-- Иди вперед, негодяй, я хочу видеть, как ты держишь шаг!
"Действительно странно,-- подумал подпоручик Дуб.-- По этому
негодяю ничего не видно!"
Швейк шел, предав себя воле божьей. Что-то подсказывало
ему, что колодец должен быть впереди, и поэтому он совсем не
удивился, когда они действительно вышли к колодцу. Мало того, и
насос был цел. Швейк начал качать, из насоса потекла желтоватая
вода.
-- Вот она, эта железистая вода, господин лейтенант,--
торжественно провозгласил он.
Приблизился перепуганный пейсатый мужчина, и Швейк
по-немецки попросил его принести стакан -- дескать, господин
лейтенант хотят пить.
Подпоручик Дуб настолько ошалел, что выпил целый стакан
воды, от которой у него во рту остался вкус лошадиной мочи и
навозной жижи. Совершенно очумев от всего пережитого, он дал
пейсатому еврею за этот стакан воды пять крон и, повернувшись к
Швейку, сказал:
-- Ты чего здесь глазеешь? Пошел домой!
Пять минут спустя Швейк появился в штабном вагоне у
поручика Лукаша, таинственным жестом вызвал его из вагона и
сообщил ему:
-- Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, через пять,
самое большее через десять минут я буду совершенно пьян и
завалюсь спать в своем вагоне; смею вас просить, чтобы вы,
господин обер-лейтенант, меня в течение, по крайней мере, трех
часов не звали и никаких поручений не давали, пока я не
высплюсь. Все в порядке, но меня поймал господин лейтенант Дуб.
Я ему сказал, что это вода, и был вынужден при нем выпить
целиком бутылку коньяку, чтобы доказать, что это действительно
вода. Все в порядке. Я, согласно вашему пожеланию, ничего не
выдал и был осторожен. Но теперь, осмелюсь доложить, господин
обер-лейтенант, я уже чувствую, как у меня отнимаются ноги.
Однако осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, пить я
привык, потому что с господином фельлкуратом Кацем...
-- Изыди, бестия! -- крикнул, но без гнева, поручик Лукаш,
зато подпоручик Дуб стал в его глазах, по крайней мере,
процентов на пятьдесят менее симпатичным, чем был до сих пор.
Швейк осторожно влез в свой вагон и, укладываясь на своей
шинели и вещевом мешке, сказал, обращаясь к старшему писарю и
ко всем присутствующим:
-- Жил-был один человек. Как-то раз надрызгался он и
попросил его не будить...
После этих слов Швейк повернулся на бок и захрапел.
Вскоре выдыхаемые им винные пары наполнили все помещение,
так что повар-оккультист Юрайда, втягивая ноздрями воздух,
воскликнул:
-- Черт побери! Пахнет коньяком!
У складного стола сидел вольноопределяющийся Марек,
достигший наконец после всех злоключений должности батальонного
историографа.
Ныне он сочинял впрок героические подвиги батальона, и
видно было, что ему доставляет большое удовольствие заглядывать
в будущее.
Старший писарь Ванек давно с интересом наблюдал, как
прилежно пишет вольноопределяющийся и при этом хохочет во все
горло. Он встал и наклонился к вольноопределяющемуся, который
тут же принялся ему объяснять:
-- Страшно весело писать историю батальона впрок. Главное,
чтобы все развивалось систематически. Во всем должна быть
система.
-- Систематическая система,-- заметил старший писарь
Ванек, скептически улыбаясь.
-- Да,-- небрежно обронил вольноопределяющийся,--
систематизированная систематическая система при написании
истории батальона. Мы не можем с самого начала одержать большую
победу. Все должно развиваться постепенно, согласно
определенному плану. Наш батальон не может сразу выиграть
мировую войну. Nihil nisi bene / Ничего, кроме хорошего (лат.)
/. Для обстоятельного историографа, как я, главное -- составить
план наших побед. Например, вот здесь я описываю, как наш
батальон (это произойдет примерно месяца через два) чуть не
переходит русскую границу, занятую сильными отрядами
неприятеля,-- скажем, полками донских казаков. В это время
несколько арабских дивизий обходят наши позиции. На первый
взгляд кажется, что наш батальон погиб, что нас в лапшу
изрубят, и тут капитан Сагнер дает приказ по батальону: "Бог не
хочет нашей погибели, бежим!" Наш батальон удирает, но
вражеская дивизия, которая нас обошла, видит, что мы,
собственно говоря, мчимся на нее. Она бешено улепетывает от нас
и без единого выстрела попадает в руки резервных частей нашей
армии. Вот, собственно говоря, с этого и начинается история
нашего батальона. Незначительное происшествие, говоря
пророчески, пан Ванек, влечет за собой далеко идущие
последствия. Наш батальон идет от победы к победе. Интересно,
как наши люди нападут на спящего неприятеля, но для описания
этого необхидимо овладеть слогом "Иллюстрированного военного
корреспондента", выхолившего во время русско-японской войны в
издательстве Вилимека.
Наш батальон нападает на спящий неприятельский лагерь.
Каждым из наших солдат выбирает себе одного вражеского солдата
и со всеи силой втыкает ему штык в грудь. Прекрасно отточенный
штык входит как в масло, только иногда затрещит ребро. Спящие
враги дергаются всем телом, на миг выкатывают удивленные, но
уже ничего не видящие глаза, хрипят и вытягиваются. На губах
спящих врагов выступает кровавая пена. Этим дело заканчивается,
и победа на стороне нашего батальона. А вот еще лучше. Будет
это приблизительно месяца через три. Наш батальон возьмет в
плен русского царя, но об этом, пан Ванек, мы расскажем
несколько позже, а пока что мы должны подготовить про запас
небольшие эпизоды, свидетельствующие о нашем беспримерном
героизме. Для этого мне придется придумать совершенно новые
военные термины. Один я уже придумал. Это способность наших
солдат, нашпигованных осколками гранат, к самопожертвованию.
Взрывом вражеского фугаса одному из наших взводных, скажем,
двенадцатой или тринадцатой роты, оторвет голову.
-- A propos,-- сказал вольноопределяющийся, хлопнув себя
по лбу,-- чуть-чуть не забыл, господин старший писарь, или,
выражаясь по-штатски, пан Ванек, вы должны снабдить меня
списком всех унтер-офицеров. Назовите мне какого-нибудь писаря
из двенадцатой роты. Гоуска? Хорошо, так, значит, взрывом этого
фугаса оторвет голову Гоуске. Голова отлетит, но тело сделает
еще несколько шагов, прицелится и выстрелом собьет вражеский
аэроплан. Само собой разумеется, эти победы будут торжественно
отпразднованы в семейном кругу в Шенбрунне. У Австрии очень
много батальонов, но только один из них, а именно наш, так
отличится, что исключительно в его честь будет устроено
небольшое семейное торжество царствующего дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212