— Я живу очень далеко...— замялся я.
— Тогда подождите минутку,— попросила она и вышла из комнаты.
Она вернулась минут через пять и протянула мне листок бумаги.
— Возьмите. Здесь я написала все о том, зачем я сюда приехала. Больше мне добавить нечего. Прочтите и поступайте как знаете.
Она взяла в руки край сари, поднесла его к груди и почтительно поклонилась мне. Спросила:
— Где вы живете?
Я назвал ей свой адрес и медленно вышел из дому, сжимая в руке листок бумаги. Стул на веранде был пуст. Рохини исчез.
Не в силах больше сдерживать любопытства, я зашел в небольшую чайную неподалеку от дома Обхойи, спросил чаю и при свете лампы развернул записку. Она была написана твердым, похожим на мужской почерком. В самом верху стояло имя мужа Обхойи и его прежний адрес, а дальше следовало: «Я знаю, о чем вы подумали сегодня, но продолжаю рассчитывать на вашу помощь, если с нами что-нибудь случится. Поэтому и спросила ваш адрес».
Я несколько раз прочел записку, но так ничего и не понял. Обхойя была умной женщиной и, безусловно, догадалась о том, что ее ссора с Рохини на многое открыла мне глаза, однако никаких объяснений по этому поводу не давала — ничем, даже отдаленным намеком, не подтверждала возникших у меня подозрений, но и не опровергала их. Я недоумевал, не понимая, в чем же тут дело. Имя и фамилию ее мужа я знал еще раньше, был осведомлен и относительно ее надежды на меня, случись с ними какая-нибудь беда,— не раз имел возможность убедиться на собственном опыте в ее доверии ко мне. Я не заметил, чтобы она очень хотела отыскать своего пропавшего мужа, поэтому непонятно было, какая опасность могла угрожать им с Рохини. Из моего визита к ним я понял только, что Рохини удалось устроиться на службу в какую-то контору, так что теперь они по крайней мере избавились от тревоги за завтрашний день и могли даже позволить себе такую роскошь, как лучи. Что же скрывается за этой загадочной запиской и зачем Обхойе понадобился мой адрес? Ответить на это могла только сама Обхойя.
Всю дорогу домой я думал об отношениях этих двух людей, но так и не пришел ни к какому определенному заключению. Одно мне стало ясно: я не имел права проявлять любопытство по поводу ее мужа, каким бы человеком он ни был и где бы ни находился, и не должен наводить о нем справки без ее на то согласия.
На следующий день я снова отправился на поиски работы, хотя меня все время преследовали мысли об Обхойе. Однако все мои старания по-прежнему оказались тщетными. Дни бежали за днями, и благообразное лицо фаталиста господина Да начало омрачаться, а мои порции риса и овощей уменьшаться и подаваться все реже — прошел уже целый месяц, как я у него поселился, а никаких перемен в моем положении пока не предвиделось. С каждым днем я становился все угрюмее и раздражительнее. К сожалению, я тогда не знал, что ее величество служба благосклонна только к тем, кто действительно в ней очень нуждается. Эту истину я уяснил, когда неожиданно встретил Рохини на базаре,— он делал там покупки. Держась на расстоянии, я принялся наблюдать за ним. Меня удивило, как придирчиво, со знанием дела он выбирал и покупал только все лучшее. Это при том-то, что его внешний вид производил весьма жалкое впечатление: одежда была крайне истрепана, а голову ничто не защищало от жгучих лучей беспощадного солнца. И вдруг меня осенило. Я понял, почему он нашел себе место в этом людском водовороте, а я — нет. Объяснение этому феномену заключалось в его пылких и глубоких чувствах. Именно любовь вызвала у него страстное желание покупать для любимой женщины все самое лучшее, и она же заставила его отыскать себе работу, чтобы иметь возможность удовлетворить это желание.
Как гордо, с каким достоинством этот худой, оборванный человек шествовал по базару! Его, по-видимому, совсем не заботила собственная внешность, бедность одежды ничего не значила для него — он жил лишь тем, что наполняло его сердце. А я? Я страдал из-за каждого пятнышка на своем платье и буквально сгорал со стыда, если какой-нибудь прохожий окидывал меня бесцеремонным взглядом.
Рохини собрался уходить. Я не окликнул его, и через минуту он уже затерялся в толпе. У меня вдруг почему-то затуманились глаза. Я вытер их краем чадора и медленно пошел по улице домой, думая о великой силе любви— самого мудрого наставника в нашем мире. Нет на свете таких препятствий, которых она не смогла бы преодолеть.
Однако слепой предрассудок, пришедший к нам из глубины веков, нашептывал мне: это нехорошо, нехорошо! Это грех! Он не доведет их до добра.
Дома меня ожидал большой конверт. Я вскрыл его и увидел извещение о том, что меня берут на работу. Крупная лесопромышленная фирма облагодетельствовала одного бедняка, отказав многим другим. Награди их всевышний!
Я не обладал достаточным опытом в той деятельности, которая именуется службой, и поэтому опасался, удастся ли мне с ней справиться. Тут мне в определенной степени повезло: мой начальник-англичанин неплохо владел бенгальским языком и это значительно облегчало мое положение. Оказалось, он недавно приехал в Рангун, а до этого служил в Калькутте.
Недели через две после начала моей трудовой деятельности он вызвал меня к себе и сказал:
— Господин Шриканто, с завтрашнего дня ты будешь работать за другим столом. Жалованья станешь получать в два с половиной раза больше.
Поблагодарив сахиба за его доброту, я оставил свой старый, покосившийся стол и перебрался за новый, крытый зеленым сукном. Что ж! Очевидно, господин Да был прав, когда утверждал, что все в этом мире находится в руках судьбы.
Вечером я поспешил к Обхойе поделиться с ней радостной новостью. Когда я вошел в дом, Рохини обедал. Видимо, он только что вернулся из конторы. На этот раз его трапеза не ограничивалась стаканом воды. Яства, стоявшие перед ним на подносе, могли соблазнить кого угодно, а так как я тоже был изрядно голоден, то не преминул воспользоваться приглашением Обхойи и подсел к нему.
Поев, Рохини встал и протянул руку за пиджаком.
— Сколько раз я просила тебя, брат Рохини: не работай так много,— грустно упрекнула его Обхойя.— Почему ты меня не слушаешь? Ну зачем нам столько денег! Ведь мы и так живем хорошо.
Глаза Рохини засветились нежностью. Он улыбнулся.
— Будет! Будет тебе! Оставим этот разговор. Ведь пока я даже не могу позволить себе нанять повара, и тебе дважды в день приходится жариться у плиты. Смотри, совсем высохла.
Он бросил себе в рот бетель и быстро вышел. Обхойя печально улыбнулась:
— Видите, Шриканто-бабу? Он даже не отдохнул после работы. Все спешит. До девяти часов дает уроки. Сколько я ни отговаривала его, не слушает... Ну скажите, зачем для двоих держать повара? Всегда у него крайности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159