-- В таком же любезном тоне, господин поручик,-- сказал
полковник Шредер,-- пишут о вас "Еженедельник", выходящий в
Кираль-Хиде, и прессбургские газеты. Но, я думаю, это вас уже
не интересует, так как тут все на один лад. Политически это
легко объяснимо, потому что мы, австрийцы,-- будь то немцы или
чехи,-- все же еще здорово против венгров... Вы меня понимаете,
господин поручик. В этом видна определенная тенденция. Скорее
вас может заинтересовать статья в "Комарненской вечерней
газете", в которой утверждается, что вы пытались изнасиловать
госпожу Каконь прямо в столовой во время обеда в присутствии ее
супруга, которого вы, угрожая саблей, принуждали заткнуть
полотенцем рот своей жене, чтобы она не кричала. Это самое
последнее известие о вас, господин поручик.-- Полковник
усмехнулся и продолжал: -- Власти не исполнили своего долга.
Предварительная цензура здешних газет тоже в руках венгров. Они
делают с нами что хотят. Наш офицер беззащитен против
оскорблений венгерского штатского хама-журналиста. И только
после нашего резкого демарша, а может быть, телеграммы нашего
дивизионного суда, государственная прокуратура в Будапеште
предприняла шаги к тому, чтобы произвести аресты отдельных лиц
во всех упомянутых редакциях. Больше всех поплатился редактор
"Комарненской вечерней газеты", он до самой смерти будет
помнить свою "Вечерку". Дивизионный суд поручил мне, как вашему
начальнику, допросить вас и одновременно посылает мне материалы
следствия. Все сошло бы гладко, если бы не этот ваш злополучный
Швейк. С ним находится какой-то сапер Водичка; когда того
привели на гауптвахту после драки, при нем нашли письмо,
посланное вами госпоже Каконь. Так этот ваш Швейк утверждал на
допросе, что письмо не ваше, что это писал он сам,-- когда же
ему было приказано переписать письмо, чтобы сравнить почерки,
он ваше письмо сожрал. Тогда из полковой канцелярии были
пересланы в дивизионный суд ваши рапорты для сравнения с
почерком Швейка,-- и вот вам результаты.
Полковник перелистал бумаги и указал поручику Лукашу на
следующее место:
"Обвиняемый Швейк отказался написать продиктованные ему
фразы, утверждая, что за ночь разучился писать".
-- Я, господин поручик, вообще не придаю никакого значения
тому, что говорил в дивизионном суде ваш Швейк или этот сапер.
И Швейк и сапер утверждают, что все произошло из-за какой-то
пустяшной шутки, которая была не понята, что на них самих
напали штатские, а они отбивались, чтобы защитить честь
мундира. На следствии выяснилось, что ваш Швейк вообще фрукт.
Так, например, на вопрос, почему он не сознается, он, согласно
протоколу, ответил: "Я нахожусь сейчас в таком же положении, в
каком очутился однажды из-за икон девы Марии слуга художника
Панушки. Тому тоже, когда дело коснулось икон, которые он
собирался присвоить, ничего другого не оставалось ответить,
кроме как: "Что же, мне кровью блевать, что ли?" Разумеется, я,
как командир полка, позаботился о том, чтобы во все газеты от
имени дивизионного суда было послано опровержение подлых
статей, напечатанных в здешних газетах. Сегодня это будет
разослано, и полагаю, что я с своей стороны сделал все, чтобы
загладить шумиху, поднятую этими штатскими мерзавцами, этими
подлыми мадьярскими газетчиками. Кажется, я недурно
отредактировал:
"Настоящим дивизионный суд N-ской дивизии и штаб N-ского
полка заявляют, что статья, напечатанная в здешней газете о
якобы совершенных солдатами N-ского полка бесчинствах, ни в
какой степени не соответствует действительности и от первой до
последней строки вымышлена. Следствие, начатое против
вышеназванных газет, поведет к строгому наказанию виновных".
-- Дивизионный суд в своем отношении, посланном в штаб
нашего полка,-- продолжал полковник,-- приходит к тому
заключению, что дело, собственно, идет о систематической
травле, направленной против воинских частей, прибывающих из
Цислейтании в Транслейтанию. Притом сравните, какое количество
войск отправлено на фронт с нашей стороны и какое с их стороны.
Скажу вам откровенно: мне чешский солдат более по душе, чем
этот венгерский сброд. Стоит только вспомнить, как под
Белградом венгры стреляли по нашему второму маршевому
батальону, который, не зная, что по нему стреляют венгры, начал
палить в дейчмейстеров, стоявших на правом фланге, а
дейчмейстеры тоже спутали и открыли огонь по стоящему рядом с
ними боснийскому полку. Вот, скажу я вам, положеньице! Я был
как раз на обеде в штабе бригады. Накануне мы должны были
пробавляться ветчиной и супом из консервов, а в этот день нам
приготовили хороший куриный бульон, филе с рисом и ромовые
бабки. Как раз накануне вечером мы повесили в местечке
сербского трактирщика, и наши повара нашли у него в погребе
старое тридцатилетнее вино. Можете себе представить, как мы все
ждали этого обеда. Покончили мы с бульоном и только принялись
за курицу, как вдруг перестрелка, потом пальба, и наша
артиллерия, понятия не имевшая, что это наши части стреляют по
своим, начала палить по нашей линии, и один снаряд упал у
самого штаба бригады. Сербы, вероятно, решили, что у нас
вспыхнуло восстание, и давай крыть нас со всех сторон, а потом
начали форсировать реку. Бригадного генерала зовут к телефону,
и начальник дивизии поднимает страшный скандал, что это там за
безобразие происходит на боевом участке бригады. Ведь он только
что получил приказ из штаба армии начать наступление на
сербские позиции на левом фланге в два часа тридцать пять минут
ночи. Мы же являемся резервом и должны немедленно прекратить
огонь. Ну, где там при такой ситуации "Feuer einstellen!"
/Прекратить огонь! (нем.)/. Бригадная телефонная станция
сообщает, что никуда не может дозвониться, кроме как в штаб
Семьдесят пятого полка, который передает, что он получил от
ближайшей дивизии приказ "ausharren!" /Держаться до конца!
(нем.)/, что он не может связаться с нашей дивизией, что сербы
заняли высоты 212, 226 и 327, требуется переброска одного
батальона для связи, и необходимо наладить телефонную связь с
нашей дивизией. Пытаемся связаться с дивизией, но связи нет,
так как сербы пока что зашли с обоих флангов нам в тыл и сжали
наш центр в треугольник, в котором оказались и пехота и
артиллерия, обоз со всей автоколонной, продовольственный
магазин и полевой лазарет. Два дня я не слезал с седла, а
начальник дивизии попал в плен и наш бригадный тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212