"Значит, и меня это ждет?"
Старая дева рассказала Швейку, что она гуляет здесь с
собакой каждый день в шесть часов вечера и что она в Праге ни
одному мужчине не верит. Однажды она дала в газету объявление,
что хочет выйти замуж. Ну, явился один слесарь, вытянул у нее
восемьсот крон на какое-то изобретение и исчез. В провинции
люди куда честнее. Если уж выходить замуж, то только за
деревенского, и то лишь после войны. А выходить во время войны
она считает глупым: останешься вдовой, как другие,-- больше
ничего.
Швейк вселил в ее сердце бездну надежд, сказав, что придет
в шесть часов, и пошел сообщить своему приятелю Благнику, что
пес жрет печенку всех сортов.
-- Угощу его говяжьей,-- решил Благник.-- На говяжью у
меня клюнул сенбернар фабриканта Выдры, очень верный пес.
Завтра приведу тебе собаку в полной исправности.
Благник сдержал слово. Утром, когда Швейк кончил уборку
комнат, за дверью раздался лай, и Благник втащил в квартиру
упирающегося пинчера, еще более взъерошенного, чем его
взъерошила природа. Пес дико вращал глазами и смотрел мрачно,
словно голодный тигр в клетке, перед которой стоит упитанный
посетитель зоологического сада. Пес щелкал зубами и рычал, как
бы говоря: "Разорву, сожру!"
Собаку привязали к кухонному столу, и Благник рассказал по
порядку весь ход отчуждения.
-- Прошелся я нарочно мимо него, а в руке держу вареную
печенку в бумаге. Пес стал принюхиваться и прыгать вокруг меня.
Я не даю, иду дальше. Пес-- за мной. Тогда я свернул со сквера
на Бредовскую улицу и там дал ему первый кусок. Он жрал на
ходу, чтобы не терять меня из виду. Я завернул на Индржишскую
улицу и кинул ему вторую порцию. Когда он нажрался, я взял его
на цепочку и потащил через Вацлавскую площадь на Винограды до
самых Вршовиц. По дороге пес выкидывал прямо чудеса. Когда я
переходил трамвайную линию, он лег на рельсы и не желал
сдвинуться с места: должно быть, хотел, чтобы его переехали...
Вот, кстати, я принес чистый бланк для аттестата, купил в
писчебумажном магазине Фукса. Ты ведь, Швейк, знаток по части
подделывания собачьих аттестатов!
-- Это должно быть написано твоей рукой. Напиши, что
собака происходит из Лейпцига, с псарни фон Бюлова. Отец--
Арнгейм фон Кальсберг, мать-- Эмма фон Траутенсдорф,
происходящая от Зигфрида фон Бузенталь. Отец получил первый
приз на берлинской выставке конюшенных пинчеров тысяча
девятьсот двенадцатого года. Мать награждена золотой медалью
нюрнбергского общества разведения породистых собак. Как
думаешь, сколько ему лет?
-- По зубам -- два года.
-- Пиши -- полтора.
-- Он плохо обрублен, Швейк. Посмотри на уши.
-- Это можно поправить. Подстрижем позднее, когда
обживется. А сейчас пес еще больше озлится.
Похищенный грозно рычал, сопел, метался и наконец лег,
усталый, с высунутым языком, и стал ждать, что с ним будет
дальше. Понемногу он успокоился и только изредка жалобно
скулил.
Швейк предложил собаке остатки печенки, которые дал ему
Благник. Но пес даже не дотронулся до нее. Он лишь посмотрел на
печенку и окинул обоих таким взглядом, будто хотел сказать: "Я
уже на этом обжегся один раз -- жрите сами!"
Пес лежал с покорным видом и притворялся, что дремлет, но
внезапно ему пришло что-то в голову, и, встав на задние лапы,
он передними стал просить. Пес сдавался.
Но на Швейка эта трогательная сцена ничуть не
подействовала.
-- Ложись! -- крикнул он псу.
Бедняга лег, жалобно скуля.
-- Какую кличку вписать ему в аттестат? -- спросил
Благник.-- Раньше его звали Фокс. Нужно подобрать что-нибудь
похожее, чтобы сразу понял.
-- Ну, назовем его хотя бы Максом. Посмотри-ка, Благник,
как ушами зашевелил. Встань, Максик!
Несчастный пинчер, у которого отняли и родной кров и
родное имя, встал в ожидании дальнейших приказаний.
-- Я думаю, его можно отвязать,-- решил Швейк.--
Посмотрим, что он будет делать.
Когда собаку отвязали, она сразу подошла к двери и три
раза отрывисто гавкнула на крючок, рассчитывая, очевидно, на
великодушие этих злых людей. Однако, видя, что люди не понимают
ее желания выйти отсюда, она сделала у двери лужу, уверенная,
что за это ее вышвырнут, как это случалось во времена ее
юности, когда полковник строго, по-военному учил ее соблюдать
чистоту. Вместо этого Швейк заметил:
-- Э, да он хитрый, это прямо иезуитский номер!
Швейк вытянул Макса ремнем и ткнул его мордой в лужу, так
что тот долго не мог дочиста облизаться.
Пес заскулил от позора и начал бегать по кухне, в отчаянии
обнюхивая свой собственный след. Потом ни с того ни с сего
подошел к столу, сожрал положенные на полу остатки печенки, лег
к печке и после всех своих злоключений уснул.
-- Сколько я тебе должен? -- спросил Швейк Благника при
прощании.
-- Не будем об этом говорить, Швейк! -- мягко сказал
Благник.-- Для старого товарища я на все готов, особенно если
он на военной службе. Будь здоров, голубчик, и никогда не води
его через Гавличкову площадь, чтобы не стряслось беды. Если
тебе еще понадобится какая-нибудь собака, ты знаешь, где я
живу.
Швейк дал Максу как следует выспаться, а сам тем временем
купил у мясника четверть кило печенки, сварил ее и, положив
собаке под нос, стал ждать, когда она проснется. Макс еще
спросонья начал облизываться, потянулся, обнюхал печенку и
проглотил ее. Потом подошел к двери и повторил свой опыт,
залаяв на крючок.
-- Максик,-- позвал его Швейк,-- поди сюда!
Макс недоверчиво подошел. Швейк взял его на колени и стал
гладить. Тут Макс в первый раз приятельски завилял своим
обрубком и осторожно стал хватать Швейка за руку. Потом нежно
подержал ее в своей пасти, глядя на Швейка умным взглядом,
будто говорил: "Ничего, брат, не поделаешь, вижу, что дело
проиграно".
Продолжая гладить собаку, Швейк стал нежным голосом
рассказывать сказку:
-- Жил-был на свете один песик, звали его Фокс, а жил он у
одного полковника, и водила его служанка гулять. Но вот пришел
однажды один человек да Фокса-то и украл. Попал Фокс на военную
службу к одному обер-лейтенанту, и прозвали его Макс... Максик,
дай лапку! Значит, будем с тобой, сукин сын, приятели, если
только будешь хорошим и будешь слушаться. А не то тебе на
военной службе солоно придется!
Макс соскочил с колен и начал в шутку нападать на Швейка.
Вечером, когда поручик вернулся из казармы, Швейк и Макс были
уже закадычными друзьями.
Глядя на Макса, Швейк философствовал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212
Старая дева рассказала Швейку, что она гуляет здесь с
собакой каждый день в шесть часов вечера и что она в Праге ни
одному мужчине не верит. Однажды она дала в газету объявление,
что хочет выйти замуж. Ну, явился один слесарь, вытянул у нее
восемьсот крон на какое-то изобретение и исчез. В провинции
люди куда честнее. Если уж выходить замуж, то только за
деревенского, и то лишь после войны. А выходить во время войны
она считает глупым: останешься вдовой, как другие,-- больше
ничего.
Швейк вселил в ее сердце бездну надежд, сказав, что придет
в шесть часов, и пошел сообщить своему приятелю Благнику, что
пес жрет печенку всех сортов.
-- Угощу его говяжьей,-- решил Благник.-- На говяжью у
меня клюнул сенбернар фабриканта Выдры, очень верный пес.
Завтра приведу тебе собаку в полной исправности.
Благник сдержал слово. Утром, когда Швейк кончил уборку
комнат, за дверью раздался лай, и Благник втащил в квартиру
упирающегося пинчера, еще более взъерошенного, чем его
взъерошила природа. Пес дико вращал глазами и смотрел мрачно,
словно голодный тигр в клетке, перед которой стоит упитанный
посетитель зоологического сада. Пес щелкал зубами и рычал, как
бы говоря: "Разорву, сожру!"
Собаку привязали к кухонному столу, и Благник рассказал по
порядку весь ход отчуждения.
-- Прошелся я нарочно мимо него, а в руке держу вареную
печенку в бумаге. Пес стал принюхиваться и прыгать вокруг меня.
Я не даю, иду дальше. Пес-- за мной. Тогда я свернул со сквера
на Бредовскую улицу и там дал ему первый кусок. Он жрал на
ходу, чтобы не терять меня из виду. Я завернул на Индржишскую
улицу и кинул ему вторую порцию. Когда он нажрался, я взял его
на цепочку и потащил через Вацлавскую площадь на Винограды до
самых Вршовиц. По дороге пес выкидывал прямо чудеса. Когда я
переходил трамвайную линию, он лег на рельсы и не желал
сдвинуться с места: должно быть, хотел, чтобы его переехали...
Вот, кстати, я принес чистый бланк для аттестата, купил в
писчебумажном магазине Фукса. Ты ведь, Швейк, знаток по части
подделывания собачьих аттестатов!
-- Это должно быть написано твоей рукой. Напиши, что
собака происходит из Лейпцига, с псарни фон Бюлова. Отец--
Арнгейм фон Кальсберг, мать-- Эмма фон Траутенсдорф,
происходящая от Зигфрида фон Бузенталь. Отец получил первый
приз на берлинской выставке конюшенных пинчеров тысяча
девятьсот двенадцатого года. Мать награждена золотой медалью
нюрнбергского общества разведения породистых собак. Как
думаешь, сколько ему лет?
-- По зубам -- два года.
-- Пиши -- полтора.
-- Он плохо обрублен, Швейк. Посмотри на уши.
-- Это можно поправить. Подстрижем позднее, когда
обживется. А сейчас пес еще больше озлится.
Похищенный грозно рычал, сопел, метался и наконец лег,
усталый, с высунутым языком, и стал ждать, что с ним будет
дальше. Понемногу он успокоился и только изредка жалобно
скулил.
Швейк предложил собаке остатки печенки, которые дал ему
Благник. Но пес даже не дотронулся до нее. Он лишь посмотрел на
печенку и окинул обоих таким взглядом, будто хотел сказать: "Я
уже на этом обжегся один раз -- жрите сами!"
Пес лежал с покорным видом и притворялся, что дремлет, но
внезапно ему пришло что-то в голову, и, встав на задние лапы,
он передними стал просить. Пес сдавался.
Но на Швейка эта трогательная сцена ничуть не
подействовала.
-- Ложись! -- крикнул он псу.
Бедняга лег, жалобно скуля.
-- Какую кличку вписать ему в аттестат? -- спросил
Благник.-- Раньше его звали Фокс. Нужно подобрать что-нибудь
похожее, чтобы сразу понял.
-- Ну, назовем его хотя бы Максом. Посмотри-ка, Благник,
как ушами зашевелил. Встань, Максик!
Несчастный пинчер, у которого отняли и родной кров и
родное имя, встал в ожидании дальнейших приказаний.
-- Я думаю, его можно отвязать,-- решил Швейк.--
Посмотрим, что он будет делать.
Когда собаку отвязали, она сразу подошла к двери и три
раза отрывисто гавкнула на крючок, рассчитывая, очевидно, на
великодушие этих злых людей. Однако, видя, что люди не понимают
ее желания выйти отсюда, она сделала у двери лужу, уверенная,
что за это ее вышвырнут, как это случалось во времена ее
юности, когда полковник строго, по-военному учил ее соблюдать
чистоту. Вместо этого Швейк заметил:
-- Э, да он хитрый, это прямо иезуитский номер!
Швейк вытянул Макса ремнем и ткнул его мордой в лужу, так
что тот долго не мог дочиста облизаться.
Пес заскулил от позора и начал бегать по кухне, в отчаянии
обнюхивая свой собственный след. Потом ни с того ни с сего
подошел к столу, сожрал положенные на полу остатки печенки, лег
к печке и после всех своих злоключений уснул.
-- Сколько я тебе должен? -- спросил Швейк Благника при
прощании.
-- Не будем об этом говорить, Швейк! -- мягко сказал
Благник.-- Для старого товарища я на все готов, особенно если
он на военной службе. Будь здоров, голубчик, и никогда не води
его через Гавличкову площадь, чтобы не стряслось беды. Если
тебе еще понадобится какая-нибудь собака, ты знаешь, где я
живу.
Швейк дал Максу как следует выспаться, а сам тем временем
купил у мясника четверть кило печенки, сварил ее и, положив
собаке под нос, стал ждать, когда она проснется. Макс еще
спросонья начал облизываться, потянулся, обнюхал печенку и
проглотил ее. Потом подошел к двери и повторил свой опыт,
залаяв на крючок.
-- Максик,-- позвал его Швейк,-- поди сюда!
Макс недоверчиво подошел. Швейк взял его на колени и стал
гладить. Тут Макс в первый раз приятельски завилял своим
обрубком и осторожно стал хватать Швейка за руку. Потом нежно
подержал ее в своей пасти, глядя на Швейка умным взглядом,
будто говорил: "Ничего, брат, не поделаешь, вижу, что дело
проиграно".
Продолжая гладить собаку, Швейк стал нежным голосом
рассказывать сказку:
-- Жил-был на свете один песик, звали его Фокс, а жил он у
одного полковника, и водила его служанка гулять. Но вот пришел
однажды один человек да Фокса-то и украл. Попал Фокс на военную
службу к одному обер-лейтенанту, и прозвали его Макс... Максик,
дай лапку! Значит, будем с тобой, сукин сын, приятели, если
только будешь хорошим и будешь слушаться. А не то тебе на
военной службе солоно придется!
Макс соскочил с колен и начал в шутку нападать на Швейка.
Вечером, когда поручик вернулся из казармы, Швейк и Макс были
уже закадычными друзьями.
Глядя на Макса, Швейк философствовал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212