ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

ЗА ВСЕ НАДО ПЛАТИТЬ
- Я не хочу слышать, сколько мы потратили, - раздраженно сказал Пит
старшему бухгалтеру, - я знаю, что основные фонды не затронуты, а прочее
меня не интересует. Я трачу свои деньги, черт побери! Фирма процветает,
прибыли растут, и это мое личное горе, на что я трачу свою долю...
- Но, мистер Неп, уже более полугода прошло... - вновь попытался
возразить бухгалтер.
Пит грубо прервал его:
- Убирайтесь вон!! - чего раньше себе в обращении с сотрудниками не
позволял. Но старик влез не в свою епархию, и к тому же в неподходящий
момент влез: час назад Пит получил из Чикаго донесение, что обнаруженный
на берегу озера труп женщины, по приметам похожей на разыскиваемую, был
опознан ее мужем, местным жителем...
Да, он прав, подумал Пит, когда за оскорбленным седовласым
бухгалтером закрылась дверь. И если Катруся жива еще, то уже родила...
И в этом заключалась самая горькая горечь правды.
Он снял с вешалки шляпу и вышел в конторский зал. Разгороженный на
закутки невысокими перегородками по новой моде, он был полон усердно
работающими клерками. Еще полгода назад половина души Пита жила здесь, с
ними. Он живо вникал во все детали и испытывал наслаждение от бизнеса.
Большее наслаждение он испытывал только дома, где жила вторая половина его
души. Он бы целиком поселил ее дома, с любимыми женщинами, но сознавал,
что настоящую свободу ему и им даст только экономическая независимость,
так уж есть, и никуда не денешься. Деньги - это власть. У кого ее нет, тот
чей-то раб. Этому Пита учили с самого первого дня, как он ступил на землю
благословенной земли, званой Америкой.
О прошлой, заокеанской жизни, оставшейся призрачной дымкой в памяти,
напоминала только торбочка с родной землей, которую Пит по-прежнему носил
на шее, упрятанную в золотой медальончик. Да дни смертей батько и мамы, в
которые он неизменно ходил в церковь и поминал их, жертвуя немалые грошы
на убогих и сирых.
Теперь здесь, в конторе, душа Пита не жила даже маленькой частицей.
Половина ее по-прежнему обитала в доме, отданная Лесе, а вторая... Вторая
страдала, мечась по всей стране и за ее пределами, расколовшись на тысячи
кусочков, по одному на каждого сыщика, до которого дошло сообщение о
пропавшей Кэтрин Джейн Осборн, тридцати лет, белая, англиканского
вероисповедания, приметы прилагаются...
Пит вышел на улицу, драйвер распахнул перед ним дверцу автоэкипажа,
хозяин сел, сказал: "Домой", и они поехали домой. Пит всю дорогу молчал,
рассеянно смотрел по сторонам. Времена, когда он надеялся случайно увидеть
в толпе родное лицо, миновали. Теперь он уже на такую счастливую
случайность не надеялся... На перекрестке Тридцать Второй Вест и
Кэббот-стрит дорогу экипажу перегородила ломовая телега, груженная сеном,
там что-то случилось с упряжью, и извозчик, вяло поругивая лошадей,
возился с ремнями. Вездесущие уличные мальчики, само собой, комментировали
происходящее. Какая-то женщина лет сорока, в одежде служанки, с корзиной,
полной овощей, стояла неподалеку и тоже наблюдала за событием. Драйвер
вылез и пошел к извозчику торопить события. Пит угрюмо посмотрел ему в
спину. Вздохнул. Раньше он бы выскочил сам, помог извозчику, потрепал
лошадок по холкам, погладил по крупам, улыбнулся мальчикам, хотя эти
сорванцы порой и надоедливы до беса...
Рассеянно скользнув взглядом правее, Пит вдруг отметил, что женщина с
корзиной пристально смотрит на него. Ее лицо ему было абсолютно незнакомо.
Может, служанка одного из приятелей-бизнесменов, узнала его, Пита?.. Но
что ей надо, уставилась-то, уставилась!.. Он ответил ей таким же взглядом
в упор. Она не опустила глаза, и Пит немного удивился. Обычно в этом
городе женщины низшего сословия себе так не позволяли смотреть на господ,
разъезжающих в автоэкипажах. Если сами не были молоды и пригожи собою.
Молодость и красота многое позволяла в этом городе женщинам. Пит
вопросительно приподнял брови, женщина не отреагировала, продолжала
пялиться темными глазищами. И Пит вдруг ощутил, как по спине побежали
ознобные "мурашки". Он внезапно почувствовал себя "не в своей тарелке",
как говорят янки. Будто это он, ОН НЕ ДОЛЖЕН так СВЕРХУ смотреть на эту
служанку, ОН должен опускать подобострастно взгляд, а вовсе не она. Не он
"сильный мира сего", а - наоборот! И помимо воли Пит опустил глаза...
Опомнился, встрепенулся, поднял их снова, но, выходит, лишь затем, чтобы
зафиксировать исчезновение странной женщины. Мелькнули подол платья и край
корзины, и незнакомка канула за углом дома.
Ошалело помотав головой, Пит раздраженно крикнул драйверу: - Джеймс,
садитесь на место, поедем по другой улице!
Отпустив драйвера, Пит открыл своим ключом калитку в узорчатой
чугунной ограде и вошел домой. Особняк, после исчезновения Катруси
воспринимаемый Питом как скорбное место, таковым и выглядел для него, хотя
для других, наверное, внешне не изменился. Он предлагал Лесе сменить дом,
ей тоже каждый уголок напоминал о Кэти, но она сказала: "А вдруг Кэти
вернется, она же сюда вернется!", и он согласился - "ТАК". Все эти полгода
они с Лесей жили в ожидании, оно окрасило их взаимоотношения в грустные,
пастельные тона, но кроме как в объятиях друг у друга, они нигде не могли,
естественно, отыскать утешения, и потому сблизились настолько, что -
исчезни теперь кто-то из них двоих, вслед за Кэт, - и оставшийся
(оставшаяся) умер(ла) бы не сходя с места.
Пройдя через лужайку по дорожке к ступенькам, ведущим к двери, Пит
остановился. Одна из створок была приоткрыта. Слуги обычно никогда не
оставляли двери нараспашку, даже старая Фло, цветная кухарка, изумительная
повариха, но находящаяся уже в том возрасте, когда начинают забываться
события последних дней. Впрочем, Фло через парадное и не ходила. Пит пожал
плечами и вошел в холл. Пусто. По спине побежали "мурашки"... Он бросил
шляпу на пол и быстро зашагал в большую гостиную первого этажа, в которой
Леся обычно ждала его (и возможных сообщений о судьбе Кэт!), читая
какой-нибудь немецкий роман или сборник стихов. Он входил, присаживался
рядом, целовал ее пахнущие ожиданием распущенные золотистые волосы, она
прижимала к своим иссушенным тоской губам его ладони, целовала каждый
палец, потом он поднимал ее на руки и нес ее, маленькую и хрупкую,
доверчиво прильнувшую к нему, такому большому и сильному, наверх, в их
спальню, и там они любили друг друга, и только там, в постели, ТРЕТЬЯ была
с ними почти зримо, привычно и полновластно, будто никуда и не исчезала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142