В самый разгар причитаний и слез, когда, забыв о еде, вся семья на общем дворе еще сидела вокруг чаши кислого молока, послышался возглас «ихтч, ихтч», коим всегда погоняют осла. Восэ толкнул в плечо Хасана, тот выбежал и увидел Ризо, входящего во двор вслед за тяжело навьюченным ослом... Появление Ризо сразу разрядило обстановку и обрадовало Восэ: все подозрения селян теперь сразу оказываются пустыми, а само появление Ризо. в такую трудную минуту конечно же доброе предзнаменование в деле, какое затевал нынче Восэ.
«Если угодно будет богу,— подумал Восэ,— то и вторая трудность легко разрешится, и мое путешествие окажется успешным».
Ризо не только привез в двух мешках четверть меры ячменя, но сумел даже по дороге на какой-то мельнице перемолоть этот ячмень в муку!..
Два следующих дня прошли в приготовлениях к поездке, Аноргуль и Гулизор напекли маленьких круглых дорожных лепешек, натолкли сушеных тутовых ягод, наварили съедобных трав.
До созревания яровой пшеницы оставалось около двух- трех недель. Восэ сказал, что постарается вернуться ко времени жатвы, но если по какой-либо причине задержится, то пусть Касым с помощью Ризо начнет жать яровую пшеницу, посеянную братьями совместно на горном склоне.
Кроме провизии на дорогу, Восэ положил в старый мешок сыромятные сапоги, перекинул мешок через плечо, вышел за ворота своего дома. Домашние, близкие родственники, соседи, друзья Восэ, многократно повторяя напутствие: «Здоровым иди и возвращайся здоровым», на краю селения проводили его в дальний и, быть может, опасный путь.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Народный обычай, по которому два посторонних один другому мужчины объявляют себя «братьями до Судного дня», широко бытовал среди горцев в те стародавние времена.
Восэ и Назир стали «братьями до Судного дня» лет за двадцать пять до описываемых нами событий, когда независимые горные княжества Бальджуан, Каратегин, Дарваз и другие еще не были покорены мангытским эмиром и не входили в состав эмирата под названием Восточной Бухары. Каждый маленький властитель (их тут называли: шо или мир) правил своей горной вотчиной самостоятельно, как хотел, взимал с подданных налоги лишь для себя и своих родственников, мог дарить села, ущелья, пастбища, речки, земли кому хотел, был истым восточным удельным князем.
И здесь мы расскажем маленькую историю из тех времен, касающуюся Восэ, Назира и некоторых других людей, о которых пока еще ничего не рассказывали.
Селение Нориндж расположено на правом берегу горной реки Хингоб — той самой, которая, сливаясь в высоких горах с другими столь же бешеными, рожденными в ледниках Памира реками, образует могучий Вахш — самый крупный приток великой Амударьи.
Жители каменистого селения Нориндж, проснувшись однажды утром, узнали, что они подданные уже не бека Бальджуана, как это было накануне, а каратегинского бека, ибо их селение, находящееся на стыке двух бекств, поварено бальджуанским владыкою в качестве приданого владыке Каратегина, сестру которого почтенный бальджуанец взял себе в жены. Эту весть норинджцам доставил каратегинский сборщик налогов, приехавший с письмоводителем, в сопровождении десяти стражников и слуг, для того чтобы взыскать с жителей Норинджа налог, и подати, и сборы в пользу своего бека. Произошло это так: залетев в селение на взмыленных конях, всадники спешились у дома старосты, расположились на террасе дома и приказа-» ли старосте созвать все население. Перед домом старосты собралось три десятка земледельцев и пастухов. Каратегинский письмоводитель вывел имена норинджцев в списке и против каждого имени сумму, тут же им объявленную.
Норинджцы, естественно, подняли шум: ведь все, что полагалось с них за тот год, они уже внесли натурой и деньгами своему прежнему правителю. Однако каратегинский сборщик налогов не захотел слушать их криков о справедливости. Низкорослый и толстобрюхий, крепко расставив свои ноги на краю веранды, он в назидание и устрашение всем приказал своим воруженным стражникам схватить и крепко проучить двух босоногих «бунтарей», кричавших громче других. Стражники повалили наземь и отхлестали плетьми крикунов так, что те, стеная, не могли: подняться.
А сборщик крикнул присмиревшим людям, что он не уедет отсюда без двадцати мер зерна, тридцати голов овец и коз и пятидесяти кусков домотканки. Возмущенные норинджцы снова подняли крик. Скандал разрастался. Сборщик хотел уже кинуть своих стражников на горланящую толпу, как вдруг на другой стороне улицы, за стеной противоположного, примыкавшего к скале дома, послышались цокот копыт, какие-то возбужденные голоса, привлекшие общее внимание. Над стеной у скалы показалась голова всадника, смуглого юноши с едва пробивающейся бородкой. Норинджцы узнали Восэ, сына их земляка Щакара. Юноша взволнованно прокричал:
— Идет охотник Раджаб!
Едва произнесено было имя Раджаба, лицо каратегинского сборщика налогов побледнело, узкие глаза расширил панический страх, а вся его свита стала подобна политой водою муравьиной куче. Сидевшие на веранде повскакали с мест, а слуги бросились к воротам. Сухенького письмоводителя прошибла дрожь так, что это было заметно по его затрепетавшей козлиной бородке. Стражники, толкаясь и спотыкаясь, кинулись к длинному навесу в задах двора, где были привязаны их лошади.
Если бы в это сборище Восэ бросил весть о несущемся но ущелью грязе-каменном потоке или об охватившем селение с двух сторон пожаре, приезжие каратегинцы оказались бы не в большем смятении. Только пастухи да земледельцы Иоринджа, вдосталь перепуганные до этого, теперь казались спокойнее,— сбившись в кучу посредине двора, они в недоумении приглядывались и чутко прислушивались к происходящему.
Со стороны каменного прибрежья Хингоба послышался дробный топот скачущих лошадей. Смятение каратегинцев перешло в панику. Седлать своих лошадей они уже не нашли времени, повскакали на неоседланных и бросились в бегство. Чалма сборщика, ухватившегося за гриву, напоролась на сук в перекладине ворот и осталась висеть, покачиваясь, а ее обладатель, улепетывая с непокрытой головой, прижавшись к шее коня, нахлестывал его плетью. Седла и оголовья остались лежать вдоль стены, ячмень из раскиданных под навесом и по кормушкам торб рассыпался и смешался с навозом.
И. только один-единственный человек, беспечно стоявший при въезде в улицу, смотрел на всю эту сумятицу и от души смеялся. Это был Восэ...
В минуту, когда каратегинский чиновник и его приближенные откатывались от селения словно сметенные ветром листья, с другой стороны в Ногиндж въехали четыре всадника — те самые, которые привели в ужас каратегицев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122