойдем? В Куляб, в лапы солдат нашего правителя Абдуррахмана? Ты о нас не подумал? Ведь мы-то к вам под защиту, под крыло Восэ пришли!
Назир не удержался от упрека своему приятелю Саид- Мергену:
— Ты что, испугался? Раскаиваешься в том, что принял участие в восстании?
— При чем тут испуг, Назир? — сказал Саид-Мерген.— Дело у нас не сладилось. Что мы можем сделать теперь? Ничего! Зачем же напрасно стараться? Ничего уже не исправишь!
Юсуф и некоторые другие присоединились к мнению Саид-Мергена, и он, осмелев от поддержки, повторил:
— Надо покориться судьбе, Восэ.
— Еще неизвестно, какова эта судьба! — вскочив с места, грубо вскричал Давлят Аюб ховалингский.— Получив пощечину от противника, сразу же и убежать — малодушие, трусость! Мы мангыта несколько раз побеждали, а он нас поколотил только раз, сейчас. Так что? Если мы не можем вытерпеть и одного удара, так зачем же шли воевать, для чего восставали?
Назир-богатырь хмуро с ног до головы оглядел Саид- Мергена:
— Если б я знал, что ты, брат, такой трусливый, ни за что не поднял бы тебя из ущелья Раджабфакир.
— Ну хорошо, я трус, а ты храбрый, говори, а я послушаю! — рассердился Саид-Мерген.— Что прикажешь нам делать?
— Я согласен с мнением Одины,— глядя на Восэ, молвил Назир.— Пойдем в Ховалинг, снова подготовимся, будем продолжать дело.
В это время на повороте тропинки, вьющейся вдоль ущелья, показались трое неизвестных мужчин. Постовой привел их к Восэ. Все трое были босы, полуодеты, истерзаны. Из их объяснений выяснилось, что они — пришельцы из Куляба, остались в Бальджуане, не сумели выбраться из города вместе со своими товарищами, а позже, когда город был уже занят, все-таки выбрались. С большим интересом Восэ, его друзья, а затем и собравшиеся вокруг них повстанцы слушали то, что рассказали эти трое о положении в Бальджуане. Когда оголтелая орда локайцев Тугая растеклась по городу, занявшись грабежом, между ними и солдатами правителя вспыхнули распри, драки. Не удовлетворяясь награбленным в городе, локайцы и часть солдат кинулись в пригородные селения — тащить у жителей, что ни попало под руку.
Кончив свой рассказ, трое кулябцев умолкли.
Все смотрели на погруженного в глубокое раздумье Восэ, все ждали: что же он теперь скажет?
Восэ вдруг вскочил, яростно крикнул:
— На коней, друзья! Ризо, лошадь мне!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122