В на
чале второй недели казначей доложил Мирзо Акраму, что в казне его скопилось уже двести сорок тысяч тенег наличными... Овцы и разные подаренные правителю вещи в этот счет не входили...
Таким образом, Мирзо Акрам за первую неделю своего пребывания на посту правителя бекства возместил в двойном, если не в тройном, размере все расходы, понесенные им в нелегкой борьбе за добывание нынешних чина и должности...
Но это было лишь пресной лепешкой, выпеченной из краешка всего теста!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
В чудесную пору созревания пшеницы, когда равнины, и выгнутые дугою подножия гор, и крутые склоны холмов стали золотистыми,— наслажденье смотреть на них, всем сердцем радуясь их нарядному блеску. Кажется, поспевшая пшеница устала и дремлет,— каждый стебель клонит голову, полную заботы о счастье людей... Но легкими взмахами крыльев, своею нежнейшей песенкой горный ветерок пробуждает от сладкой дремоты мириады пшеничных стеблей, чуть раскачивая задумчивые колосья, приглашая их к танцу — медленному, упоенному, наслади- тельному... И колосья включаются в плавный торжественный танец, источая манящий аромат, пьянящий жнецов и молотильщиков.
Эту благодатную пору празднуют своими неповторимыми песнями шаловливые горные роднички и речки, низвергающиеся между стенами узких ущелий... Песня ширится и растет, проносясь по всему краю,— в нее включаются пением птиц сами небеса, ей подыгрывают подобным смеху квохтаньем горные индюшки — улары, покидая свитые ими гнезда в расщелинах скал...
Молотильщики и жнецы присоединяют свои мощные голоса к звукам охватившей весь горный мир песни! Этот час сулил людям счастье во все вековечные времена, ибо человек, вырастивший хлеб, находит высшее наслажденье в единении с прекрасной природой.
Пшеница Бальджуана известна издавна, изготовленный из нее хлеб пышен, вкусен и ароматен.
Поучительна легенда горцев:
«Когда Адам и Ева были изгнаны из рая, им пришлось
перенести много трудностей. Исходив весь свет в поисках места с хорошим климатом, обещающим плодородие, они долго ничего не могли найти. Повсюду, куда ни бросали взгляды, везде видели песок пустыни, либо топи болот, либо ядовитые чащи непролазных зарослей. Наконец перед ними возникла Амударья. Они переправились через Амударью и пришли к Вахшу, переправились через Вахш и пришли в Бальджуан. Увидели: убежище хорошее, всюду водные потоки, зелень ярка и свежа, воздух прохладен и чист... И сказал Адам Еве: «Рай — здесь! Бог изгнал нас из восьми раев своих, мы нашли здесь девятый рай, высшее небо!..» И уже не искали больше иных путей... Но в те далекие времена люди не сеяли зерновых, не умели обрабатывать землю. Трудно было находить себе пищу. Адам и Ева жили, питаясь корнями и корой деревьев. Но они были терпеливы, не роптали, и в конце концов бог сжалился над ними, послал им из рая пару волов и семян пшеницы, научил их, что надо делать. Вспахали они вдвоем землю, посеяли пшеницу, занялись земледелием. Летом собрали обильный урожай зерна; в награду за трудолюбие бог подсказал им, как разжигать огонь, превращать зерно в пышные, ароматные хлебные лепешки... С того лета и навсегда впредь пшеница Бальджуана прославилась. И славится до сих пор как лучшая в мире,— ибо семена здешней пшеницы — из рая!
Поев пшеничного хлеба, Адам и Ева жили в горных долинах Бальджуана еще тысячу лет».
В одной из бальджуаяских долин, такой широкой, что ее называют равниной Хазормана, Тысячемерной, жатва сегодня в разгаре. Половина жителей Дара-и-Мухтора рассеяна по Токам. Одни молотят, гоняя топчущих снопы вкруговую быков или заставляя их таскать по снопам прикрепленный к дышлу тяжелый плетень. Другие, вскидывая вилами измельченную солому, отвеивают на легком ветерке зерно.
Приблизимся к этим людям! Вот на ссыпанное в кучу зерно наложен придавливающий ее слой глины, и на глине уже высох и затвердел знак той большой грубой печати амлякдара, какую прижал к ней вездесущий сборщик налогов: если тронешь кучу зерна, не уплатив налога, глина рассыплется, несдобровать тебе!.. Возле тока, в тени сложенных в небольшую скирду снопов, отдыхает, обжав руками колени, крестьянин. Это Назим, давний друг Восэ.
Он раньше всех обмолотил и провеял свое зерно, ему бы радоваться, а он кажется расстроенным и печальным.
В сторонке от тока, в тени боярышника, восседает, поедая с двумя своими родственниками-подручными какую-то снедь, сборщик налогов, что два дня назад опечатал урожай Назима и которого, за его баранье лицо, здесь все зовут Джобиром Саломордым. Именно этого Джобира побил однажды Восэ, за что и был жестоко наказан...
Уже два дня ждет Назим амлякдара Абдукаюма, до появления которого не имеет права взять из своей кучи даже горсть зерна, чтобы снести домой да испечь лепешку...
Сборщик налогов Джобир, озираясь как волк, следит за всеми. Вот глаза его загорелись, он увидел снопы стеблей с колосьями за спиной пяти-шести мальчишек и девчонок, пробирающихся по тропинке в низине к селению* Крякнув, он зычно крикнул своим подручным: «Бегите!»
Два рослых парня вскочили и бегом устремились в _ низину. Детвора бросилась наутек, но подручные Джобира догнали детей, отняли у них связки, принесли сборщику. Три мальчика и две девочки с плачем пришли вслед за ними.
— Отродья проклятых отцов! — заорал Джобир.— Вам что? Закон неведом? Или, может быть, ваши отцы и старшие братья уже уплатили налог за зерно? Кто вам позволил стащить колосья?
Выхватив плеть и широко размахнувшись, Джобир хотел хлестнуть детей, но тем удалось отскочить, разбежаться в разные стороны. Сразу же на току появилась, какая- то женщина с плачущим грудным ребенком на руках и с двумя малышами, держащимися за подол ее платья. Это была жена Назима — тощая, босоногая, с желтым, изборожденным морщинами гневным лицом. Возбужденная, она крикнула мужу:
— Эй, чем я накормлю этих голодных? В доме — ни горсти муки! Утром я вытрясла баранью шкуру, на которой разделываю тесто. Пыль! А муки и ложки не собрала!.. Натолкла сушеного ревеня, спекла две тонких лепешки, накормила дитяток, но разве это еда? Больше они весь день ничего не ели, ноют: «Дай хлеба, мать!» Неужели ты из честно выращенного тобой урожая не можешь взять одну тюбетейку пшеницы? Возьми, дай, я хоть зерна наварю для твоих сирот!
Назим, встав, обратился к сборщику налогов:
— Ты, бессовестный! Сними свою печать с моего зерна. Я возьму, дам жене одну-две тюбетейки зерна. До коих пор, наконец, ждать амлякдара?
— Печать эта — государственная! — угрюмо ответил Джобир.— Пока амлякдар не разрешит, не сорву ее!
— Черная твоя морда! — запальчиво крикнул Назим, в гневе сорвал, с кучи своего зерна глиняные нашлепки, швырнул эти печати оземь и стал насыпать пшеницу в мешок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
чале второй недели казначей доложил Мирзо Акраму, что в казне его скопилось уже двести сорок тысяч тенег наличными... Овцы и разные подаренные правителю вещи в этот счет не входили...
Таким образом, Мирзо Акрам за первую неделю своего пребывания на посту правителя бекства возместил в двойном, если не в тройном, размере все расходы, понесенные им в нелегкой борьбе за добывание нынешних чина и должности...
Но это было лишь пресной лепешкой, выпеченной из краешка всего теста!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
В чудесную пору созревания пшеницы, когда равнины, и выгнутые дугою подножия гор, и крутые склоны холмов стали золотистыми,— наслажденье смотреть на них, всем сердцем радуясь их нарядному блеску. Кажется, поспевшая пшеница устала и дремлет,— каждый стебель клонит голову, полную заботы о счастье людей... Но легкими взмахами крыльев, своею нежнейшей песенкой горный ветерок пробуждает от сладкой дремоты мириады пшеничных стеблей, чуть раскачивая задумчивые колосья, приглашая их к танцу — медленному, упоенному, наслади- тельному... И колосья включаются в плавный торжественный танец, источая манящий аромат, пьянящий жнецов и молотильщиков.
Эту благодатную пору празднуют своими неповторимыми песнями шаловливые горные роднички и речки, низвергающиеся между стенами узких ущелий... Песня ширится и растет, проносясь по всему краю,— в нее включаются пением птиц сами небеса, ей подыгрывают подобным смеху квохтаньем горные индюшки — улары, покидая свитые ими гнезда в расщелинах скал...
Молотильщики и жнецы присоединяют свои мощные голоса к звукам охватившей весь горный мир песни! Этот час сулил людям счастье во все вековечные времена, ибо человек, вырастивший хлеб, находит высшее наслажденье в единении с прекрасной природой.
Пшеница Бальджуана известна издавна, изготовленный из нее хлеб пышен, вкусен и ароматен.
Поучительна легенда горцев:
«Когда Адам и Ева были изгнаны из рая, им пришлось
перенести много трудностей. Исходив весь свет в поисках места с хорошим климатом, обещающим плодородие, они долго ничего не могли найти. Повсюду, куда ни бросали взгляды, везде видели песок пустыни, либо топи болот, либо ядовитые чащи непролазных зарослей. Наконец перед ними возникла Амударья. Они переправились через Амударью и пришли к Вахшу, переправились через Вахш и пришли в Бальджуан. Увидели: убежище хорошее, всюду водные потоки, зелень ярка и свежа, воздух прохладен и чист... И сказал Адам Еве: «Рай — здесь! Бог изгнал нас из восьми раев своих, мы нашли здесь девятый рай, высшее небо!..» И уже не искали больше иных путей... Но в те далекие времена люди не сеяли зерновых, не умели обрабатывать землю. Трудно было находить себе пищу. Адам и Ева жили, питаясь корнями и корой деревьев. Но они были терпеливы, не роптали, и в конце концов бог сжалился над ними, послал им из рая пару волов и семян пшеницы, научил их, что надо делать. Вспахали они вдвоем землю, посеяли пшеницу, занялись земледелием. Летом собрали обильный урожай зерна; в награду за трудолюбие бог подсказал им, как разжигать огонь, превращать зерно в пышные, ароматные хлебные лепешки... С того лета и навсегда впредь пшеница Бальджуана прославилась. И славится до сих пор как лучшая в мире,— ибо семена здешней пшеницы — из рая!
Поев пшеничного хлеба, Адам и Ева жили в горных долинах Бальджуана еще тысячу лет».
В одной из бальджуаяских долин, такой широкой, что ее называют равниной Хазормана, Тысячемерной, жатва сегодня в разгаре. Половина жителей Дара-и-Мухтора рассеяна по Токам. Одни молотят, гоняя топчущих снопы вкруговую быков или заставляя их таскать по снопам прикрепленный к дышлу тяжелый плетень. Другие, вскидывая вилами измельченную солому, отвеивают на легком ветерке зерно.
Приблизимся к этим людям! Вот на ссыпанное в кучу зерно наложен придавливающий ее слой глины, и на глине уже высох и затвердел знак той большой грубой печати амлякдара, какую прижал к ней вездесущий сборщик налогов: если тронешь кучу зерна, не уплатив налога, глина рассыплется, несдобровать тебе!.. Возле тока, в тени сложенных в небольшую скирду снопов, отдыхает, обжав руками колени, крестьянин. Это Назим, давний друг Восэ.
Он раньше всех обмолотил и провеял свое зерно, ему бы радоваться, а он кажется расстроенным и печальным.
В сторонке от тока, в тени боярышника, восседает, поедая с двумя своими родственниками-подручными какую-то снедь, сборщик налогов, что два дня назад опечатал урожай Назима и которого, за его баранье лицо, здесь все зовут Джобиром Саломордым. Именно этого Джобира побил однажды Восэ, за что и был жестоко наказан...
Уже два дня ждет Назим амлякдара Абдукаюма, до появления которого не имеет права взять из своей кучи даже горсть зерна, чтобы снести домой да испечь лепешку...
Сборщик налогов Джобир, озираясь как волк, следит за всеми. Вот глаза его загорелись, он увидел снопы стеблей с колосьями за спиной пяти-шести мальчишек и девчонок, пробирающихся по тропинке в низине к селению* Крякнув, он зычно крикнул своим подручным: «Бегите!»
Два рослых парня вскочили и бегом устремились в _ низину. Детвора бросилась наутек, но подручные Джобира догнали детей, отняли у них связки, принесли сборщику. Три мальчика и две девочки с плачем пришли вслед за ними.
— Отродья проклятых отцов! — заорал Джобир.— Вам что? Закон неведом? Или, может быть, ваши отцы и старшие братья уже уплатили налог за зерно? Кто вам позволил стащить колосья?
Выхватив плеть и широко размахнувшись, Джобир хотел хлестнуть детей, но тем удалось отскочить, разбежаться в разные стороны. Сразу же на току появилась, какая- то женщина с плачущим грудным ребенком на руках и с двумя малышами, держащимися за подол ее платья. Это была жена Назима — тощая, босоногая, с желтым, изборожденным морщинами гневным лицом. Возбужденная, она крикнула мужу:
— Эй, чем я накормлю этих голодных? В доме — ни горсти муки! Утром я вытрясла баранью шкуру, на которой разделываю тесто. Пыль! А муки и ложки не собрала!.. Натолкла сушеного ревеня, спекла две тонких лепешки, накормила дитяток, но разве это еда? Больше они весь день ничего не ели, ноют: «Дай хлеба, мать!» Неужели ты из честно выращенного тобой урожая не можешь взять одну тюбетейку пшеницы? Возьми, дай, я хоть зерна наварю для твоих сирот!
Назим, встав, обратился к сборщику налогов:
— Ты, бессовестный! Сними свою печать с моего зерна. Я возьму, дам жене одну-две тюбетейки зерна. До коих пор, наконец, ждать амлякдара?
— Печать эта — государственная! — угрюмо ответил Джобир.— Пока амлякдар не разрешит, не сорву ее!
— Черная твоя морда! — запальчиво крикнул Назим, в гневе сорвал, с кучи своего зерна глиняные нашлепки, швырнул эти печати оземь и стал насыпать пшеницу в мешок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122