В конверте было письмо.
Прежде, чем приведу его, хочу кое-что сказать. Я
понимаю, что смешно поверить в такое <киношное>
письмо и тем более всерьез отнестись к нему. Но я.
храню его как документ, потому и здесь не изменю ни -
единого знака. И еще: пусть читатель извинит меня,
что получится нескромно, но ведь дело не во мне.
Итак... ,
<Здравствуй, Учитель!
Я никогда не писал к Тебе. Но сейчас я должен это
сделать, прежде чем непонимание, проложившее первые
кирпичи между нами, не воздвигло глухой стены! И
тогда мы будем только перестукиваться. Учитель! Толь-
ко перестукиваться...
Мы выросли, Учитель! И наш глаз стал порой зорче
Твоего, наша рука - порой крепче Твоей! Мы стано-
вимся воинами. Учитель! И именно Ты сделал нас ими!
И Тебе наша Вера!
Но неужели Ты, Учитель, можешь усомниться в
Нас?!!
Неужели Ты можешь обижаться на нашу поспеш-
ную юношескую невнимательность, на наше юношеское
высокомерие?
Ты, Наш Учитель!!! А когда Ты обращаешься к нам
на Вы, мы думаем, что это действительно так!..
Ты не так стар, Учитель, но убойся соблазна быть
равным с нами!
Мы слишком молоды, чтобы быть равными с Тобой,
Учитель! Мы уже думаем об очень многом, но не лишай
нас Юности, Учитель! Нам предстоит еще очень долгий
путь ошибок, прежде чем мы сами станем Мудрыми
Учителями!
.._
149 150
Поверь в Нас!!!
И да будет все к лучшему!>
Письмо не оставило и следа от моей обиды, за что я
благодарен ему. Именно после него мой интерес к зна-
кам внимания во время праздников стал ослабевать.
А потом я и вовсе понял, что и к подобным письмам
надо относиться сдержанно и с должной иронией.
Но вот на выпускном вечере, получив до неприличия
мало цветов (притом в основном от родителей), я снова
расстроился.
Выпускной вечер - грустный праздник. Всю ночь я
чувствовал себя не в своей тарелке и постоянно погля-
дывал на часы - когда же все кончится.
И вот - утро. Все стали расходиться по домам. Я
зашел за своими вещами в пустой класс. Машинально
глянул на доску. На ней крупными буквами было напи-
Опустел перрон.
Можно уходить.
И цветы теперь
Некому дарить.
Я вспомнил про письмо.
На следующий день мой класс почти в полном соста-
ве собрался у меня дома>.
У Юрия Нагибина (1920 -
1993) в сборнике <.Чистые пру-
ды.) (1962 г.) есть психологически
тонкий, с просто кружевными эмо-
циональными акцентами рассказ
<Женя Румянцева>. Он целиком и
полностью построен на методе
<высечь искры огня душевного>.
Нагибин i
Юрий Маркович.
Вообще, это очень стоящая
вещь. Превосходная по стилисти-
ке, глубокая и мудрая по мысли.
И как всё хорошее, редко публи-
куемая. Поэтому не воспроизвес-
ти ее здесь от начала и до конца было бы неуместным
т-
151 152
149 150
145 146
"йысачи иегры orwi душавного>
Uoi м,:
{мОс, № 10
Sbic4s, искры огня душавнога
умалением фондовой иллюстрационной базы к разбира-1
емому методу, а во-вторых, неуважением к одному из1
талантливейших сочинений в прозе. Итак: j
<Вот и кончился последний урок последнего дня1
нашей школьной жизни! Впереди еще долгие и трудны
экзамены, но уроков у нас больше никогда не будет. ,
Будут лекции, семинары, коллоквиумы - всё такие 1
взрослые слова! - будут вузовские аудитории и лабо-
ратории, но не будет ни классов, ни парт. Десять
школьных лет завершились по знакомой хрипловатой
трели звонка, что возникает внизу, в недрах учитель-
ской, и, наливаясь звуком, поднимается с некоторым
опозданием к нам на шестой этаж, где расположены
десятые классы.
Все мы, растроганные, взволнованные, радостные и
о чем-то жалеющие, растерянные и смущенные своим
мгновенным превращением из школяров во взрослых,
людей, которым даже можно жениться, слонялись по
классам и коридору, словно страшась выйти из школь-
ных стен в мир, ставший бесконечным. И было такое
чувство, будто что-то недоговорено, недожито, не ис-
черпано за прошедшие десять лет, будто этот день за-
стал нас врасплох.
В распахнутые окна изливалась густая небесная
синь, грубыми от страсти голосами ворковали голуби на
подоконниках, крепко пахло распустившимися деревь-
ями и политым асфальтом.
В класс заглянула Женя Румянцева:
- Сережа, можно тебя на минутку?
Я вышел в коридор, В этот необычный день и Женя
показалась мне не совсем обычной. Одета она была, как
всегда, несуразно: короткое, выше колен, платье, из
которого она выросла еще в прошлом году, шерстяная
кофточка, не сходящаяся на груди, а под ней белая, с
просинью от бесконечных стирок шелковая блузка, ту-
поносые детские туфли без каблуков. Казалось, Женя
носит вещи младшей сестры. Огромные пепельные воло-
сы Жени были кое-как собраны заколками, шпильками,
гребенками вокруг маленького лица и все-таки закрыва-
ли ей лоб и щеки, а одна прядь все время падала на ее
короткий нос, и она раздраженно отмахивала ее прочь.
Новым в ней был ровный, тонкий румянец, окрасивший
ее лицо, да живой, близкий блеск больших серых глаз,
то серьезно-деловитых, то рассеянно-невидящих.
- Сережа, я хотела тебе сказать: давай встретимся
через десять лет.
Шутливость совсем не была свойственна Жене, и я
спросил серьезно:
- Зачем?
- Мне интересно, каким ты станешь, - Женя от-
бросила назойливую прядь. - Ты ведь очень нравился
мне все эти годы.
Я думал, что Жене Румянцевой неведомы ни эти
слова, ни эти чувства. Вся ее жизнь протекала в двух
сферах: в напряженной комсомольской работе - она
была нашим комсоргом - и в мечтаниях о звездных
мирах. Я никогда не слышал, чтобы в свободное от
деловых забот время Женя говорила о чем-нибудь дру-
гом, кроме звезд, планет, орбит, протуберанцев, косми-
ческих полетов. Не многие из нас твердо определили
свой дальнейший жизненный путь, а Женя с шестого
класса знала, что будет астрономом и ничем другим.
Между нами никогда не было дружеской близости,
учились мы в параллельных классах и сталкивались
лишь по комсомольской работе. Несколько лет назад
меня за один проступок чуть не выгнали из пионерского
отряда. Ребята встали за меня горой, и я сохранил крас-
ный галстук. Лишь одна Женя, новенькая в нашей
школе, до конца настаивала на моем исключении. Это
наложило отпечаток на всё мое отношение, к ней. Позд-
нее я понял, что Женина беспощадность шла от повы-
шенной требовательности к себе и к людям, а вовсе не
152
158 159
..Т..
153
Высьь искри огая душйвного.>
fLoMO № 10>
PLmO"йысчь мг.ры огня .душзвного
от злого сердца. Человек до дна прозрачный, стойкий и
верный, она хотела, чтобы и все вокруг были такими. Я
не был <рыцарем без страха и упрека>, и сейчас неожи--
данное ее признание удивило и смутило меня. В поис-
ках разгадки я мысленно пробегал прошлое, но ничего;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Прежде, чем приведу его, хочу кое-что сказать. Я
понимаю, что смешно поверить в такое <киношное>
письмо и тем более всерьез отнестись к нему. Но я.
храню его как документ, потому и здесь не изменю ни -
единого знака. И еще: пусть читатель извинит меня,
что получится нескромно, но ведь дело не во мне.
Итак... ,
<Здравствуй, Учитель!
Я никогда не писал к Тебе. Но сейчас я должен это
сделать, прежде чем непонимание, проложившее первые
кирпичи между нами, не воздвигло глухой стены! И
тогда мы будем только перестукиваться. Учитель! Толь-
ко перестукиваться...
Мы выросли, Учитель! И наш глаз стал порой зорче
Твоего, наша рука - порой крепче Твоей! Мы стано-
вимся воинами. Учитель! И именно Ты сделал нас ими!
И Тебе наша Вера!
Но неужели Ты, Учитель, можешь усомниться в
Нас?!!
Неужели Ты можешь обижаться на нашу поспеш-
ную юношескую невнимательность, на наше юношеское
высокомерие?
Ты, Наш Учитель!!! А когда Ты обращаешься к нам
на Вы, мы думаем, что это действительно так!..
Ты не так стар, Учитель, но убойся соблазна быть
равным с нами!
Мы слишком молоды, чтобы быть равными с Тобой,
Учитель! Мы уже думаем об очень многом, но не лишай
нас Юности, Учитель! Нам предстоит еще очень долгий
путь ошибок, прежде чем мы сами станем Мудрыми
Учителями!
.._
149 150
Поверь в Нас!!!
И да будет все к лучшему!>
Письмо не оставило и следа от моей обиды, за что я
благодарен ему. Именно после него мой интерес к зна-
кам внимания во время праздников стал ослабевать.
А потом я и вовсе понял, что и к подобным письмам
надо относиться сдержанно и с должной иронией.
Но вот на выпускном вечере, получив до неприличия
мало цветов (притом в основном от родителей), я снова
расстроился.
Выпускной вечер - грустный праздник. Всю ночь я
чувствовал себя не в своей тарелке и постоянно погля-
дывал на часы - когда же все кончится.
И вот - утро. Все стали расходиться по домам. Я
зашел за своими вещами в пустой класс. Машинально
глянул на доску. На ней крупными буквами было напи-
Опустел перрон.
Можно уходить.
И цветы теперь
Некому дарить.
Я вспомнил про письмо.
На следующий день мой класс почти в полном соста-
ве собрался у меня дома>.
У Юрия Нагибина (1920 -
1993) в сборнике <.Чистые пру-
ды.) (1962 г.) есть психологически
тонкий, с просто кружевными эмо-
циональными акцентами рассказ
<Женя Румянцева>. Он целиком и
полностью построен на методе
<высечь искры огня душевного>.
Нагибин i
Юрий Маркович.
Вообще, это очень стоящая
вещь. Превосходная по стилисти-
ке, глубокая и мудрая по мысли.
И как всё хорошее, редко публи-
куемая. Поэтому не воспроизвес-
ти ее здесь от начала и до конца было бы неуместным
т-
151 152
149 150
145 146
"йысачи иегры orwi душавного>
Uoi м,:
{мОс, № 10
Sbic4s, искры огня душавнога
умалением фондовой иллюстрационной базы к разбира-1
емому методу, а во-вторых, неуважением к одному из1
талантливейших сочинений в прозе. Итак: j
<Вот и кончился последний урок последнего дня1
нашей школьной жизни! Впереди еще долгие и трудны
экзамены, но уроков у нас больше никогда не будет. ,
Будут лекции, семинары, коллоквиумы - всё такие 1
взрослые слова! - будут вузовские аудитории и лабо-
ратории, но не будет ни классов, ни парт. Десять
школьных лет завершились по знакомой хрипловатой
трели звонка, что возникает внизу, в недрах учитель-
ской, и, наливаясь звуком, поднимается с некоторым
опозданием к нам на шестой этаж, где расположены
десятые классы.
Все мы, растроганные, взволнованные, радостные и
о чем-то жалеющие, растерянные и смущенные своим
мгновенным превращением из школяров во взрослых,
людей, которым даже можно жениться, слонялись по
классам и коридору, словно страшась выйти из школь-
ных стен в мир, ставший бесконечным. И было такое
чувство, будто что-то недоговорено, недожито, не ис-
черпано за прошедшие десять лет, будто этот день за-
стал нас врасплох.
В распахнутые окна изливалась густая небесная
синь, грубыми от страсти голосами ворковали голуби на
подоконниках, крепко пахло распустившимися деревь-
ями и политым асфальтом.
В класс заглянула Женя Румянцева:
- Сережа, можно тебя на минутку?
Я вышел в коридор, В этот необычный день и Женя
показалась мне не совсем обычной. Одета она была, как
всегда, несуразно: короткое, выше колен, платье, из
которого она выросла еще в прошлом году, шерстяная
кофточка, не сходящаяся на груди, а под ней белая, с
просинью от бесконечных стирок шелковая блузка, ту-
поносые детские туфли без каблуков. Казалось, Женя
носит вещи младшей сестры. Огромные пепельные воло-
сы Жени были кое-как собраны заколками, шпильками,
гребенками вокруг маленького лица и все-таки закрыва-
ли ей лоб и щеки, а одна прядь все время падала на ее
короткий нос, и она раздраженно отмахивала ее прочь.
Новым в ней был ровный, тонкий румянец, окрасивший
ее лицо, да живой, близкий блеск больших серых глаз,
то серьезно-деловитых, то рассеянно-невидящих.
- Сережа, я хотела тебе сказать: давай встретимся
через десять лет.
Шутливость совсем не была свойственна Жене, и я
спросил серьезно:
- Зачем?
- Мне интересно, каким ты станешь, - Женя от-
бросила назойливую прядь. - Ты ведь очень нравился
мне все эти годы.
Я думал, что Жене Румянцевой неведомы ни эти
слова, ни эти чувства. Вся ее жизнь протекала в двух
сферах: в напряженной комсомольской работе - она
была нашим комсоргом - и в мечтаниях о звездных
мирах. Я никогда не слышал, чтобы в свободное от
деловых забот время Женя говорила о чем-нибудь дру-
гом, кроме звезд, планет, орбит, протуберанцев, косми-
ческих полетов. Не многие из нас твердо определили
свой дальнейший жизненный путь, а Женя с шестого
класса знала, что будет астрономом и ничем другим.
Между нами никогда не было дружеской близости,
учились мы в параллельных классах и сталкивались
лишь по комсомольской работе. Несколько лет назад
меня за один проступок чуть не выгнали из пионерского
отряда. Ребята встали за меня горой, и я сохранил крас-
ный галстук. Лишь одна Женя, новенькая в нашей
школе, до конца настаивала на моем исключении. Это
наложило отпечаток на всё мое отношение, к ней. Позд-
нее я понял, что Женина беспощадность шла от повы-
шенной требовательности к себе и к людям, а вовсе не
152
158 159
..Т..
153
Высьь искри огая душйвного.>
fLoMO № 10>
PLmO
от злого сердца. Человек до дна прозрачный, стойкий и
верный, она хотела, чтобы и все вокруг были такими. Я
не был <рыцарем без страха и упрека>, и сейчас неожи--
данное ее признание удивило и смутило меня. В поис-
ках разгадки я мысленно пробегал прошлое, но ничего;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118