При высокой концентрации углекислого газа или отсутствии кислорода сознание отключится почти мгновенно... значит, просто отвести маску от лица, зажав шланг; если руки упадут, ремни вернут маску на место.
Реликтовый воздух оказался годным для дыхания. Прикинув на глаз, сколько можно здесь пробыть без риска задохнуться, Pax не обрадовался - ресурс очень мал. Но хоть на пару часов можно завернуть клапаны патронов.
Или - прибавить себе времени, доверившись старому способу шахтёров?.. Те, кто прибегал к этому средству, дожидались спасателей даже на пятнадцатые сутки после погребения в недрах гор, в заваленных штреках.
Pax колебался, хотя рука уже нащупала под гидрокостюмом и извлекла на свет трубку с завинчивающейся крышкой. Нет, не сразу. Сперва закрепить снаряжение, чтобы не ухнуло в воду. Расположиться поудобней самому, иначе могут омертветь мышцы, прижатые весом тела к камню; надо оставить себе простор для перемены позы.
Никто не вымерял, сколько снадобья надо эйджи, чтобы сон не стал запредельной комой. Значит, надо дозировать по минимуму, в расчёте на вес ньягонца.
«А выяснял кто-нибудь, дружит ли оно с микстурой против кессонной болезни?.. Pax, не смей думать! Я проснусь. Я должен проснуться!»
Теперь всё готово. Осталось сделать последнее. Он набрал на гравитационном телефоне номер, не существующий в системе связи Аламбука. Не было и гарантии, что кто-то находится рядом с аппаратом, спрятанным в дальнем ответвлении бедной норы одного семейства удальцов, но двое надёжных ребят, не вызывая подозрений, поочерёдно наведываются к телефону и смотрят, нет ли сообщений.
- Стуколке или Вертуну, - внятно начал Pax под запись. - Срочно передать прикреплённое письмо на адрес начальника отдела. Он должен подтвердить получение.
Затем он проговорил, закодировал и отправил послание. Вытряхнул на ладонь пару кусочков сушёного гриба-синюшки. Заложил их под язык, пусть пропитаются слюной - грибные токсины будут быстрее всасываться. Pax слабо разбирался в том, что такое гликоген и анаэробный гликолиз, но прочно усвоил, что синюшка позволяет дышать реже, хотя потом, на выходе из грибного сна, надо подышать поглубже и почаще или выпить содового раствора.
Он набрал на телефоне номер, который в принципе не мог ответить, - номер Тими, дал аппарату задачу начать вызов абонента через четыре минуты. Поставил время пробуждения на часах телефона.
Тело начало исчезать. В отсвете фонаря Pax видел свои ноги, руки, туловище, но всё меньше ощущал их. Он становился невесомым, а окружающее - нереальным. Вместе с тем стены пещеры сближались, а вода озерца, казалось, подступает и грозит накрыть с головой. Стараясь не поддаться пульсирующему в висках ужасу, Pax уставил взгляд на зыбкий блик отражения фонаря в воде и, чтобы его не обезумил бред одиночества, стал чётко, громко говорить в безответный эфир запретный текст - так, как помнил его:
- Из чрева преисподней я вскричал, - и Ты услышал голос мой.
Стены светлели и колебались, сквозь них начал сочиться призрачный свет и доноситься далёкий, нездешний звук.
- Ты сбросил меня в глубину, в сердце моря, и потоки окружили меня, все воды Твои и волны Твои прошли надо мной.
Камень стал прозрачен; странное чувство владело Рахом - он парил в бесконечности и был скован неподъёмной толщей скал.
- Объяли меня воды до души моей, бездна заключила меня; морской травой была обвита голова моя. До основания гор я сошёл, земля запорами своими заградила меня навек; но Ты, Господи Боже мой, выведешь мою душу из ада.
Повторяющийся звук вызова. Наверное, полсотни раз - один и тот же заунывный звук. Мир сомкнулся, перестал быть.
«Возьми телефон. Возьми, пожалуйста».
Щелчок. Соединение.
- Pax ?
ВОТ ЗДЕСЬ. МЕЖДУ НИЖНИМ РЕБРОМ И ТАЗОВЫМ ГРЕБНЕМ. СОБЛЮДАЙ УГЛЫ НАКЛОНА. СЛЕДИ ЗА ВЕДУЩЕЙ ГОЛОВКОЙ. СТОП! ДАЛЬШЕ НЕЛЬЗЯ.
Водитель продвигает по каналу иглы зелёное зерно в оболочке слизи. Остановилось. Разбухая, оболочка прилегает поверхностью к чуждой живой материи: «Я своя, своя, не отторгай меня!» Игла отступает, оставляя зерно в глубине тканей.
В теле возникает шар. Он начинается с давления, подступающего снизу к сердцу, - нажим невидимого инородного предмета на миг спирает дыхание, заставляет расширить грудь. Глаза широко и удивлённо раскрываются, вздуваются вены на шее, голова тяжелеет от прилива крови, а всё зримое темнеет и краснеет. Потом - отлив, холодный пот, внезапная слабость и бледность. Неведомым прежде внутренним зрением ты видишь этот шар - он бледно-зелёный, с острыми выростами на кожистой скорлупе... похожий на каштан.
Похожий на ЧТО ?..
Он где-то в спине, на уровне талии. Он вздрагивает и ёрзает в рыхлом жире, расправляя отростки, пробует выпустить свитую спиралью ножку. А-а-ах! вновь подкатывает миг бездыханной тоски, голова закидывается назад, рот хватает воздух, вены выступают тугими жилами - возник второй шар. Их двое, слева и справа. Ползучие ножки-близнецы буравят жир, скользящими наконечниками раздвигают плоть навстречу друг другу, словно хотят обменяться рукопожатием. Ты корчишься и воешь, то сгибаясь, то внезапно распрямляясь, давишь кулаками на бока, пытаясь унять толчки ослепляющей боли, удар за ударом пробивающие тебя изнутри. Во тьме, в толще твоего тела маленькие тараны движутся сквозь плоть, пронзают мембраны межмышечных фасций; сочится кровь, тотчас смешиваясь с зеленоватым желе и застывая полосой упругой массы вроде мармелада. Материнские шары сжимаются, сплющиваются, отдавая свой сок растущим ножкам; те огибают спереди позвоночный столб, уплощаются в эластичные языки, проползают под аортой - и соединяются. Боль затихает. Исстрадавшееся тело лежит пластом. Нет сил даже для слёз.
Приходят небывалые видения.
Плывущий полёт во влажном вязком воздухе. Порывы сырого ветра - как морские волны, они бросают тело между обрывистыми, почти отвесными склонами, в которых - ряды тёмных квадратных дыр. Ущелье внизу - прямое, с ответвлениями строго под углом в сотку чир. Водянистая, насыщенная темнота течёт по дну ущелья, пенясь на углах ответвлений и разбиваясь о них с глухим тяжёлым плеском. По тьме-воде плывут полупогруженные белые тела, намокшая грузная мебель, бутылки, вялое тряпьё.
Кожу сжимает тянущее и липкое резиновое ощущение, одновременно охватывают холод и потливость. Тело наполняется усталой тяжестью и снижается, притягивается к льющейся жидкой тьме. Ты напряжён, как зависшая на излёте стрела с оперением из рук и ног - паришь над густой чернотой, а внизу проплывают застывшие лица с открытыми неживыми глазами. Чья-то спина - выше поясницы, ближе к бокам, алеют симметричные места вколов, из которых, словно из маленьких ртов, выползают шнуры-языки - зелёные стебли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Реликтовый воздух оказался годным для дыхания. Прикинув на глаз, сколько можно здесь пробыть без риска задохнуться, Pax не обрадовался - ресурс очень мал. Но хоть на пару часов можно завернуть клапаны патронов.
Или - прибавить себе времени, доверившись старому способу шахтёров?.. Те, кто прибегал к этому средству, дожидались спасателей даже на пятнадцатые сутки после погребения в недрах гор, в заваленных штреках.
Pax колебался, хотя рука уже нащупала под гидрокостюмом и извлекла на свет трубку с завинчивающейся крышкой. Нет, не сразу. Сперва закрепить снаряжение, чтобы не ухнуло в воду. Расположиться поудобней самому, иначе могут омертветь мышцы, прижатые весом тела к камню; надо оставить себе простор для перемены позы.
Никто не вымерял, сколько снадобья надо эйджи, чтобы сон не стал запредельной комой. Значит, надо дозировать по минимуму, в расчёте на вес ньягонца.
«А выяснял кто-нибудь, дружит ли оно с микстурой против кессонной болезни?.. Pax, не смей думать! Я проснусь. Я должен проснуться!»
Теперь всё готово. Осталось сделать последнее. Он набрал на гравитационном телефоне номер, не существующий в системе связи Аламбука. Не было и гарантии, что кто-то находится рядом с аппаратом, спрятанным в дальнем ответвлении бедной норы одного семейства удальцов, но двое надёжных ребят, не вызывая подозрений, поочерёдно наведываются к телефону и смотрят, нет ли сообщений.
- Стуколке или Вертуну, - внятно начал Pax под запись. - Срочно передать прикреплённое письмо на адрес начальника отдела. Он должен подтвердить получение.
Затем он проговорил, закодировал и отправил послание. Вытряхнул на ладонь пару кусочков сушёного гриба-синюшки. Заложил их под язык, пусть пропитаются слюной - грибные токсины будут быстрее всасываться. Pax слабо разбирался в том, что такое гликоген и анаэробный гликолиз, но прочно усвоил, что синюшка позволяет дышать реже, хотя потом, на выходе из грибного сна, надо подышать поглубже и почаще или выпить содового раствора.
Он набрал на телефоне номер, который в принципе не мог ответить, - номер Тими, дал аппарату задачу начать вызов абонента через четыре минуты. Поставил время пробуждения на часах телефона.
Тело начало исчезать. В отсвете фонаря Pax видел свои ноги, руки, туловище, но всё меньше ощущал их. Он становился невесомым, а окружающее - нереальным. Вместе с тем стены пещеры сближались, а вода озерца, казалось, подступает и грозит накрыть с головой. Стараясь не поддаться пульсирующему в висках ужасу, Pax уставил взгляд на зыбкий блик отражения фонаря в воде и, чтобы его не обезумил бред одиночества, стал чётко, громко говорить в безответный эфир запретный текст - так, как помнил его:
- Из чрева преисподней я вскричал, - и Ты услышал голос мой.
Стены светлели и колебались, сквозь них начал сочиться призрачный свет и доноситься далёкий, нездешний звук.
- Ты сбросил меня в глубину, в сердце моря, и потоки окружили меня, все воды Твои и волны Твои прошли надо мной.
Камень стал прозрачен; странное чувство владело Рахом - он парил в бесконечности и был скован неподъёмной толщей скал.
- Объяли меня воды до души моей, бездна заключила меня; морской травой была обвита голова моя. До основания гор я сошёл, земля запорами своими заградила меня навек; но Ты, Господи Боже мой, выведешь мою душу из ада.
Повторяющийся звук вызова. Наверное, полсотни раз - один и тот же заунывный звук. Мир сомкнулся, перестал быть.
«Возьми телефон. Возьми, пожалуйста».
Щелчок. Соединение.
- Pax ?
ВОТ ЗДЕСЬ. МЕЖДУ НИЖНИМ РЕБРОМ И ТАЗОВЫМ ГРЕБНЕМ. СОБЛЮДАЙ УГЛЫ НАКЛОНА. СЛЕДИ ЗА ВЕДУЩЕЙ ГОЛОВКОЙ. СТОП! ДАЛЬШЕ НЕЛЬЗЯ.
Водитель продвигает по каналу иглы зелёное зерно в оболочке слизи. Остановилось. Разбухая, оболочка прилегает поверхностью к чуждой живой материи: «Я своя, своя, не отторгай меня!» Игла отступает, оставляя зерно в глубине тканей.
В теле возникает шар. Он начинается с давления, подступающего снизу к сердцу, - нажим невидимого инородного предмета на миг спирает дыхание, заставляет расширить грудь. Глаза широко и удивлённо раскрываются, вздуваются вены на шее, голова тяжелеет от прилива крови, а всё зримое темнеет и краснеет. Потом - отлив, холодный пот, внезапная слабость и бледность. Неведомым прежде внутренним зрением ты видишь этот шар - он бледно-зелёный, с острыми выростами на кожистой скорлупе... похожий на каштан.
Похожий на ЧТО ?..
Он где-то в спине, на уровне талии. Он вздрагивает и ёрзает в рыхлом жире, расправляя отростки, пробует выпустить свитую спиралью ножку. А-а-ах! вновь подкатывает миг бездыханной тоски, голова закидывается назад, рот хватает воздух, вены выступают тугими жилами - возник второй шар. Их двое, слева и справа. Ползучие ножки-близнецы буравят жир, скользящими наконечниками раздвигают плоть навстречу друг другу, словно хотят обменяться рукопожатием. Ты корчишься и воешь, то сгибаясь, то внезапно распрямляясь, давишь кулаками на бока, пытаясь унять толчки ослепляющей боли, удар за ударом пробивающие тебя изнутри. Во тьме, в толще твоего тела маленькие тараны движутся сквозь плоть, пронзают мембраны межмышечных фасций; сочится кровь, тотчас смешиваясь с зеленоватым желе и застывая полосой упругой массы вроде мармелада. Материнские шары сжимаются, сплющиваются, отдавая свой сок растущим ножкам; те огибают спереди позвоночный столб, уплощаются в эластичные языки, проползают под аортой - и соединяются. Боль затихает. Исстрадавшееся тело лежит пластом. Нет сил даже для слёз.
Приходят небывалые видения.
Плывущий полёт во влажном вязком воздухе. Порывы сырого ветра - как морские волны, они бросают тело между обрывистыми, почти отвесными склонами, в которых - ряды тёмных квадратных дыр. Ущелье внизу - прямое, с ответвлениями строго под углом в сотку чир. Водянистая, насыщенная темнота течёт по дну ущелья, пенясь на углах ответвлений и разбиваясь о них с глухим тяжёлым плеском. По тьме-воде плывут полупогруженные белые тела, намокшая грузная мебель, бутылки, вялое тряпьё.
Кожу сжимает тянущее и липкое резиновое ощущение, одновременно охватывают холод и потливость. Тело наполняется усталой тяжестью и снижается, притягивается к льющейся жидкой тьме. Ты напряжён, как зависшая на излёте стрела с оперением из рук и ног - паришь над густой чернотой, а внизу проплывают застывшие лица с открытыми неживыми глазами. Чья-то спина - выше поясницы, ближе к бокам, алеют симметричные места вколов, из которых, словно из маленьких ртов, выползают шнуры-языки - зелёные стебли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131