Она сразу переменилась.
– Хреновина! – огрызнулась она. – У тебя во рту проигрыватель, что ли? Отдел! Отдел! Других слов у тебя нет!
– Джой, – терпеливо сказал он. – Перестань меня доводить.
Без твоей ругани я обойдусь. Есть у тебя где переночевать или нет?
– Угу, – ответила она угрюмо. – Завтра подружка приедет.
Я у нее поживу, пока не скоплю на дорогу в Аризону. – Она снова расчихалась.
– Пойди-ка в ванную и переоденься, пока не схватила пневмонию.
Она послушно кивнула. Он показал ей ванную, раздумывая, что делать с ней дальше.
– Можно я душ приму? – крикнула она из-за двери.
– Если хочешь, – ответил он сердито. – Выбрось-ка мне свою одежду. Попробую подсушить.
Он пошел на кухню, включил электрический чайник, вернулся, подобрал с пола ее вещи и развесил их, на отопительной батарее, а потом извлек из шкафа широкий свитер и пару старых брюк, которые положил под дверью, чтобы она могла сразу их надеть.
Каким образом он, Леон Розмонт, допустил, чтобы в его ванной мылась шестнадцатилетняя проститутка? Черт! Быть ему всеобщим посмешищем, если кто-нибудь в участке прознает про это!
Она вышла сухая, чистая, нелепо тонущая в его одежде. Вода закипела, он налил кипятку в чашку, бросил в нее чай, два кубика сахара, протянул ей.
Она примостилась у кухонного стола и начала с удовольствием пить.
– Так что же мне с тобой делать? – спросил он.
– А вы позвольте мне лечь тут на диване. Как рассветет, я уйду, – ответила она сразу же.
– Нельзя.
– Почему?
Он взвесил положение. Единственное, что он мог бы сделать, это отвезти ее в участок. Значит, надо будет заставить ее одеться и пойти с ним. А дождь льет, и бедную девочку запрут до утра в камере, и одно только заполнение документов…
Внезапно он принял решение. К черту! Пусть переночует у него на диване, и утром он отвезет ее к подруге, чтобы убедиться, что хоть на этот раз она не соврала. Где-то в глубине его сознания предостерегающий голос сказал: «Плохо придумано!», но он только отмахнулся, принес запасное одеяло с подушкой и оставил ее устраиваться. Он закрыл дверь спальни, лег в постель, прочел две главы романа Джозефа Уэмбо и заснул.
Гроза разразилась около половины четвертого. Слепящие зигзаги молний, басистые раскаты грома. Леон продолжал спать, ничего не сознавая.
Джой проснулась сразу же, замотала нагое тело поплотнее в одеяло и вся затряслась. Яркие вспышки молний, грохот грома ввергли ее в ужас.
Она спрыгнула с дивана и кинулась в спальню Леона. Он лежал на спине и храпел, отгороженный сном от всего вокруг.
Тихонько приподняв край одеяла, Джой заползла внутрь. Он не шелохнулся. Она прижалась к нему, черпая успокоение в массивности его тела. Он пошевелился, застонал во сне и что-то пробормотал.
– Ты не спишь? – шепнула она, прилегая к его спине, и заскользила ладошками по его груди.
Он опять замер, хрипло всхрапывая.
Она перебирала густые курчавые волосы у него на груди, ища соски. По опыту она знала, что мужчину, играя его сосками, можно возбудить не хуже, чем женщину. Вот один. А вот и второй. Кончики ее маленьких коротких пальцев принялись за дело. Соски у него скоро отвердели.
Она скользнула ладонями ниже, нашла отверстие в пижамных штанах, запустила туда пальцы и ухватила его набухший член.
Очень осторожно она начала скользить по нему ладонями вверх-вниз, вверх-вниз. Медленные ритмичные движения исторгли у него негромкий стон удовольствия, но он не проснулся.
Она ухмылялась, забыв про грозу, целиком поглощенная задачей довести его до оргазма, не разбудив.
– У тебя тут такой хорошенький Джонни, – ободряюще шептала она ему на ухо. – Просто лапушка… Ну же, ковбой, подари мне то, что у тебя есть… Отдай все мамочке… Отдай мне все твое молочко…
О, она знала, какие слова они любят слушать, еще как знала!
И все было так легко. Он кончил быстро, забрызгав простыню пульсирующими струйками спермы. Она прильнула к его спине и заснула.
Когда Джой проснулась, уже занялась заря, а гроза у мчалась бесследно. Рядом с ней довольно похрапывал Леон. А что? Она же дала ему то, чего он хотел. Чего хотят все мужчины. Изображал из себя заботливого папашу, а оказался просто мужчиной. И ему все равно, что бы с ней ни случилось.
Очень осторожно она выбралась из-под одеяла и, косясь одним глазом на его спящую фигуру, проверила содержимое бумажника на комоде. Ого! Триста девятнадцать долларов. Она схватила деньги, забрала свои монатки из кухни, быстренько оделась и бесшумно выбралась из квартиры.
Милли Розмонт проклинала день, когда капитан Лакост разрешил Леону забрать домой папку с делом Эндрюса. Уже две с половиной недели он каждый вечер запирался в своем тесном кабинете, где на столе было разложено содержимое чертовой папки. И просиживал там часами, не делая почти никаких пометок в своем драгоценном блокноте. Она каждое утро проверяла его мусорную корзинку, но находила только страницы с загадочными; «Почему? Где он теперь? Когда он снова убьет?»
Милли решила, что настало время объясниться. Она вошла в кабинет с чашкой кофе и бутербродом.
– Леон! – сказала она резко. – Можно с тобой поговорить?
Он снял тяжелые очки для чтения, потер переносицу толстого носа и посмотрел на нее.
– Если тебе нельзя, то кому можно?
Она поставила чашку и тарелку с бутербродом на стол и поглядела на него очень серьезно.
– Это дело превращается у тебя в манию, что мне очень не нравится.
Он посмотрел на жену с сочувствием и попытался встать на ее точку зрения. Лучше бы объяснить ей все, рассказать, почему он ощущает свою личную ответственность. Но этого сделать он был не в силах. Слишком неловко, слишком стыдно.
Он потянулся, ощущая, как устали его плечи и затекла шея.
– Если ты не хочешь, чтобы я продолжал…
Она беспомощно развела руками.
– Вопрос не в том, чего хочу или не хочу я, а в том, что лучше для тебя.
– Для меня, – медленно сказал он, – лучше разобраться с этим делом.
– То есть как это – разобраться? – сердито повторила она. – Всем известно, кто убил. Сын, и ты это знаешь. И еще ты знаешь, что его обязательно арестуют за что-нибудь еще. Так всегда бывает. Ты мне сам говорил.
Он отхлебнул горячий кофе.
– Я должен выяснить почему, Милли. Мне необходимо это узнать.
– А о чем я говорю? У тебя это навязчивая идея. И не слишком здоровая. – Несколько секунд она смотрела на него, потом повернулась и вышла из комнаты.
Он куснул бутерброд, запил кофе и взял блокнот. «Где родился Дек Эндрюс? – написал он. – В какой больнице? В каком городе? Дата его рождения?»
Возможно, никакой роли это не играло. И все-таки…
В бумагах Эндрюсов не было ничего, что имело бы отношение к их жизни до приезда в Филадельфию двадцать с лишним лет назад. Ни брачного свидетельства, ни метрик, ни писем от родных – никаких указаний, откуда они приехали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155