Он не стал бы любезно выражать это словами - но сердце
его сказало бы эти слова, или он имел бы такую мысль. Если бы тебя не
вызвали в Страну, он мог бы жениться на Лене, моей матери. И ему не
пришлось бы надолго перебираться в лосраат, потому что у него нет
стремления к знаниям - управления хозяйством и жизни в подкаменье было
бы достаточно для него. Но если бы он и Лена, моя мать, родили ребен-
ка, который вырос и стал бы Высоким Лордом Совета Ревлстона, он все же
почувствовал бы себя удостоенным - одновременно как вознесенным, так и
скромным в этой свой части - в своей дочери.
Послушай меня, Томас Кавинант! Триок, сын Тулера, из подкаменья
Мифиль действительно мой отец,- родитель моего сердца, хотя он и не
отец мне по крови. Лена, моя мать, не была замужем за ним, хотя он и
умолял ее разделить с ним жизнь. Она больше не хотела ни с кем разде-
лять свою жизнь - ее удовлетворяла жизнь твоего ребенка. Но хотя она и
не разделила с ним свою жизнь, она разделяла его жизнь. Он окружал за-
ботой ее и меня. Он занял место сына в семье Трелла, отца Лены, и Эти-
аран, ее матери.
Ах, он был строгим отцом. Любовь из его сердца шла не прямыми пу-
тями - острая тоска и печаль и, да, гнев против тебя ослабляли его,
находя всё новые пути, когда старые оказывались отвергнутыми или раз-
рушенными. Но он дал Лене, моей матери, и мне всю свою отцовскую неж-
ность и преданность. Суди о нем по мне, Томас Кавинант. Когда мечты о
тебе уводили мысли Лены от меня и когда мучительная потеря Этиаран ли-
шила ее способности заботиться обо мне и потребовалось, чтобы все вни-
мание Трелла, ее отца, обратилось к ней - тогда Триок, сын Тулера, по-
заботился обо мне. Он мне отец.
Кавинант попытался погасить чувства язвительностью: - Ему бы сле-
довало убить меня, когда был для этого шанс.
Она продолжала, будто не слышала его: - Он защитил мое сердце от
несправедливых требований. Он научил меня, что муки и ярость моих ро-
дителей и их родителей не должны обязательно разрушать или бесить ме-
ня - что я не являюсь ни причиной, ни лекарством от их боли. Он научил
меня, что моя жизнь - только моя собственность, что я могу разделять
заботу и утешение при огорчениях без того, чтобы разделять сами огор-
чения, без того, чтобы стараться быть хозяином жизни других людей, а
не только собственной. Он учил меня этому - он, который отдал свою
собственную жизнь Лене, моей матери.
Он ненавидит тебя, Томас Кавинант. Однако если бы он не стал мне
вместо отца, я бы тоже питала к тебе отвращение.
- Как ты думаешь,- проскрипел Кавинант сквозь зубы,- долго я могу
еще это выносить?
Она ничего на сказала. Вместо ответа она повернулась к нему. Сле-
зы полосами текли по ее лицу. На фоне темнеющей перспективы Тротгарда
четко был виден ее силуэт, когда она шагнула к нему, обняла за шею и
поцеловала.
Он чуть не задохнулся от неожиданности, и ее дыхание проникло в
его легкие. Он был оглушен. Черный туман заволок его зрение, когда ее
губы ласкали его.
Затем он на миг потерял контроль. Он оттолкнул ее, будто ее дыха-
ние было заразным. Крича "Стерва!", махнул рукой и со всей силы нанес
ей удар по лицу тыльной стороной ладони.
От удара она отшатнулась.
Он бросился за ней. Пальцы его ухватили одеяло и сорвали его с
плеч.
Но это неистовство не испугало ее. Она выпрямилась, не отступая и
не уклоняясь, не делая никаких попыток прикрыть себя. С высоко подня-
той головой, обнаженная, она прямо и спокойно стояла перед ним, словно
была неуязвима.
Кавинант отступил. Он дрогнул и отошел, как будто она ужаснула
его.- Разве я совершил еще недостаточно преступлений? - хрипло выдавил
он.
Ее ответ, казалось, был внезапен и чист, и прояснил странную осо-
бенность ее взгляда.- Ты не сможешь совершить насилие, Томас Кавинант.
В этом нет преступления. Я делаю это добровольно. Я выбрала тебя.
- Нет! - простонал он,- не говори так! - он обхватил свою грудь
руками, словно пытаясь прикрыть дыру в доспехах.- Ты просто опять пы-
таешься давать мне дары. Ты стараешься подкупить меня.
- Нет. Я выбрала тебя. Я могу разделить жизнь с тобой.
- Нет, не надо! - повторил он.- Ты не знаешь, что делаешь. Разве
ты не понимаешь, как отчаянно я... я...
Но он не смог произнести слов "нуждаюсь в тебе". Он подавился
ими. Он хотел ее, хотел того, что она предлагала, больше, чем чего-ли-
бо другого. Но не мог сказать этого. Стимул более фундаментальный чем
желание сдерживал его.
Она не сделала к нему никакого движения, но голос ее уязвил
его: - Как может тебе повредить моя любовь?
- Адский огонь! - он разочарованно широко развел руками, как че-
ловек, раскрывающий безобразный секрет.- Я же прокаженный! Неужели ты
этого не видишь? - но сразу же понял, что она не видит, не может ви-
деть, потому что у нее недостаточно знаний или горечи, чтобы постичь
то, что он называет проказой. Он поспешил объясниться прежде, чем она
шагнет к нему ближе и он тогда пропадет.- Смотри. Смотри! - он указал
разоблачающе себе на грудь.- Ты не понимаешь, чего я боюсь? Ты не по-
стигаешь этой опасности? Я боюсь, что я стану еще одним Кевином! Сна-
чала я буду любить тебя, потом научусь пользоваться дикой магией, а
затем Фаул поймает меня в ловушку отчаяния, и тогда я все уничтожу.
Вот такой у него план. Если я начну любить тебя или Страну или еще
что-нибудь, ему тогда будет достаточно просто сидеть и посмеиваться!
Проклятие, Елена! Разве ты этого не видишь?
Теперь она пошевельнулась. Оказавшись на расстоянии вытянутой ру-
ки, она остановилась и протянула руку. Кончиками пальцев она коснулась
его лба, будто чтобы стереть с него темноту.- Ах, Томас Кавинант,-
мягко выдохнула она,- я не могу смотреть, когда ты так хмуришься. Не
бойся, любимый. Ты не разделишь судьбу Кевина Расточителя Страны. Я
защищу тебя.
От ее прикосновения что-то сломалось в нем. Чистая нежность ее
жеста пересилила его внутренние ограничения. Но сломалось не то, что
сдерживало его самого, а разочарование. Ответная нежность омыла его
сознание. Он смог увидеть в ней ее мать, и при этом видении он постиг
вдруг, что не гнев вызывал в нем неистовство против нее, не гнев, ко-
торый так затемнял его любовь, но скорее печаль и отвращение к себе.
Боль, которую он причинил ее матери, была всего лишь замысловатым спо-
собом причинить боль самому себе - это было проявлением его проказы.
Ему не требовалось теперь повторять этот поступок.
Все это было невозможно, все вообще было невозможно, все это даже
вообще не существовало. Но в этот момент для него это было неважно.
Она была его дочерью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
его сказало бы эти слова, или он имел бы такую мысль. Если бы тебя не
вызвали в Страну, он мог бы жениться на Лене, моей матери. И ему не
пришлось бы надолго перебираться в лосраат, потому что у него нет
стремления к знаниям - управления хозяйством и жизни в подкаменье было
бы достаточно для него. Но если бы он и Лена, моя мать, родили ребен-
ка, который вырос и стал бы Высоким Лордом Совета Ревлстона, он все же
почувствовал бы себя удостоенным - одновременно как вознесенным, так и
скромным в этой свой части - в своей дочери.
Послушай меня, Томас Кавинант! Триок, сын Тулера, из подкаменья
Мифиль действительно мой отец,- родитель моего сердца, хотя он и не
отец мне по крови. Лена, моя мать, не была замужем за ним, хотя он и
умолял ее разделить с ним жизнь. Она больше не хотела ни с кем разде-
лять свою жизнь - ее удовлетворяла жизнь твоего ребенка. Но хотя она и
не разделила с ним свою жизнь, она разделяла его жизнь. Он окружал за-
ботой ее и меня. Он занял место сына в семье Трелла, отца Лены, и Эти-
аран, ее матери.
Ах, он был строгим отцом. Любовь из его сердца шла не прямыми пу-
тями - острая тоска и печаль и, да, гнев против тебя ослабляли его,
находя всё новые пути, когда старые оказывались отвергнутыми или раз-
рушенными. Но он дал Лене, моей матери, и мне всю свою отцовскую неж-
ность и преданность. Суди о нем по мне, Томас Кавинант. Когда мечты о
тебе уводили мысли Лены от меня и когда мучительная потеря Этиаран ли-
шила ее способности заботиться обо мне и потребовалось, чтобы все вни-
мание Трелла, ее отца, обратилось к ней - тогда Триок, сын Тулера, по-
заботился обо мне. Он мне отец.
Кавинант попытался погасить чувства язвительностью: - Ему бы сле-
довало убить меня, когда был для этого шанс.
Она продолжала, будто не слышала его: - Он защитил мое сердце от
несправедливых требований. Он научил меня, что муки и ярость моих ро-
дителей и их родителей не должны обязательно разрушать или бесить ме-
ня - что я не являюсь ни причиной, ни лекарством от их боли. Он научил
меня, что моя жизнь - только моя собственность, что я могу разделять
заботу и утешение при огорчениях без того, чтобы разделять сами огор-
чения, без того, чтобы стараться быть хозяином жизни других людей, а
не только собственной. Он учил меня этому - он, который отдал свою
собственную жизнь Лене, моей матери.
Он ненавидит тебя, Томас Кавинант. Однако если бы он не стал мне
вместо отца, я бы тоже питала к тебе отвращение.
- Как ты думаешь,- проскрипел Кавинант сквозь зубы,- долго я могу
еще это выносить?
Она ничего на сказала. Вместо ответа она повернулась к нему. Сле-
зы полосами текли по ее лицу. На фоне темнеющей перспективы Тротгарда
четко был виден ее силуэт, когда она шагнула к нему, обняла за шею и
поцеловала.
Он чуть не задохнулся от неожиданности, и ее дыхание проникло в
его легкие. Он был оглушен. Черный туман заволок его зрение, когда ее
губы ласкали его.
Затем он на миг потерял контроль. Он оттолкнул ее, будто ее дыха-
ние было заразным. Крича "Стерва!", махнул рукой и со всей силы нанес
ей удар по лицу тыльной стороной ладони.
От удара она отшатнулась.
Он бросился за ней. Пальцы его ухватили одеяло и сорвали его с
плеч.
Но это неистовство не испугало ее. Она выпрямилась, не отступая и
не уклоняясь, не делая никаких попыток прикрыть себя. С высоко подня-
той головой, обнаженная, она прямо и спокойно стояла перед ним, словно
была неуязвима.
Кавинант отступил. Он дрогнул и отошел, как будто она ужаснула
его.- Разве я совершил еще недостаточно преступлений? - хрипло выдавил
он.
Ее ответ, казалось, был внезапен и чист, и прояснил странную осо-
бенность ее взгляда.- Ты не сможешь совершить насилие, Томас Кавинант.
В этом нет преступления. Я делаю это добровольно. Я выбрала тебя.
- Нет! - простонал он,- не говори так! - он обхватил свою грудь
руками, словно пытаясь прикрыть дыру в доспехах.- Ты просто опять пы-
таешься давать мне дары. Ты стараешься подкупить меня.
- Нет. Я выбрала тебя. Я могу разделить жизнь с тобой.
- Нет, не надо! - повторил он.- Ты не знаешь, что делаешь. Разве
ты не понимаешь, как отчаянно я... я...
Но он не смог произнести слов "нуждаюсь в тебе". Он подавился
ими. Он хотел ее, хотел того, что она предлагала, больше, чем чего-ли-
бо другого. Но не мог сказать этого. Стимул более фундаментальный чем
желание сдерживал его.
Она не сделала к нему никакого движения, но голос ее уязвил
его: - Как может тебе повредить моя любовь?
- Адский огонь! - он разочарованно широко развел руками, как че-
ловек, раскрывающий безобразный секрет.- Я же прокаженный! Неужели ты
этого не видишь? - но сразу же понял, что она не видит, не может ви-
деть, потому что у нее недостаточно знаний или горечи, чтобы постичь
то, что он называет проказой. Он поспешил объясниться прежде, чем она
шагнет к нему ближе и он тогда пропадет.- Смотри. Смотри! - он указал
разоблачающе себе на грудь.- Ты не понимаешь, чего я боюсь? Ты не по-
стигаешь этой опасности? Я боюсь, что я стану еще одним Кевином! Сна-
чала я буду любить тебя, потом научусь пользоваться дикой магией, а
затем Фаул поймает меня в ловушку отчаяния, и тогда я все уничтожу.
Вот такой у него план. Если я начну любить тебя или Страну или еще
что-нибудь, ему тогда будет достаточно просто сидеть и посмеиваться!
Проклятие, Елена! Разве ты этого не видишь?
Теперь она пошевельнулась. Оказавшись на расстоянии вытянутой ру-
ки, она остановилась и протянула руку. Кончиками пальцев она коснулась
его лба, будто чтобы стереть с него темноту.- Ах, Томас Кавинант,-
мягко выдохнула она,- я не могу смотреть, когда ты так хмуришься. Не
бойся, любимый. Ты не разделишь судьбу Кевина Расточителя Страны. Я
защищу тебя.
От ее прикосновения что-то сломалось в нем. Чистая нежность ее
жеста пересилила его внутренние ограничения. Но сломалось не то, что
сдерживало его самого, а разочарование. Ответная нежность омыла его
сознание. Он смог увидеть в ней ее мать, и при этом видении он постиг
вдруг, что не гнев вызывал в нем неистовство против нее, не гнев, ко-
торый так затемнял его любовь, но скорее печаль и отвращение к себе.
Боль, которую он причинил ее матери, была всего лишь замысловатым спо-
собом причинить боль самому себе - это было проявлением его проказы.
Ему не требовалось теперь повторять этот поступок.
Все это было невозможно, все вообще было невозможно, все это даже
вообще не существовало. Но в этот момент для него это было неважно.
Она была его дочерью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161