Я, осмелюсь доложить,
господин обер-лейтенант, все как следует взвесил. На фронте
надо иметь что-нибудь очень питательное,-- тогда легче
переносятся военные невзгоды. Мне хотелось доставить вам
горизонтал ную радость. Задумал я, господин обер-лейтенант,
сварить вам куриный суп.
-- Куриный суп! -- повторил за ним поручик, хватаясь за
голову.
-- Так точно, господин обер-лейтенант, куриный суп. Я
купил луку и пятьдесят граммов вермишели. Вот все здесь. В этом
кармане лук, в этом -- вермишель. Соль и перец имеются у нас, в
канцелярии. Оставалось купить только курицу. Пошел я, значит,
за вокзал в Ишатарчу. Это, собственно, деревня, на город даже и
не похожа, хоть на первой улице и висит дощечка с надписью:
"Город Ишатарча". Прошел я одну улицу с палисадниками, вторую,
третью, четвертую, пятую, шестую, седьмую, восьмую, девятую,
десятую, одиннадцатую, пока не дошел до конца тринадцатой
улицы, где за последним домиком уже начинались луга. Здесь
бродили куры. Я подошел к ним и выбрал самую большую и самую
тяжелую. Извольте посмотреть на нее, господин обер-лейтенант,
одно сало, и осматривать не надо, сразу, с первого взгляда
видно, что ей как следует подсыпали зерна. Беру я ее у всех на
виду, они мне что-то кричат по-венгерски, а я держу ее за ноги
и спрашиваю по-чешски и по-немецки, кому принадлежит эта
курица, хочу, мол, ее купить. Вдруг в эту самую минуту из
крайнего домика выбегают мужик с бабой. Мужик начал меня ругать
сначала по-венгерски, а потом по-немецки,-- я-де у него средь
белого дня украл курицу. Я сказал, чтобы он на меня не кричал,
что меня послали купить курицу,-- словом, разъяснил, как
обстоит дело. А курица, которую я держал за ноги, вдруг стала
махать крыльями и хотела улететь, а так как я держал ее
некрепко, она вырвалась из рук и собиралась сесть на нос своему
хозяину. Ну, а он принялся орать, будто я хватил его курицей по
морде. А женщина все время что-то лопотала и звала: "Цып, цып,
цып!"
Тут какие-то идиоты, ни в чем не разобравшись, привели
патруль гонведов, и я сам предложил им пойти на вокзал в
комендантское управление, чтобы там моя невинность всплыла, как
масло на поверхность воды. Но с господином лейтенантом, который
там дежурил, нельзя было договориться, даже когда я попросил
его узнать у вас, правда ли, что вы послали меня купить
чего-нибудь повкуснее. Он еще обругал меня, приказал держать
язык за зубами, так как, мол, и без разговоров по моим глазам
видно, что меня ждет крепкий сук и хорошая веревка. Он,
по-видимому, был в очень плохом настроении, раз уж дошел до
того, что сгоряча выпалил: такая, мол, толстая морда может быть
только у солдата, занимающегося грабежом и воровством. На
станцию, мол, поступает много жалоб. Вот третьего дня тоже
где-то неподалеку пропал индюк. А когда я ему напомнил, что
третьего дня мы еще были в Рабе, он ответил, что такие
отговорки на него не действуют. Послали меня к вам. Да, там еще
на меня раскричался какой-то ефрейтор, которого я сперва не
заметил: не знаю, дескать, я, что ли, кто передо мною стоит? Я
ответил, что стоит ефрейтор, и если бы его перевели в команду
егерей, то он был бы начальником патруля, а в артиллерии --
обер-канониром.
-- Швейк,-- минуту спустя сказал поручик Лукаш,-- с вами
было столько всяких приключений и невзгод, столько, как вы
говорите, "ошибок" и "ошибочек", что от всех этих неприятностей
вас спасти может только петля, со всеми военными почестями, в
каре. Понимаете?
-- Так точно, господин обер-лейтенант, каре из так
называемого замкнутого батальона составляется из четырех и в
виде исключения также из трех или пяти рот. Прикажете, господин
обер-лейтенант, положить в куриный суп побольше вермишели,
чтобы он был погуще?
-- Швейк, приказываю вам немедленно исчезнуть вместе с
вашей курицей, иначе я расшибу ее о вашу башку, идиот
несчастный!
-- Как прикажете, господин обер-лейтенант, но только
осмелюсь доложить, сельдерея я не нашел, морковки тоже нигде
нет. Я положу картош...
Швейк не успел договорить "ки", вылетев вместе с курицей
из шгаинши вагона. Поручик Лукаш залпом выпил стопку коньяку.
Проходя мимо окон штабного вагона, Швейк взял под козырек
и проследовал к себе.
x x x
Благополучно одержав победу в борьбе с самим собой, Балоун
собрался уже открыть сардины поручика, как вдруг появился Швейк
с курицей, что, естественно, вызвало волнение среди всех
присутствовавших в вагоне. Все посмотрели на него, как будто
спрашивая: "Где это ты украл?"
-- Купил для господина обер-лейтенанта,-- сообщил Швейк,
вытаскивая из карманов лук и вермишель.-- Хотел ему сварить
суп, но он отказался и подарил ее мне.
-- Дохлая? -- недоверчиво спросил старший писарь Ванек.
-- Своими руками свернул ей шею,-- ответил Швейк,
вытаскивая из кармана нож.
Балоун с благодарностью и уважением посмотрел на Швейка и
молча стал подготовлять спиртовку поручика. Потом взял котелки
и побежал за водой.
К Швейку, начавшему ощипывать курицу, подошел телеграфист
Ходоунский и предложил свою помощь, доверительно спросив:
-- Далеко отсюда? Надо перелезать во двор или прямо на
улице?
-- Я ее купил.
-- Уж помалкивал бы, а еще товарищ называется! Мы же
видели, как тебя вели.
Тем не менее телеграфист принял горячее участие в
ощипывании курицы. В приготовлениях к торжественному великому
событию проявил себя и повар-оккультист Юрайда: он нарезал в
суп картошку и лук.
Выброшенные из вагона перья привлекли внимание подпоручика
Дуба, производившего обход. Он крикнул, чтобы показался тот,
кто ощипывает курицу, и в двери тотчас же появилась довольная
физиономия Швейка.
-- Что это? -- крикнул подпоручик Дуб, поднимая с земли
отрезанную куриную голову.
-- Осмелюсь доложить,-- ответил Швейк.-- Это голова курицы
из породы черных итальянок -- прекрасные несушки: несут до
двухсот шестидесяти яиц в год. Извольте посмотреть, какой у нее
был замечательный яичник.-- Швейк сунул под самый нос
подпоручику Дубу кишки и прочие куриные потроха.
Дуб плюнул и отошел. Через минуту он вернулся.
-- Для кого эта курица?
-- Для нас, осмелюсь Доложить, господин лейтенант.
Посмотрите, сколько на ней сала!
Подпоручик Дуб, уходя, проворчал:
-- Мы встретимся у Филипп.
-- Что он тебе сказал? -- спросил Швейка Юрайда.
-- Мы назначили свидание где-то у Филиппа. Эти знатные
баре в большинстве случаев педерасты.
Повар-оккультист заявил, что только все эстеты --
гомосексуалисты;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212
господин обер-лейтенант, все как следует взвесил. На фронте
надо иметь что-нибудь очень питательное,-- тогда легче
переносятся военные невзгоды. Мне хотелось доставить вам
горизонтал ную радость. Задумал я, господин обер-лейтенант,
сварить вам куриный суп.
-- Куриный суп! -- повторил за ним поручик, хватаясь за
голову.
-- Так точно, господин обер-лейтенант, куриный суп. Я
купил луку и пятьдесят граммов вермишели. Вот все здесь. В этом
кармане лук, в этом -- вермишель. Соль и перец имеются у нас, в
канцелярии. Оставалось купить только курицу. Пошел я, значит,
за вокзал в Ишатарчу. Это, собственно, деревня, на город даже и
не похожа, хоть на первой улице и висит дощечка с надписью:
"Город Ишатарча". Прошел я одну улицу с палисадниками, вторую,
третью, четвертую, пятую, шестую, седьмую, восьмую, девятую,
десятую, одиннадцатую, пока не дошел до конца тринадцатой
улицы, где за последним домиком уже начинались луга. Здесь
бродили куры. Я подошел к ним и выбрал самую большую и самую
тяжелую. Извольте посмотреть на нее, господин обер-лейтенант,
одно сало, и осматривать не надо, сразу, с первого взгляда
видно, что ей как следует подсыпали зерна. Беру я ее у всех на
виду, они мне что-то кричат по-венгерски, а я держу ее за ноги
и спрашиваю по-чешски и по-немецки, кому принадлежит эта
курица, хочу, мол, ее купить. Вдруг в эту самую минуту из
крайнего домика выбегают мужик с бабой. Мужик начал меня ругать
сначала по-венгерски, а потом по-немецки,-- я-де у него средь
белого дня украл курицу. Я сказал, чтобы он на меня не кричал,
что меня послали купить курицу,-- словом, разъяснил, как
обстоит дело. А курица, которую я держал за ноги, вдруг стала
махать крыльями и хотела улететь, а так как я держал ее
некрепко, она вырвалась из рук и собиралась сесть на нос своему
хозяину. Ну, а он принялся орать, будто я хватил его курицей по
морде. А женщина все время что-то лопотала и звала: "Цып, цып,
цып!"
Тут какие-то идиоты, ни в чем не разобравшись, привели
патруль гонведов, и я сам предложил им пойти на вокзал в
комендантское управление, чтобы там моя невинность всплыла, как
масло на поверхность воды. Но с господином лейтенантом, который
там дежурил, нельзя было договориться, даже когда я попросил
его узнать у вас, правда ли, что вы послали меня купить
чего-нибудь повкуснее. Он еще обругал меня, приказал держать
язык за зубами, так как, мол, и без разговоров по моим глазам
видно, что меня ждет крепкий сук и хорошая веревка. Он,
по-видимому, был в очень плохом настроении, раз уж дошел до
того, что сгоряча выпалил: такая, мол, толстая морда может быть
только у солдата, занимающегося грабежом и воровством. На
станцию, мол, поступает много жалоб. Вот третьего дня тоже
где-то неподалеку пропал индюк. А когда я ему напомнил, что
третьего дня мы еще были в Рабе, он ответил, что такие
отговорки на него не действуют. Послали меня к вам. Да, там еще
на меня раскричался какой-то ефрейтор, которого я сперва не
заметил: не знаю, дескать, я, что ли, кто передо мною стоит? Я
ответил, что стоит ефрейтор, и если бы его перевели в команду
егерей, то он был бы начальником патруля, а в артиллерии --
обер-канониром.
-- Швейк,-- минуту спустя сказал поручик Лукаш,-- с вами
было столько всяких приключений и невзгод, столько, как вы
говорите, "ошибок" и "ошибочек", что от всех этих неприятностей
вас спасти может только петля, со всеми военными почестями, в
каре. Понимаете?
-- Так точно, господин обер-лейтенант, каре из так
называемого замкнутого батальона составляется из четырех и в
виде исключения также из трех или пяти рот. Прикажете, господин
обер-лейтенант, положить в куриный суп побольше вермишели,
чтобы он был погуще?
-- Швейк, приказываю вам немедленно исчезнуть вместе с
вашей курицей, иначе я расшибу ее о вашу башку, идиот
несчастный!
-- Как прикажете, господин обер-лейтенант, но только
осмелюсь доложить, сельдерея я не нашел, морковки тоже нигде
нет. Я положу картош...
Швейк не успел договорить "ки", вылетев вместе с курицей
из шгаинши вагона. Поручик Лукаш залпом выпил стопку коньяку.
Проходя мимо окон штабного вагона, Швейк взял под козырек
и проследовал к себе.
x x x
Благополучно одержав победу в борьбе с самим собой, Балоун
собрался уже открыть сардины поручика, как вдруг появился Швейк
с курицей, что, естественно, вызвало волнение среди всех
присутствовавших в вагоне. Все посмотрели на него, как будто
спрашивая: "Где это ты украл?"
-- Купил для господина обер-лейтенанта,-- сообщил Швейк,
вытаскивая из карманов лук и вермишель.-- Хотел ему сварить
суп, но он отказался и подарил ее мне.
-- Дохлая? -- недоверчиво спросил старший писарь Ванек.
-- Своими руками свернул ей шею,-- ответил Швейк,
вытаскивая из кармана нож.
Балоун с благодарностью и уважением посмотрел на Швейка и
молча стал подготовлять спиртовку поручика. Потом взял котелки
и побежал за водой.
К Швейку, начавшему ощипывать курицу, подошел телеграфист
Ходоунский и предложил свою помощь, доверительно спросив:
-- Далеко отсюда? Надо перелезать во двор или прямо на
улице?
-- Я ее купил.
-- Уж помалкивал бы, а еще товарищ называется! Мы же
видели, как тебя вели.
Тем не менее телеграфист принял горячее участие в
ощипывании курицы. В приготовлениях к торжественному великому
событию проявил себя и повар-оккультист Юрайда: он нарезал в
суп картошку и лук.
Выброшенные из вагона перья привлекли внимание подпоручика
Дуба, производившего обход. Он крикнул, чтобы показался тот,
кто ощипывает курицу, и в двери тотчас же появилась довольная
физиономия Швейка.
-- Что это? -- крикнул подпоручик Дуб, поднимая с земли
отрезанную куриную голову.
-- Осмелюсь доложить,-- ответил Швейк.-- Это голова курицы
из породы черных итальянок -- прекрасные несушки: несут до
двухсот шестидесяти яиц в год. Извольте посмотреть, какой у нее
был замечательный яичник.-- Швейк сунул под самый нос
подпоручику Дубу кишки и прочие куриные потроха.
Дуб плюнул и отошел. Через минуту он вернулся.
-- Для кого эта курица?
-- Для нас, осмелюсь Доложить, господин лейтенант.
Посмотрите, сколько на ней сала!
Подпоручик Дуб, уходя, проворчал:
-- Мы встретимся у Филипп.
-- Что он тебе сказал? -- спросил Швейка Юрайда.
-- Мы назначили свидание где-то у Филиппа. Эти знатные
баре в большинстве случаев педерасты.
Повар-оккультист заявил, что только все эстеты --
гомосексуалисты;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212