И,
как всегда в периоды борьбы с народной традицией, на авансцену вы-
двигаются иностранцы и инородцы - те, кому не жаль ломать. "У Нико-
на была почти болезненная склонность все переделывать и переоблачать
по-гречески, как у Петра впоследствии страсть всех и все переодевать
1 Ерасов Б.С. Социально-культурные традиции и общественное сознание в
развивающихся странах Азии и Африки. М., 1982. С. 62.
326 •
по-немецки или по-голландски. Их родник также эта странная легкость
разрыва с прошлым, эта неожиданная безбытность, умышленность и
надуманность в действии"1. Если Никон олицетворяет борьбу великой и
малой религиозных традиций, то Петр - борьбу большого государства с
народностью как выражением естественно локализующейся общности.
Этнографические общности, со временем вписавшиеся в наличную
природную и историческую среду, могут быть субъективно счастливы
до тех пор, пока внешний "большой мир" не бросит им неожиданный
вызов. Но даже в периоды стабильности они далеко не всех способны
удовлетворить: это затхлый, слишком тесный провинциальный мир, где
трудно дышать ярким характерам и талантам. По-видимому, общение
народа с цивилизацией и овладение ее большой письменной традицией
не такой непосредственный и безыскусный процесс, как порою пред-
ставляется народолюбцам этнографического пошиба.
Романтикам "почвы" зачастую невдомек, что "почва" нуждается в не-
устанной культивации. Петербургский период и был такой культиваци-
ей народной "почвы"; в нем в концентрированном, порою утрированном
виде сосредоточилось то, чего ей так недоставало. "Петербург вобрал
все мужское, все разумно-сознательное, все гордое и насильственное в
душе России. Вне его осталась Русь, Москва, деревня, многострадальная
земля, жена и мать, рождающая, согбенная в труде, неистощимая в сле-
зах, не успевающая оплакивать детей своих, пожираемых титаном"2 .
Определяя сегодня перспективы демократии в России, необходимо
выяснить, насколько изменились (или не изменились) отношения между
местной народной традицией и великими цивилизационными текстами
современности. Главным принципом демократии является: "избиратель
всегда прав". Суверенитет народа как массы избирателей, определяю-
щих, кому управлять, а кому уходить с политической арены, опирается
на презумпцию доверия к разуму избирателей. Вместо пресловутой
хитрости мирового разума, ускользающей от контроля обыденного на-
родного здравомыслия, здесь прямо предполагается, что разум народа и
великий исторический разум (логика Прогресса) совпадают и, следова-
тельно, ни одна партия, ни одна политическая сила не может свое наси-
лие над народом и узурпацию власти, выведенную из-под контроля из-
бирателей, оправдать ссылками на "высшую историческую логику",
известную одному лишь "авангарду". Судьбы демократии, таким обра-
зом, зависят от того, насколько совпадающими и не противоречащими
друг Другу выступают великая цивилизационная (письменная) и малая
народная (устная) традиции. Если совпадают, то действует демократиче-
ский принцип - "избиратель всегда прав". Если противоречат, то
1 Флоровский Г. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991. С. 64.
2 Федотов Г.П. Судьба и грехи России. Спб., 1991. Т. 1. С. 51.
327
"авангард", воплощающий великую письменную традицию (теорию про- |
гресса), присваивает право на насилие над "почвой" во имя "светлого 1
будущего". ?|
Здесь имеет место повторение ситуации, описанной выше, возни- 1
кающей в связи с большевистским авангардом. Большевики обосновы- I
вали свое право на узурпацию власти и нарушение воли электората 1
(выраженной на выборах в Учредительное собрание) тем, что они лучше 1
знают интересы народа, чем сам народ. Народная жизнь третировалась
как мелкобуржуазная стихия, порождающая исторически отжившие
капиталистические отношения. Прогресс олицетворялся социализмом,
враждебным стихии, и потому партия, внедряющая передовое социали-
стическое сознание, получала право не внимать воле массового избира-
теля, а перевоспитывать его. Сегодня демократический авангард трети-
рует "почву" на тех же основаниях, на каких ее третировал большеви-
стский авангард. Только "прогрессивное" и "реакционное" поменялись jj
местами. Прогресс уже олицетворяется капитализмом, а "стихия" на- 1
родной жизни, напротив, понимается как социалистически ориентире- 1
ванная стихия, отражающая традиции общинного коллективизма и госу- 1
дарственного патернализма. Электорат, который подозревается в готов- Ц
ности сделать "неправильный" выбор в очередной "судьбоносный пери- |
од" российской истории, заранее очерняют как скопище "красно- |
коричневых". _ |
Сегодня мы поражаемся тому, как быстро произошла денационали- |
зация властвующей элиты, больше соизмеряющей свое поведение и I
систему принятия решений с ожиданиями Запада, чем с народной во- 1
лей. Необходимо понять, что наряду со случайностями истории и осо- |
бенностями воспитания на такое поведение элиты, несомненно, влияет |
логика взаимоотношений письменной и устной народной традиций в |
РОССИИ. Принципиальное отличие от Запада здесь состоит в том, что 1
там великая письменная традиция выступает как собственная: между |
универсалиями прогресса и особенностями "почвы" нет непримиримого |
противоречия, тогда как у нас письменная традиция чаще всего оказы- |
вается заимствованной извне, у "передового Запада". Поэтому россий- 1
ские прогрессисты попадают в пограничную ситуацию выбора между 1
национальной идентичностью и идентичностью цивилизационной, изме- j
ряемой верностью очередному "передовому учению". I
Национальная идентичность нередко угрожает российскому интел- |
лектуалу отлучением от "хорошего общества" не только на уровне |
носителей очередной "передовой идеологии". Если не только "передовая |
идеология", но и новейшие технологии, а также социокультурные нор- I
мы идут с Запада, то верность "почве" может сопровождаться обвине- '
ниями в провинциализме и непрофессионализме, в отсталости и неве-
жестве. "Почвенник" в этих условиях сталкивается с презумпцией
328 ;
недоверия - только чрезвычайные усилия и феноменальные дарования
могут здесь помочь, да и то в редких случаях. "Западник", напротив,
пользуется презумпцией доверия у мировой прогрессистской диаспоры -
социокультурная гегемония ему обеспечена даже в периоды, когда по-
литический режим этому не благоприятствует. Здесь кстати отметить
парадокс российской политической истории: режимы подвергаются
кризису и в конечном счете краху в тот самый момент, когда происхо-
дит их видимая натурализация в национальной "почве" и традиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
как всегда в периоды борьбы с народной традицией, на авансцену вы-
двигаются иностранцы и инородцы - те, кому не жаль ломать. "У Нико-
на была почти болезненная склонность все переделывать и переоблачать
по-гречески, как у Петра впоследствии страсть всех и все переодевать
1 Ерасов Б.С. Социально-культурные традиции и общественное сознание в
развивающихся странах Азии и Африки. М., 1982. С. 62.
326 •
по-немецки или по-голландски. Их родник также эта странная легкость
разрыва с прошлым, эта неожиданная безбытность, умышленность и
надуманность в действии"1. Если Никон олицетворяет борьбу великой и
малой религиозных традиций, то Петр - борьбу большого государства с
народностью как выражением естественно локализующейся общности.
Этнографические общности, со временем вписавшиеся в наличную
природную и историческую среду, могут быть субъективно счастливы
до тех пор, пока внешний "большой мир" не бросит им неожиданный
вызов. Но даже в периоды стабильности они далеко не всех способны
удовлетворить: это затхлый, слишком тесный провинциальный мир, где
трудно дышать ярким характерам и талантам. По-видимому, общение
народа с цивилизацией и овладение ее большой письменной традицией
не такой непосредственный и безыскусный процесс, как порою пред-
ставляется народолюбцам этнографического пошиба.
Романтикам "почвы" зачастую невдомек, что "почва" нуждается в не-
устанной культивации. Петербургский период и был такой культиваци-
ей народной "почвы"; в нем в концентрированном, порою утрированном
виде сосредоточилось то, чего ей так недоставало. "Петербург вобрал
все мужское, все разумно-сознательное, все гордое и насильственное в
душе России. Вне его осталась Русь, Москва, деревня, многострадальная
земля, жена и мать, рождающая, согбенная в труде, неистощимая в сле-
зах, не успевающая оплакивать детей своих, пожираемых титаном"2 .
Определяя сегодня перспективы демократии в России, необходимо
выяснить, насколько изменились (или не изменились) отношения между
местной народной традицией и великими цивилизационными текстами
современности. Главным принципом демократии является: "избиратель
всегда прав". Суверенитет народа как массы избирателей, определяю-
щих, кому управлять, а кому уходить с политической арены, опирается
на презумпцию доверия к разуму избирателей. Вместо пресловутой
хитрости мирового разума, ускользающей от контроля обыденного на-
родного здравомыслия, здесь прямо предполагается, что разум народа и
великий исторический разум (логика Прогресса) совпадают и, следова-
тельно, ни одна партия, ни одна политическая сила не может свое наси-
лие над народом и узурпацию власти, выведенную из-под контроля из-
бирателей, оправдать ссылками на "высшую историческую логику",
известную одному лишь "авангарду". Судьбы демократии, таким обра-
зом, зависят от того, насколько совпадающими и не противоречащими
друг Другу выступают великая цивилизационная (письменная) и малая
народная (устная) традиции. Если совпадают, то действует демократиче-
ский принцип - "избиратель всегда прав". Если противоречат, то
1 Флоровский Г. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991. С. 64.
2 Федотов Г.П. Судьба и грехи России. Спб., 1991. Т. 1. С. 51.
327
"авангард", воплощающий великую письменную традицию (теорию про- |
гресса), присваивает право на насилие над "почвой" во имя "светлого 1
будущего". ?|
Здесь имеет место повторение ситуации, описанной выше, возни- 1
кающей в связи с большевистским авангардом. Большевики обосновы- I
вали свое право на узурпацию власти и нарушение воли электората 1
(выраженной на выборах в Учредительное собрание) тем, что они лучше 1
знают интересы народа, чем сам народ. Народная жизнь третировалась
как мелкобуржуазная стихия, порождающая исторически отжившие
капиталистические отношения. Прогресс олицетворялся социализмом,
враждебным стихии, и потому партия, внедряющая передовое социали-
стическое сознание, получала право не внимать воле массового избира-
теля, а перевоспитывать его. Сегодня демократический авангард трети-
рует "почву" на тех же основаниях, на каких ее третировал большеви-
стский авангард. Только "прогрессивное" и "реакционное" поменялись jj
местами. Прогресс уже олицетворяется капитализмом, а "стихия" на- 1
родной жизни, напротив, понимается как социалистически ориентире- 1
ванная стихия, отражающая традиции общинного коллективизма и госу- 1
дарственного патернализма. Электорат, который подозревается в готов- Ц
ности сделать "неправильный" выбор в очередной "судьбоносный пери- |
од" российской истории, заранее очерняют как скопище "красно- |
коричневых". _ |
Сегодня мы поражаемся тому, как быстро произошла денационали- |
зация властвующей элиты, больше соизмеряющей свое поведение и I
систему принятия решений с ожиданиями Запада, чем с народной во- 1
лей. Необходимо понять, что наряду со случайностями истории и осо- |
бенностями воспитания на такое поведение элиты, несомненно, влияет |
логика взаимоотношений письменной и устной народной традиций в |
РОССИИ. Принципиальное отличие от Запада здесь состоит в том, что 1
там великая письменная традиция выступает как собственная: между |
универсалиями прогресса и особенностями "почвы" нет непримиримого |
противоречия, тогда как у нас письменная традиция чаще всего оказы- |
вается заимствованной извне, у "передового Запада". Поэтому россий- 1
ские прогрессисты попадают в пограничную ситуацию выбора между 1
национальной идентичностью и идентичностью цивилизационной, изме- j
ряемой верностью очередному "передовому учению". I
Национальная идентичность нередко угрожает российскому интел- |
лектуалу отлучением от "хорошего общества" не только на уровне |
носителей очередной "передовой идеологии". Если не только "передовая |
идеология", но и новейшие технологии, а также социокультурные нор- I
мы идут с Запада, то верность "почве" может сопровождаться обвине- '
ниями в провинциализме и непрофессионализме, в отсталости и неве-
жестве. "Почвенник" в этих условиях сталкивается с презумпцией
328 ;
недоверия - только чрезвычайные усилия и феноменальные дарования
могут здесь помочь, да и то в редких случаях. "Западник", напротив,
пользуется презумпцией доверия у мировой прогрессистской диаспоры -
социокультурная гегемония ему обеспечена даже в периоды, когда по-
литический режим этому не благоприятствует. Здесь кстати отметить
парадокс российской политической истории: режимы подвергаются
кризису и в конечном счете краху в тот самый момент, когда происхо-
дит их видимая натурализация в национальной "почве" и традиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156