«Эй… погоди-ка, а почему это я должна уезжать? – в ярости рассуждала она. – Почему я должна отказываться от фильма, в который вложила душу, и отдавать его на растерзание Нийлу, Оливеру и Джорджу, чтобы они обосрали все до полной неузнаваемости?»
Она прикидывала, как ей поступить. Первым делом – съехать отсюда, пусть дом остается Нийлу, ей не нужно от него ни единого цента. Она заберет одежду, пластинки, и книги, и свою машину – она сама за нее платила. На счету в банке у нее достаточно денег, чтобы продержаться, пока не решит, что будет делать дальше. Чутье ей подсказывало, что Нийл без драки ее не отпустит.
Найдет любые оправдания. Бедняга Нийл… она его чуть ли не жалела.
Мысли ее прервал голос Бадди:
– Ты не туда едешь.
– Да? – переспросила она рассеянно. – Кажется, голова у меня забита не тем.
Он рассмеялся.
– Рад, что меня замечают.
Она метнула на него взгляд тигрицы, и он подумал, как потрясающе она красива – дикой и чувственной красотой. К тому же расстроена, а он так занят мыслями о себе самом, что и не понял, что и у нее свои трудности.
Она сбавила скорость, выбирая, где бы повернуть.
– Если хочешь покататься, то и я с тобой, – вызвался он.
Она была довольна, что ей составят компанию. Не сказав больше ни слова, нажала на педаль, и маленькая машина рванула и запетляла по изгибам и поворотам бульвара.
– Вот сейчас я хотела бы, чтобы у меня был «феррари», – сказала она тихо.
Он кивнул, занятый мыслью о том, что же все-таки происходит. Нийла Грея на приеме не было. Джины Джермейн на приеме не было. Серебристый «Мазерати», припаркованный у дома белокурой кинозвезды. Не надо быть Коджаком, чтобы представить себе, в чем дело.
Он подался вперед и вогнал в магнитофон кассету. Стиви Уандер. «Та девчонка». Всю дорогу до океана приятная музыка, а они оба погружены в молчание – за компанию.
Монтана думала, каково это – опять быть свободной. Ей будет не хватать Нийла, но как удивительно приятна сама мысль о свободе!
Бадди думал об Ангель и о том, что получит роль в фильме, о том, что его примет легендарная Сейди Ласаль. Потом он вспомнил этого типа, Вулфи Швайкера, и лицо его потемнело. Воспоминания, от которых ему никогда не избавиться.
Она долго вела машину по Тихоокеанскому шоссе и наконец заехала на обрыв, нависавший над черным ревущим океаном.
– Хочешь пройтись? – спросила она.
– Почему бы и нет?
Они вылезли из машины и вниз по склону пошли к пляжу.
Был прилив, они остановились, она сняла сапоги, а он – ботинки и носки.
– Я жил раньше на берегу, когда первый раз приехал в Лос-Анджелес, – сказал он. – Сейчас самое лучшее время. Кругом ни души.
Он сделал глубокий вдох.
– Знаешь, чего мне не хватает? Запаха океана.
Она улыбалась в темноте.
– С виду ты как племенной жеребец, но на самом деле совсем не такой, правда? Ты заботливый и милый, и на экране это видно.
Замечательное сочетание. Смотри, не утрать его.
В жизни никто и никогда не называл его заботливым и милым. И вот… а почему бы и нет?
– Э… – пробормотал он, не зная, что сказать.
Она тихо засмеялась.
– Пойдем, Бадди.
Золотистый «Корниш» ехал сначала по направлению к Сенчюри-Сити, где у Карен была квартира, но потом круто развернулся и двинулся к дому Сейди Ласаль в Бель-Эйр, а в конце концов остановился у отеля «Беверли-Хиллз»– обители кинозвезд.
Росс без труда получил номер, хотя свободных мест, как обычно, не было.
– Я приятель госпожи Слаткин, владелицы, – сообщил он ночному портье, дабы не было трудностей с устройством.
– Нет проблем, мистер Конти. Для вас номер всегда найдется, – заверил ретивый клерк.
Прекрасно. Элейн хотела его выставить, вот он и не вернется:.
Она себя проявила сегодня вечером. Показала, какая бесчувственная, бессердечная она сука. Ей-то лучше всех известно, что значат для него «Люди улицы». Она обязана была его поддержать.
Никогда раньше не чувствовал себя Бадди с женщиной так легко и спокойно. Подсознательно женщины были для него врагами. Ты либо сражаешься с ними, либо пытаешься их перехитрить, либо покоряешь их. Но с Монтаной было иначе. Он и впрямь мог просто с ней поговорить, и он говорил, позабыв о ее трудностях, и впервые в жизни изливал свою душу. И ему это давалось почти с легкостью, пока бродили они по берегу в темноте, под шум прибоя. А стоило ему только начать, остановиться было трудно. Казалось, что жизнь его, хоть и непутевая, и вправду ее заинтересовала.
Он принялся рассказывать о своем детстве, а как только начал говорить о Сан-Диего, его прорвало. Хотя всего он ей не рассказывал. Он опустил два самых важных события – убийство Тони и ту ночь, когда мать вошла к нему в комнату.
Он рассказал ей о том, как мальчишкой, без гроша в кармане, приехал в Лос-Анджелес. О днях, проведенных на берегу, и об актерских курсах Джой Байрон. Потом о ночах в Голливуде, о трюках, которые он проделывал, о наркотиках, разочарованиях и о надеждах, которые никогда не сбывались. Он дошел до Гавайев и остановился. Почему-то не хотелось упоминать Ангель. Пусть будет его тайной.
– И вот я вернулся, – завершил он. – И услышал о твоем фильме, и… э… вот так вот.
Ей понравилось, как он назвал это ее фильмом. Он чуть ли не единственный, кто так сказал. Она знала, что Нийл будет нагонять на него страх, что Джордж Ланкастер будет топтать его ногами, а ей так хочется, чтобы он добился успеха, используя тот шанс, который, наверное, будет и единственным.
Когда они вернулись к машине, уже начинало светать и на горизонте замаячили одинокие фигуры любителей бега трусцой.
Теперь, выслушав рассказ о его жизни, она чувствовала себя получше. Слушать других – значит, не надо думать о собственных проблемах.
Какое-то время они сидели молча в машине, наблюдая, как встает солнце, а потом она спросила:
– Как рука?
– Ты знаешь, я и забыл про нее. – Он попробовал ее согнуть. – Ничего не болит. Вот это да!
– Знаешь, чего я хочу? – хрипло сказала она. – Я хочу предаться с тобой любви… потому что ты нравишься мне и я, по-моему, тебе нравлюсь… и это как раз то, что мне сейчас нужно.
Ничего серьезного – только… близость.
Испытующе уставилась на него – дикими глазами тигрицы.
О сексе с ней он по-настоящему и не думал.
С тех пор, как они уехали из ее дома, мысль об этом сидела где-то в отдаленных закоулках его мозга.
У Оливера был врач, дорогой и неболтливый. Едва взглянув на несчастную парочку, он тут же его и вызвал. Была мысль, что команда из ближайшей больницы приедет быстрее, но сразу и прошла. Газеты развопятся. В этом отношении мозги у них с Джиной работали в одном направлении. В некоторых случаях, хотя и очень редких, прессу даже на пушечный выстрел нельзя подпускать.
– Я ужасно себя чувствую, – стонала она. – Мне плохо, Оливер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155