Я сурово глянул на нее и... ничего не
сказал. Зато когда неожиданно подала голос "вторая", я удивился. Она
сказала: - Мать, возьми на нас пару пузырей, если можешь. И хавчик.
Сочтемся. - На что Ксана ответила: - Сделаю. - И, властно схватив меня за
руку, поволокла из купе.
Шепнув что-то подруге-проводнице, которая и пустила ее в вагон, моя
приятельница, вынырнувшая из полузабытого минувшего, буксируя меня
настойчиво и целеустремленно (и с какого ляда прыть?!), прошив полпоезда
насквозь, подняла в вагоне-ресторане бучу, все забегали как тараканы, и в
результате мы с нею остались один на один в пустом "зале", за столом,
уставленным достаточно шикарно, никогда бы не подумал, что в поездных
ресторанах есть такие яства.
- И ты говоришь, что работаешь в?.. - с искренним любопытством
поинтересовался я.
- В отделе кадров. А мой Вася - начальником линейного отдела.
- Милиции?.. - уточнил я, хотя уже все понял.
- Умгу... - кивнула она, сжевывая кружок салями.
- Поздравляю. Молодец. Я знал, что ты устроишься как надо.
- Спасибо, - она сжевала колбасу и тут же подцепила вилкой
маринованный гриб. - Давай договоримся, сначала пожрем, потом побазарим,
ладно?.. - и тут же отправила в отверстие между губок, по-прежнему пухлых,
но уже требующих помады, свой гриб. Жуя, пробормотала: - С утра...
мням-ням... не ела..
- Ну кушай, кушай, - даже умилился я. Она сделала приглашающий жест -
и ты давай, мол. Я ответил: - У меня нет аппетита... разве что водички
стакан, - и налил "Снигиревской". Она, прожевав, оживленно сказала: -
То-то я смотрю, похудел. С трудом и признала! Очень ты изменился...
- Это хорошо или плохо?
- Хер его знает, - пожала она плечами и снова занялась поглощением
пищи. Я выпил полстакана минералки и закурил. Увидев, что, она протянула
пачку "Marlboro", но я так же молча отвел ее руку... Ксана вновь пожала
плечами - не хошь, как хошь. Насытившись, она тоже закурила, отставила
тарелку, пристально посмотрела на меня сквозь сизоватое облачко, повисшее
меж нами, и вдруг спросила: - Ты вспоминал меня, хоть раз? Токо чесно. - И
смотрит, смотрит... будто я ей что должен остался, требовательно и
настойчиво.
- Да, - честно ответил я. - И не раз.
- У тебя были женщины? - продолжила она свой странный допрос.
- Нашлись ли дуры, ты подразумеваешь? - с едва (надеюсь) ей заметной
горькой ухмылочкой переспросил я. - Да, нашлись. Я даже был женат. Что
тебе еще интересно?
- И почему развелся? - нет, она определенно избрала скользкий путь в
общении старых "приятелей".
- По кочану. - Я встал, поморщился от болей в пояснице, воткнул
недокуренную папиросу в пепельницу-самогасилку и жестко сказал: - Пошла ты
знаешь куда со своими вопросами. Я пошел спать. ТЕБЕ я ничего не должен. -
Хотя спать совершенно не собирался, какой там спать!..
- Не злись, - примирительно сказала она и тоже встала, - я не хотела
тебя... обидеть. Просто мне интересно, как ты... жил. Живешь...
- Какая забота о ближнем. Я потрясен.
- Сказала, не злись. У меня трудный день был, и в Харькове
предстоит... а, ладно, - она устало махнула рукой, и в этом жесте было
столько обреченной покорности, что я остался, не ушел...
Замуж она вышла круто, это да. Родила. Сын, Виталька. Ухитрилась не
испортить фигуру. Поумнела, поднаторела. Уже не девочка из райцентра.
Папа-председатель умер от инфаркта, допился. Мама хазяйнует дома, в
Новодессе. Мужа, как ни странно, уважает и даже по-своему любит, хотя тип
этот мент, судя по обмолвкам, еще тот. Даже не изменяет ему, хотя
чувствует, что характер у нее - прабабкин. Я понял, о чем она. Я помнил
эту историю. Все жившие за железным забором в школе, конечно, типа как
изучали творчество великого соцреалиста М.Горького. Писателя такого знают,
по крайней мере. Так вот, из-за прабабки Ксаниной его в свое время чуть не
забили насмерть. Это исторический факт. В одном из своих странствий (вот
тоже был вояджер, между прочим, еще какой!), проходя через сельцо
Кандыбино, в наших краях обретавшееся, увидел он, как народ по народному
же обычаю с женой-изменщицей расправляется, и вступился, сердобольный
какой. Ну и получил по полной программе, чтоб не встревал в воспитательный
процесс. Чуть не кончили писателя. Между прочим, не такого уж скверного,
хоть и соцреалиста... Потом он долго лежал в Градской больнице, нынешней
Первой Городской, по этому поводу на ней даже мемориальная доска висит, во
как некоторые писатели себя круто поставили! если бы по поводу всех моих
лежаний в больницах вешать доски, штук сорок в нескольких городах
наберется, не меньше. А потом он написал знаменитый рассказ... Так вот,
изменщица, из-за которой Леху Пешкова чуть не угрохал народ, пиитом и
бытописателем коего он тщился быть, и была Ксанина прародительница. Лихая
баба, судя по семейным преданиям.
- ...вот так и живу, - резюмировала Ксана. - А ты?
- А я не живу, - честно ответил я. - Я уже почти весь вышел.
- Эт как? - не врубилась она. А кто бы на ее месте?..
- Долго рассказывать. Прошу тебя, не спрашивай меня о моей жизни, у
меня слов не осталось, одни выражения.
- Что, бабы, суки, допекли? - этак жалостливо вдруг интересуется одна
из них. Задохнувшись, во все четыре "глаза" на нее таращусь. Может, в свое
время я не был так уж неправ, пытаясь разглядеть в ней человека?..
- Есть люди, есть нелюди, есть женщины. И я все больше убеждаюсь в
мудрости этого высказывания.
- Я помню его... ты еще тогда так говорил... и добавлял, что нелюдями
могут быть и люди, и женщины...
- ...и нелюдей - подавляющее большинство...
- ...и лишь изредка женщина может быть человеком. Вишь, помню. Ты так
думаешь и сейчас?
- Имею право. Уж думать так, как хочу, мне никто не запретит.
- Ради бога... Хошь, я что-нибудь для тебя сделаю?
- А что ты... можешь? - глупо спросил я. Она продолжала меня
удивлять.
- Я много могу, если захочу. Хошь...
Я резко перебил ее: - Только не вздумай снова меня соблазнять!!!
- Та не буду, - она улыбнулась, и враз помолодела лет на пять, стала
почти такой же девчонкой, какой я ее запомнил. - Хошь, я тебя познакомлю с
женщиной, которая человек?
- Нет. Не хочу. Даже если это правда.
И я был совершенно искренен. Я когда-то сказал Ксане пророческие
слова, и в этом знамение Дороги, что именно эта женщина, из всех, кто были
вехами на моем пути здесь, в эту ночь попалась мне навстречу. Я УЖЕ УШЕЛ
ДАЛЬШЕ.
- А жаль... Ну, вольному воля. Ты все-таки изменился. Не только
внешне, но и внутренне. Раньше ты б, я знаю, уцепился в шанс, как клещ у
собаку.
- Мож быть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
сказал. Зато когда неожиданно подала голос "вторая", я удивился. Она
сказала: - Мать, возьми на нас пару пузырей, если можешь. И хавчик.
Сочтемся. - На что Ксана ответила: - Сделаю. - И, властно схватив меня за
руку, поволокла из купе.
Шепнув что-то подруге-проводнице, которая и пустила ее в вагон, моя
приятельница, вынырнувшая из полузабытого минувшего, буксируя меня
настойчиво и целеустремленно (и с какого ляда прыть?!), прошив полпоезда
насквозь, подняла в вагоне-ресторане бучу, все забегали как тараканы, и в
результате мы с нею остались один на один в пустом "зале", за столом,
уставленным достаточно шикарно, никогда бы не подумал, что в поездных
ресторанах есть такие яства.
- И ты говоришь, что работаешь в?.. - с искренним любопытством
поинтересовался я.
- В отделе кадров. А мой Вася - начальником линейного отдела.
- Милиции?.. - уточнил я, хотя уже все понял.
- Умгу... - кивнула она, сжевывая кружок салями.
- Поздравляю. Молодец. Я знал, что ты устроишься как надо.
- Спасибо, - она сжевала колбасу и тут же подцепила вилкой
маринованный гриб. - Давай договоримся, сначала пожрем, потом побазарим,
ладно?.. - и тут же отправила в отверстие между губок, по-прежнему пухлых,
но уже требующих помады, свой гриб. Жуя, пробормотала: - С утра...
мням-ням... не ела..
- Ну кушай, кушай, - даже умилился я. Она сделала приглашающий жест -
и ты давай, мол. Я ответил: - У меня нет аппетита... разве что водички
стакан, - и налил "Снигиревской". Она, прожевав, оживленно сказала: -
То-то я смотрю, похудел. С трудом и признала! Очень ты изменился...
- Это хорошо или плохо?
- Хер его знает, - пожала она плечами и снова занялась поглощением
пищи. Я выпил полстакана минералки и закурил. Увидев, что, она протянула
пачку "Marlboro", но я так же молча отвел ее руку... Ксана вновь пожала
плечами - не хошь, как хошь. Насытившись, она тоже закурила, отставила
тарелку, пристально посмотрела на меня сквозь сизоватое облачко, повисшее
меж нами, и вдруг спросила: - Ты вспоминал меня, хоть раз? Токо чесно. - И
смотрит, смотрит... будто я ей что должен остался, требовательно и
настойчиво.
- Да, - честно ответил я. - И не раз.
- У тебя были женщины? - продолжила она свой странный допрос.
- Нашлись ли дуры, ты подразумеваешь? - с едва (надеюсь) ей заметной
горькой ухмылочкой переспросил я. - Да, нашлись. Я даже был женат. Что
тебе еще интересно?
- И почему развелся? - нет, она определенно избрала скользкий путь в
общении старых "приятелей".
- По кочану. - Я встал, поморщился от болей в пояснице, воткнул
недокуренную папиросу в пепельницу-самогасилку и жестко сказал: - Пошла ты
знаешь куда со своими вопросами. Я пошел спать. ТЕБЕ я ничего не должен. -
Хотя спать совершенно не собирался, какой там спать!..
- Не злись, - примирительно сказала она и тоже встала, - я не хотела
тебя... обидеть. Просто мне интересно, как ты... жил. Живешь...
- Какая забота о ближнем. Я потрясен.
- Сказала, не злись. У меня трудный день был, и в Харькове
предстоит... а, ладно, - она устало махнула рукой, и в этом жесте было
столько обреченной покорности, что я остался, не ушел...
Замуж она вышла круто, это да. Родила. Сын, Виталька. Ухитрилась не
испортить фигуру. Поумнела, поднаторела. Уже не девочка из райцентра.
Папа-председатель умер от инфаркта, допился. Мама хазяйнует дома, в
Новодессе. Мужа, как ни странно, уважает и даже по-своему любит, хотя тип
этот мент, судя по обмолвкам, еще тот. Даже не изменяет ему, хотя
чувствует, что характер у нее - прабабкин. Я понял, о чем она. Я помнил
эту историю. Все жившие за железным забором в школе, конечно, типа как
изучали творчество великого соцреалиста М.Горького. Писателя такого знают,
по крайней мере. Так вот, из-за прабабки Ксаниной его в свое время чуть не
забили насмерть. Это исторический факт. В одном из своих странствий (вот
тоже был вояджер, между прочим, еще какой!), проходя через сельцо
Кандыбино, в наших краях обретавшееся, увидел он, как народ по народному
же обычаю с женой-изменщицей расправляется, и вступился, сердобольный
какой. Ну и получил по полной программе, чтоб не встревал в воспитательный
процесс. Чуть не кончили писателя. Между прочим, не такого уж скверного,
хоть и соцреалиста... Потом он долго лежал в Градской больнице, нынешней
Первой Городской, по этому поводу на ней даже мемориальная доска висит, во
как некоторые писатели себя круто поставили! если бы по поводу всех моих
лежаний в больницах вешать доски, штук сорок в нескольких городах
наберется, не меньше. А потом он написал знаменитый рассказ... Так вот,
изменщица, из-за которой Леху Пешкова чуть не угрохал народ, пиитом и
бытописателем коего он тщился быть, и была Ксанина прародительница. Лихая
баба, судя по семейным преданиям.
- ...вот так и живу, - резюмировала Ксана. - А ты?
- А я не живу, - честно ответил я. - Я уже почти весь вышел.
- Эт как? - не врубилась она. А кто бы на ее месте?..
- Долго рассказывать. Прошу тебя, не спрашивай меня о моей жизни, у
меня слов не осталось, одни выражения.
- Что, бабы, суки, допекли? - этак жалостливо вдруг интересуется одна
из них. Задохнувшись, во все четыре "глаза" на нее таращусь. Может, в свое
время я не был так уж неправ, пытаясь разглядеть в ней человека?..
- Есть люди, есть нелюди, есть женщины. И я все больше убеждаюсь в
мудрости этого высказывания.
- Я помню его... ты еще тогда так говорил... и добавлял, что нелюдями
могут быть и люди, и женщины...
- ...и нелюдей - подавляющее большинство...
- ...и лишь изредка женщина может быть человеком. Вишь, помню. Ты так
думаешь и сейчас?
- Имею право. Уж думать так, как хочу, мне никто не запретит.
- Ради бога... Хошь, я что-нибудь для тебя сделаю?
- А что ты... можешь? - глупо спросил я. Она продолжала меня
удивлять.
- Я много могу, если захочу. Хошь...
Я резко перебил ее: - Только не вздумай снова меня соблазнять!!!
- Та не буду, - она улыбнулась, и враз помолодела лет на пять, стала
почти такой же девчонкой, какой я ее запомнил. - Хошь, я тебя познакомлю с
женщиной, которая человек?
- Нет. Не хочу. Даже если это правда.
И я был совершенно искренен. Я когда-то сказал Ксане пророческие
слова, и в этом знамение Дороги, что именно эта женщина, из всех, кто были
вехами на моем пути здесь, в эту ночь попалась мне навстречу. Я УЖЕ УШЕЛ
ДАЛЬШЕ.
- А жаль... Ну, вольному воля. Ты все-таки изменился. Не только
внешне, но и внутренне. Раньше ты б, я знаю, уцепился в шанс, как клещ у
собаку.
- Мож быть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142