«Отделяйся от Бухары, мы станем подданными падишаха Россци» — и был ли там шум по этому поводу, то этого я не знаю. Но вот сам дважды слышал от гиссарцев, Приезжавших на базар в Бальджуан, такие слова: «Правитель несправедлив, его хватуны да хапуги чиновники и военные, как голодные волки и шакалы, хватают и грабят подданных, бесчестят женщин и девушек, а пожаловаться мы не можем — некому, некуда, и лучше нам стать подданными падишаха России». Так. Если вы еще спросите о нашей Стране Гор, то скажу: во всех бекствах — в Бальджуане, в Дарвазе, Кулябе, Каратегине, во всех туменах — в Ховалинге, в Сари-Хосоре, везде, где бывал я рам, где бывали мои друзья,—скандалы, потасовки, даже побоища случаются каждую неделю, если не каждый день, потому что налоги и подати с нас дерут неправильно из каждого голяка пытаются вынуть живую Душу...
Так говорил Восэ, в такой беседе два гостя Сафара провели с ним почти всю ночь, только под утро уснули. Сафар, подремав с полчаса, встал и отправился в мечеть на первую утреннюю молитву. А Восэ, проснувшись, когда тот уходил, еще с час не мог вновь заснуть, все думал о странном мулле, каких до сих пор не встречал, все спрашивал себя, откуда может этот мулла знать о тайнах эмиров, правителей, сановников и военных, и кто же не названный им его наставник— «Махдум»?
...Конечно, позже Восэ все постепенно узнал о мулле Сафаре...
Сафар прожил тяжелую жизнь. Двенадцатилетним подростком, вместе со своим отцом, пришел он, в поисках насущного хлеба, из Бальджуана в житницу Туркестана — Ферганскую долину. Здесь, в городе Маргелане, на чужбине, отец Сафара вскоре умер. Мальчик устроился батраком к одному грамотею, содержателю низшей школы — мактаба. Сафар был мальчиком смышленым, способным, он понравился учителю и с его помощью быстро овладел таджикской и арабской грамотой. Среди учеников школы — детей ремесленников и кустарей — у Сафара появилось много друзей, он частенько ходил к ним домой, в мастерские их отцов, присматривался к ремеслам, стал хорошо рисовать, научился гравировать, изготовлять печати, изучал ювелирное дело. Все говорили, что он удачлив, он приобретал знаний гораздо больше, чем его сверстники. А Сафар просто был очень прилежен, хорошо поняв, что никаких средств у него нет и, чтоб заработать себе на жизнь, надо хорошенько освоить ремесла.
Больше всего его тянуло к каллиграфии, в короткое время он заметно преуспел в этом деле. Приобретая необходимые "навыки, он еще совсем молодым человеком стал известным каллиграфом, слава о нем дошла даже до слуха кокандского хана Мухаммеда Али. Тот призвал его во дворец, понаблюдал, как он умеет работать, и зачислил одним из своих писцов... Другие писцы хана оказались, не столь искусными; неопытному в житейских делах Сафару худо пришлось бы от их зависти, наветов, интриг... К счастью для Сафара, хан Мухаммед Али и сам был хорошим каллиграфом, он не только не дал его в обиду, но предоставил возможность учиться у старшего преподавателя медресе— ахунда и мударриса Абдуррахмана-ходжи. За пять лет, пока хан Мухаммед Али был жив, Сафар изучил немало книг, входивших в число основных учебных пособий среднеазиатских медресе того века: таких, как трактат по арабской грамматике «Кафия» и толкование на
этот учебник под названием «Шархи Мулла»; краткий курс мусульманского права — «Мухтасар аль-викая», руководство по тому же шариатскому законоведению «Хидая».
Но когда Мухаммеда Али не стало и ханом Коканда стал Худояр, который не ценил людей науки и искусства, для книжников и рисовальщиков наступили тяжелые времена.
Интриги завистливых и развращенных соперников заставили Сафара сбежать в Бухару. Здесь, сняв келью в небольшом, малоизвестном медресе «Гарибия», он попытался продолжать учение. Заработка ему едва хватало на одну лепешку и чайник чая в день, однако молодой мулла довольствовался этим. Вскоре, когда Бухару повергла в смятенье и ужас холера, заболел и Сафар. Но выжил, хотя затем долго лежал в постели. За время болезни он узнал, что в городе у него много доброжелателей — писцы, каллиграфы, ювелиры, художники. Они выходили его, а когда он поправился, стали приглашать к себе домой, помогали всем, что было в их силах, давали ему на прочтение книги. Будучи человеком привычным к лишениям, Сафар выдержал выпавшие на его долю испытания, встал на ноги. Однажды, находясь у одного из своих товарищей по училищу, Сафар увидел книгу тогда еще неведомого ему Ахмада Дониша «Редкостные происшествия» — «Наводир-уль-вакоэ» — и пожелал прочесть. Среди фанатичных современников этого автора, буларца, ныне признанного классика таджикской науки и литературы, в ту пору находились такие, что считали его нечестивцем, еретиком, учеником сатаны, потому что сей автор, которого звали и Ахмадом Калла и Ахмадом-махдумом, совершив путешествие в «Маскав» и «Фитрибурх», завязав там, в России, дружбу с «неверными», получил от них карту земли и неба, на которой было показано,- что звезды, солнце, луна и даже земля — подумать только, до чего доходит коварство сатаны! — вращаются, вертятся... И он, Ахмад, не считаясь с выдающимися грамотеями Бухары, не уважая наделенных чудодейственной силой высших духовников, проклявших такую ересь, повесил эту карту на стене своего гостиного домика и имеет наглость, по внушению духов зла и самого дьявола, утверждать, что эта карта и какие-то еще адские наваждения дают ему возможность предсказывать лунные и солнечные затмения... Богопротивное дело! С неверными спутался, сам стал неверным!..
— А ну, посмотрим,— сказал себе Сафар, натолкнувшись на книгу Ахмада Дониша,— что тут написал этот нечестивый противозаконник,— и выпросил на два-три дня «Редкостные происшествия» у своего знакомца. Нет, не только дни, но и четыре ночи подряд, при свече, читал и перечитывал мулла Сафар сию книгу и, по мере чтения, цостепенно менял свое мнение о её авторе. Со страниц книги постепенно все яснее представал перед Сафаром ученый, «кладезь премудрости», выдающийся, смелый, мыслящий независимо и глубоко писатель...
Забегая немного вперед, сразу скажем, что позднее, когда Сафар лично познакомился с Ахмадом Донишем и прочитал другие его произведения, получив их из рук самого автора, впечатление, произведенное ими на Сафара, оказалось столь сильным, что Сафар едва ли не на все стал смотреть глазами Ахмада Дониша. Помимо «Редкостных происшествий» особенно подействовал на образ мыслей Сафара «Трактат» — «Рисаля» — о правящей династии мангытских эмиров,- правдиво и бесстрашно бичующий эмира, его сановников, правителей провинций, вероломных военачальников, невежественных и лживых вероучителей, обленившихся градоначальников и судей — всех притеснителей народа, доводимого до полного обнищания, пребывающего в нестерпимом бесправии, в непроглядной тьме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Так говорил Восэ, в такой беседе два гостя Сафара провели с ним почти всю ночь, только под утро уснули. Сафар, подремав с полчаса, встал и отправился в мечеть на первую утреннюю молитву. А Восэ, проснувшись, когда тот уходил, еще с час не мог вновь заснуть, все думал о странном мулле, каких до сих пор не встречал, все спрашивал себя, откуда может этот мулла знать о тайнах эмиров, правителей, сановников и военных, и кто же не названный им его наставник— «Махдум»?
...Конечно, позже Восэ все постепенно узнал о мулле Сафаре...
Сафар прожил тяжелую жизнь. Двенадцатилетним подростком, вместе со своим отцом, пришел он, в поисках насущного хлеба, из Бальджуана в житницу Туркестана — Ферганскую долину. Здесь, в городе Маргелане, на чужбине, отец Сафара вскоре умер. Мальчик устроился батраком к одному грамотею, содержателю низшей школы — мактаба. Сафар был мальчиком смышленым, способным, он понравился учителю и с его помощью быстро овладел таджикской и арабской грамотой. Среди учеников школы — детей ремесленников и кустарей — у Сафара появилось много друзей, он частенько ходил к ним домой, в мастерские их отцов, присматривался к ремеслам, стал хорошо рисовать, научился гравировать, изготовлять печати, изучал ювелирное дело. Все говорили, что он удачлив, он приобретал знаний гораздо больше, чем его сверстники. А Сафар просто был очень прилежен, хорошо поняв, что никаких средств у него нет и, чтоб заработать себе на жизнь, надо хорошенько освоить ремесла.
Больше всего его тянуло к каллиграфии, в короткое время он заметно преуспел в этом деле. Приобретая необходимые "навыки, он еще совсем молодым человеком стал известным каллиграфом, слава о нем дошла даже до слуха кокандского хана Мухаммеда Али. Тот призвал его во дворец, понаблюдал, как он умеет работать, и зачислил одним из своих писцов... Другие писцы хана оказались, не столь искусными; неопытному в житейских делах Сафару худо пришлось бы от их зависти, наветов, интриг... К счастью для Сафара, хан Мухаммед Али и сам был хорошим каллиграфом, он не только не дал его в обиду, но предоставил возможность учиться у старшего преподавателя медресе— ахунда и мударриса Абдуррахмана-ходжи. За пять лет, пока хан Мухаммед Али был жив, Сафар изучил немало книг, входивших в число основных учебных пособий среднеазиатских медресе того века: таких, как трактат по арабской грамматике «Кафия» и толкование на
этот учебник под названием «Шархи Мулла»; краткий курс мусульманского права — «Мухтасар аль-викая», руководство по тому же шариатскому законоведению «Хидая».
Но когда Мухаммеда Али не стало и ханом Коканда стал Худояр, который не ценил людей науки и искусства, для книжников и рисовальщиков наступили тяжелые времена.
Интриги завистливых и развращенных соперников заставили Сафара сбежать в Бухару. Здесь, сняв келью в небольшом, малоизвестном медресе «Гарибия», он попытался продолжать учение. Заработка ему едва хватало на одну лепешку и чайник чая в день, однако молодой мулла довольствовался этим. Вскоре, когда Бухару повергла в смятенье и ужас холера, заболел и Сафар. Но выжил, хотя затем долго лежал в постели. За время болезни он узнал, что в городе у него много доброжелателей — писцы, каллиграфы, ювелиры, художники. Они выходили его, а когда он поправился, стали приглашать к себе домой, помогали всем, что было в их силах, давали ему на прочтение книги. Будучи человеком привычным к лишениям, Сафар выдержал выпавшие на его долю испытания, встал на ноги. Однажды, находясь у одного из своих товарищей по училищу, Сафар увидел книгу тогда еще неведомого ему Ахмада Дониша «Редкостные происшествия» — «Наводир-уль-вакоэ» — и пожелал прочесть. Среди фанатичных современников этого автора, буларца, ныне признанного классика таджикской науки и литературы, в ту пору находились такие, что считали его нечестивцем, еретиком, учеником сатаны, потому что сей автор, которого звали и Ахмадом Калла и Ахмадом-махдумом, совершив путешествие в «Маскав» и «Фитрибурх», завязав там, в России, дружбу с «неверными», получил от них карту земли и неба, на которой было показано,- что звезды, солнце, луна и даже земля — подумать только, до чего доходит коварство сатаны! — вращаются, вертятся... И он, Ахмад, не считаясь с выдающимися грамотеями Бухары, не уважая наделенных чудодейственной силой высших духовников, проклявших такую ересь, повесил эту карту на стене своего гостиного домика и имеет наглость, по внушению духов зла и самого дьявола, утверждать, что эта карта и какие-то еще адские наваждения дают ему возможность предсказывать лунные и солнечные затмения... Богопротивное дело! С неверными спутался, сам стал неверным!..
— А ну, посмотрим,— сказал себе Сафар, натолкнувшись на книгу Ахмада Дониша,— что тут написал этот нечестивый противозаконник,— и выпросил на два-три дня «Редкостные происшествия» у своего знакомца. Нет, не только дни, но и четыре ночи подряд, при свече, читал и перечитывал мулла Сафар сию книгу и, по мере чтения, цостепенно менял свое мнение о её авторе. Со страниц книги постепенно все яснее представал перед Сафаром ученый, «кладезь премудрости», выдающийся, смелый, мыслящий независимо и глубоко писатель...
Забегая немного вперед, сразу скажем, что позднее, когда Сафар лично познакомился с Ахмадом Донишем и прочитал другие его произведения, получив их из рук самого автора, впечатление, произведенное ими на Сафара, оказалось столь сильным, что Сафар едва ли не на все стал смотреть глазами Ахмада Дониша. Помимо «Редкостных происшествий» особенно подействовал на образ мыслей Сафара «Трактат» — «Рисаля» — о правящей династии мангытских эмиров,- правдиво и бесстрашно бичующий эмира, его сановников, правителей провинций, вероломных военачальников, невежественных и лживых вероучителей, обленившихся градоначальников и судей — всех притеснителей народа, доводимого до полного обнищания, пребывающего в нестерпимом бесправии, в непроглядной тьме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122