Мы с господином обер-лейтенантом старые знакомые. А
кем вы, господин старший писарь, были в мирное время?
Полковой писарь Ванек был настолько обескуражен
фамильярным, панибратским тоном бравого солдата Швейка, что,
забыв о своем чине, которым очень любил козырнуть перед
солдатами своей роты, ответил так, будто был подчиненным
Швейка:
-- У меня аптекарский магазин в Кралупах. Фамилия моя
Ванек.
-- Я тоже учился аптекарскому делу,-- ответил Швейк,-- в
Праге, у папа Кокошки на Петршине. Он был ужасный чудак, и
когда я как-то нечаянно запалил бочку с бензином и у него
сгорел дом, он меня выгнал, и в цех меня уже нигде больше не
принимали, так что из-за этой глупой бочки с бензином мне не
удалось доучиться. А вы тоже готовили целебные травы для коров?
Ванек отрицательно покачал головой.
-- Мы приготовляли целебные травы для коров вместе с
освященными образочками. Наш хозяин Кокошка был исключительно
набожным человеком и вычитал как-то, что святой Пилигрим
исцелял скот от раздутия брюха. Так, по его заказу на Смихове
напечатали образки святого Пилигрима, и он отнес их в Эмаузский
монастырь, где их освятили за двести золотых, а потом мы их
вкладывали в конвертик с нашими целебными травами для коров.
Эти целебные травы размешивали в теплой воде и давали корове
пить из лохани. При этом скотине прочитывалась маленькая
молитва к святому Пилигриму, которую сочинил наш приказчик
Таухен. Дело было так. Когда эти образки святого Пилигрима были
готовы, на другой стороне нужно было напечатать какую-нибудь
молитву. Так вот вечером наш старик Кокошка позвал Таухена и
велел ему к следующему утру сочинить молитву к нашим образкам и
целебным травам, чтобы завтра в десять часов, когда он придет в
лавку, все было готово к отправке в типографию: коровы уже ждут
этой молитвы. Одно из двух: если сочинит хорошую -- он ему
гульден на бочку выложит, нет -- через две недели получит
расчет. Пан Таухен целую ночь потел, утром, не выспавшись,
пришел открывать лавку, а у него ничего еще не было написано.
Мало того: он даже забыл, как зовут святого по этим целебным
травам. Выручил его из беды слуга Фердинанд. Тот на все руки
был мастер. Когда мы на чердаке сушили на чай ромашку, так он,
бывало, разуется и влезет в эту самую ромашку ногами. Он
говорил нам, что от этого ноги перестают потеть. Умел он ловить
голубей на чердаке, умел открывать конторку с деньгами и еще
обучал нас другим способам подрабатывать. И у меня, мальчишки,
дома была такая аптека,-- я ее из лавки в дом к себе
натаскал,-- какой не было и "У милосердных". Так вот, тот самый
Фердинанд и выручил из беды Таухена. "Позвольте, говорит,
взглянуть". Пан Таухен немедленно послал меня за пивом для
него. Не успел я еще принести пива, а уж у Фердинанда половина
дела была сделана, и он прочел нам:
Голос с неба раздается,
Утихает суета:
У Кокотки продается
Чудо-корень для скота!
Исцелит сей корешочек
(Только гульден за мешочек!)
И теляток и коров
Безо всяких докторов.
Потом, когда Фердинанд выпил пива и основательно нализался
желудочных капель на спирту, дело пошло быстро, и он в одно
мгновение прекрасно закончил:
Этот корень нашел сам святой Пилигрим.
И за это ему мы хвалу воздадим:
Ты крестьянам-- утеха, коровам-- отрада,
Сохрани и спаси наше бедное стадо!
Затем, когда пришел пан Кокошка, пан Таухен пошел с ним в
контору, а выйдя оттуда, показал нам два золотых, а не один,
как ему было обещано. Он хотел разделить их пополам с паном
Фердинандом, но слугу Фердинанда, когда тот увидел эти два
золотых, сразу обуял бес корыстолюбия: "Или все, или ничего!"
Ну, тогда пан Таухен ему ничего не дал, а оставил эти два
золотых себе.
Потом привел меня в магазин, дал мне подзатыльник и
сказал, что я получу сто таких подзатыльников, если
когда-нибудь осмелюсь сказать, что сочинил не он. А если
Фердинанд пойдет жаловаться к нашему хозяину, то я должен
сказать, что слуга Фердинанд лгун. Мне пришлось в этом
присягнуть перед бутылкой с эстрагоновым уксусом. Ну, а наш
слуга принялся вымещать свою злобу на целебной траве для коров.
Смешивали мы эти травы в больших ящиках на чердаке, а он
отовсюду, где только находил, сметал мышиное дерьмо, приносил
его и примешивал к этой целебной траве. Потом собирал на улице
конские катышки, сушил их дома, толок в ступке для кореньев и
тоже подбрасывал в коровьи целебные травы с образом святого
Пилигрима. Но и на этом он не успокоился. Он мочился в эти
ящики, испражнялся в них, а потом все это размешивал. Выходило
вроде каши с отрубями...
Раздался телефонный звонок. Старший писарь подбежал к
телефонному аппарату и с отвращением отбросил трубку.
-- Надо идти в полковую канцелярию. Так внезапно... Это
что-то мне не нравится.
Швейк опять остался один.
Через минуту снова раздался звонок.
Швейк начал телефонный разговор:
-- Ванек?.. Он ушел в полковую канцелярию. Кто у
телефона?.. Ординарец одиннадцатой маршевой роты. А кто там у
телефона?.. Ординарец двенадцатой роты? Мое почтение, коллега.
Моя фамилия?.. Швейк. А твоя? Браун! Это не твой ли родственник
Браун на Набережной улице в Карлине, шляпочник? Нет? Не знаешь
такого... Я тоже с ним незнаком. Я как-то проезжал на трамвае
мимо, и его вывеска мне бросилась в глаза. Что новенького?.. Я
ничего не знаю. Когда едем? Я еще ни с кем об отъезде не
говорил. А куда мы должны ехать?
-- Вот олух! С ротой на фронт.
-- Об этом я еще ничего не слышал.
-- Нечего сказать -- хорош ординарец! А что твой
лейтенант?
-- Не лейтенант, а обер-лейтенант.
-- Это одно и то же. Твой обер-лейтенант пошел на
совещание к полковнику?
-- Он его туда позвал.
-- Ну вот видишь: и наш туда пошел и командир тринадцатой
роты тоже. Я только что говорил с ихним ординарцем по телефону.
Не нравится мне что-то эта спешка.
-- А не знаешь, музыкантская команда укладывается?
-- Ничего не знаю.
-- Не валяй дурака! Говорят, ваш старший писарь уже
получил накладную на вагоны. Правда ведь? Сколько у вас солдат?
-- Не знаю.
-- Эх ты, глупая башка, что, я съем тебя, что ли? (Было
слышно, как говоривший у телефона обратился к кому-то
поблизости: "Франта, возьми вторую трубку, услышишь, какой в
одиннадцатой роте дурак ординарец".) Алло! Спишь ты там, что
ли? Так отвечай, когда тебя коллега спрашивает. Значит, ты еще
ничего не знаешь? Не скрытничай. Разве старший писарь не
говорил, что вам будут выдавать консервы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212
кем вы, господин старший писарь, были в мирное время?
Полковой писарь Ванек был настолько обескуражен
фамильярным, панибратским тоном бравого солдата Швейка, что,
забыв о своем чине, которым очень любил козырнуть перед
солдатами своей роты, ответил так, будто был подчиненным
Швейка:
-- У меня аптекарский магазин в Кралупах. Фамилия моя
Ванек.
-- Я тоже учился аптекарскому делу,-- ответил Швейк,-- в
Праге, у папа Кокошки на Петршине. Он был ужасный чудак, и
когда я как-то нечаянно запалил бочку с бензином и у него
сгорел дом, он меня выгнал, и в цех меня уже нигде больше не
принимали, так что из-за этой глупой бочки с бензином мне не
удалось доучиться. А вы тоже готовили целебные травы для коров?
Ванек отрицательно покачал головой.
-- Мы приготовляли целебные травы для коров вместе с
освященными образочками. Наш хозяин Кокошка был исключительно
набожным человеком и вычитал как-то, что святой Пилигрим
исцелял скот от раздутия брюха. Так, по его заказу на Смихове
напечатали образки святого Пилигрима, и он отнес их в Эмаузский
монастырь, где их освятили за двести золотых, а потом мы их
вкладывали в конвертик с нашими целебными травами для коров.
Эти целебные травы размешивали в теплой воде и давали корове
пить из лохани. При этом скотине прочитывалась маленькая
молитва к святому Пилигриму, которую сочинил наш приказчик
Таухен. Дело было так. Когда эти образки святого Пилигрима были
готовы, на другой стороне нужно было напечатать какую-нибудь
молитву. Так вот вечером наш старик Кокошка позвал Таухена и
велел ему к следующему утру сочинить молитву к нашим образкам и
целебным травам, чтобы завтра в десять часов, когда он придет в
лавку, все было готово к отправке в типографию: коровы уже ждут
этой молитвы. Одно из двух: если сочинит хорошую -- он ему
гульден на бочку выложит, нет -- через две недели получит
расчет. Пан Таухен целую ночь потел, утром, не выспавшись,
пришел открывать лавку, а у него ничего еще не было написано.
Мало того: он даже забыл, как зовут святого по этим целебным
травам. Выручил его из беды слуга Фердинанд. Тот на все руки
был мастер. Когда мы на чердаке сушили на чай ромашку, так он,
бывало, разуется и влезет в эту самую ромашку ногами. Он
говорил нам, что от этого ноги перестают потеть. Умел он ловить
голубей на чердаке, умел открывать конторку с деньгами и еще
обучал нас другим способам подрабатывать. И у меня, мальчишки,
дома была такая аптека,-- я ее из лавки в дом к себе
натаскал,-- какой не было и "У милосердных". Так вот, тот самый
Фердинанд и выручил из беды Таухена. "Позвольте, говорит,
взглянуть". Пан Таухен немедленно послал меня за пивом для
него. Не успел я еще принести пива, а уж у Фердинанда половина
дела была сделана, и он прочел нам:
Голос с неба раздается,
Утихает суета:
У Кокотки продается
Чудо-корень для скота!
Исцелит сей корешочек
(Только гульден за мешочек!)
И теляток и коров
Безо всяких докторов.
Потом, когда Фердинанд выпил пива и основательно нализался
желудочных капель на спирту, дело пошло быстро, и он в одно
мгновение прекрасно закончил:
Этот корень нашел сам святой Пилигрим.
И за это ему мы хвалу воздадим:
Ты крестьянам-- утеха, коровам-- отрада,
Сохрани и спаси наше бедное стадо!
Затем, когда пришел пан Кокошка, пан Таухен пошел с ним в
контору, а выйдя оттуда, показал нам два золотых, а не один,
как ему было обещано. Он хотел разделить их пополам с паном
Фердинандом, но слугу Фердинанда, когда тот увидел эти два
золотых, сразу обуял бес корыстолюбия: "Или все, или ничего!"
Ну, тогда пан Таухен ему ничего не дал, а оставил эти два
золотых себе.
Потом привел меня в магазин, дал мне подзатыльник и
сказал, что я получу сто таких подзатыльников, если
когда-нибудь осмелюсь сказать, что сочинил не он. А если
Фердинанд пойдет жаловаться к нашему хозяину, то я должен
сказать, что слуга Фердинанд лгун. Мне пришлось в этом
присягнуть перед бутылкой с эстрагоновым уксусом. Ну, а наш
слуга принялся вымещать свою злобу на целебной траве для коров.
Смешивали мы эти травы в больших ящиках на чердаке, а он
отовсюду, где только находил, сметал мышиное дерьмо, приносил
его и примешивал к этой целебной траве. Потом собирал на улице
конские катышки, сушил их дома, толок в ступке для кореньев и
тоже подбрасывал в коровьи целебные травы с образом святого
Пилигрима. Но и на этом он не успокоился. Он мочился в эти
ящики, испражнялся в них, а потом все это размешивал. Выходило
вроде каши с отрубями...
Раздался телефонный звонок. Старший писарь подбежал к
телефонному аппарату и с отвращением отбросил трубку.
-- Надо идти в полковую канцелярию. Так внезапно... Это
что-то мне не нравится.
Швейк опять остался один.
Через минуту снова раздался звонок.
Швейк начал телефонный разговор:
-- Ванек?.. Он ушел в полковую канцелярию. Кто у
телефона?.. Ординарец одиннадцатой маршевой роты. А кто там у
телефона?.. Ординарец двенадцатой роты? Мое почтение, коллега.
Моя фамилия?.. Швейк. А твоя? Браун! Это не твой ли родственник
Браун на Набережной улице в Карлине, шляпочник? Нет? Не знаешь
такого... Я тоже с ним незнаком. Я как-то проезжал на трамвае
мимо, и его вывеска мне бросилась в глаза. Что новенького?.. Я
ничего не знаю. Когда едем? Я еще ни с кем об отъезде не
говорил. А куда мы должны ехать?
-- Вот олух! С ротой на фронт.
-- Об этом я еще ничего не слышал.
-- Нечего сказать -- хорош ординарец! А что твой
лейтенант?
-- Не лейтенант, а обер-лейтенант.
-- Это одно и то же. Твой обер-лейтенант пошел на
совещание к полковнику?
-- Он его туда позвал.
-- Ну вот видишь: и наш туда пошел и командир тринадцатой
роты тоже. Я только что говорил с ихним ординарцем по телефону.
Не нравится мне что-то эта спешка.
-- А не знаешь, музыкантская команда укладывается?
-- Ничего не знаю.
-- Не валяй дурака! Говорят, ваш старший писарь уже
получил накладную на вагоны. Правда ведь? Сколько у вас солдат?
-- Не знаю.
-- Эх ты, глупая башка, что, я съем тебя, что ли? (Было
слышно, как говоривший у телефона обратился к кому-то
поблизости: "Франта, возьми вторую трубку, услышишь, какой в
одиннадцатой роте дурак ординарец".) Алло! Спишь ты там, что
ли? Так отвечай, когда тебя коллега спрашивает. Значит, ты еще
ничего не знаешь? Не скрытничай. Разве старший писарь не
говорил, что вам будут выдавать консервы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212