Тетя Ира купила мне на следующий день два пирож-1
ных - <наполеон> и <корзиночку>. И сводила меня
кино - на <Красную шапочку>. Родители мои был
тогда в отъезде - они геологи. Я хотел написать отщ1
письмо. <Папа, - хотел я ему написать, - меня оби
жают здесь, приезжай>. Но вместо этого я взял крыси-1
ный яд, он стоял в кладовке, в банке с синей крыш
кой. Вынул из <корзиночки> крем, смешал его со столо-j
вой ложкой яда, положил обратно крем и варенье, щ
потом отнес его тете Ире и сказал: <Скушай, тетя>, j
Она заплакала от умиления и долго отказывалась
Но потом со словами: <Добрый мальчик. Сашенька у нас
добрый>, - съела>.
С тех пор прошло 20 лет. Но Саша помнил всё, до
деталей. И последующий разговор двух двадцатипяти-
летних мужчин для нас многое значит.
< - Она съела. Ну и умерла. В мучениях.
Ваня сказал только:
- Ты? И никто не узнал?
- Нет, конечно, кто подумает на пятилетнего малы-
ша? Подумали - сама отравилась. Когда она лежала Из
кричала, мне стало страшно, я плакал. Правда, я думал:1
теперь не будешь ломать кактусы, не будешь бить! iio
мне было очень страшно и жалко ее. Когда ее увозили,
она с трудом уже сказала: <Если б ты знал!..> И засто-
нала.
И Саша заплакал.
- Не плачь, Саша, не надо. Ты был тогда другой
человек, ребенок.
- Я плачу оттого, что все эти двадцать лет не
помнил об этом, я забыл тогда же. И при мне никогда
не говорили о тете Ире. Я жил так, как будто ничего не
было, и я никого не убивал! И только недавно я вспом-
нил, как она сказала - если б ты знал... И я задумался,
что - знал? Что она хотела сказать?..>
Метод
<Назвать вещи
своими именами>
<Это было на второй или на третий день
войны. Поехали в наркомат обороны. Сталин,
Берия, Маленков и я. Оттуда я и Берия по-
ехали к Сталину на дачу. По-моему, с нами
был еще Маленков. А кто еще, не пом_ню точ-
но. Маленкова помню.
Сталин был в очень сложном состоянии.
Он не ругался, но
не по себе было.
- Как держал-
ся?
- Как держал-
ся? Как Сталину
полагается держать-
ся, Твердо.
-г- А вот Алек-
сандр Чаковский в
романе <Победа пишет, что он...
- Что там Чаковский пишет, я не помню,
мы о другом совсем говорили. Сталин сказал:
<Просрали>. Это относилось ко всем нам, вме-
сте взятым. Это я хорошо помню, поэтому и
говорю. <Всё просрали>, - он просто сказал.
А мы просрали. Такое было трудное состоя-
ние тогда. Ну я старался его немножко обод-
рить>.
(Из беседы В.М. Молотова с писателем Ф. Чуевым)
В. Молотов и И. Сталин i
:i:.s
224
"ч>:.а
226
227 228
229 230 231
220 221
i?
225
позвать вщя твоими имамми.>
V><0i № II
fU,vwOd К 21
"глзм~ч :щ: csrIMM M.sr.My.r.
Если речь идет о том, чтобы что-то назвать своим
именем, то выходит, что до этого оно своим именем
еще не называлось. Получается, что метод <назвать
вещи своими именами> есть прием утверждения правды,
истины, подлинного.
Поступая так, мы присваиваем себе право на со-
циальное статусирование факта, когда перемещение
называемого по шкалам соответствия делает невиди-
мое заметным.
Этот метод есть, по сути, способ открытия, с той
лишь разницей, что выдачей <патента> и <авторского
свидетельства> здесь являются широко и озадаченно
раскрывшиеся глаза ближнего. <Вот это да! Вот уж не
ведал!> - то восхищенно, то несколько растерянно
говорит он.
Подлинность в обозначении случившегося или слу-
чающегося требует немалого мужества. Но зато, сказав,
мы сразу же освобождаемся от груза тяжеста мучавше-
го нас <невыраженного>. Легкость в душе, наступаю-
щая после высказывания сдерживаемого нами в себе
или невыпускаемого - из-за неприятия этого или той
словесной формы, в которой оно, - людьми, что нас
окружают и с мнением или отношением каковых мы
вынуждены считаться, компенсирует все последующие,
возможные в виде санкций, <ставящих нас на место>,
кары.
Люди говорили и будут говорить откровенно и о
сокровенном, и о запретном, и о <неприятном>, и о
<непринятом>, и о <нежелательном>. Во-первых, пото-
му, что в <ложном> или уж чересчур приукрашенном
мире тоже жить нелегко, а во-вторых, и это, наверное,
главное, стать автором нового обозначения привычно
затуманенного предыдущими манипуляциями явления -
это ощущать победу и самовозвышаться. А человеку без
этого нельзя.
Это не конфликт <я> и <мы>. И не коллизия <так> и
-не так>. Это напоминание всем о праве того, что <в
:олове>, несмотря ни на что. оказаться снаружи.
Зачем? А затем, что все живое находится в состо-
янии постоянной и непрестанной войны. С болезнями, с
возрастом, с соселями, с чужими или чуждыми взгляда-
ми и суждениями, с непохожими, с несогласными, с <не
своими>, с <не такими>. Но в войне - так уж повелось
л испокон веков считается аксиомой - надо побеж-
дать, хотя бы Бремя от времени. Иначе - деморализа-
ция. Вот метод <назвать вещи своими именами> и есть
идна из таких принужденно обязательных и потому
чужных нам побед.
Этой победой мы указываем нз то, какая она, дей-
ствительность, вокруг нас. Но это, откровенно говоря.
второй, а может, и вовсе чуть ли не десятый план. На
первом же - таким действием человек рисует окружаю-
щим размеры себя, а следовательно, и величину при-
своенного себе защищенного пространства.
Если мы что-то делаем, го это всегда имеет лишь то
значение, что нам надо или остановить других, или за-
пугать, или заставить их крепко задуматься: а стоит ли
приближаться?..
Говоря и обращая внимание, созидая и преобразуя,
во всем и со всеми, мы никогда не забываем о себе.
Называя вещи <своими именами>, мы так называем не
только их, но еще и себя. Себя. себя, себя! Еще, еще,
еще!
R Во время войны поэт К.М. Симонов (1915 -
1979) написал в подарок для воинской части имени
Героя Советского Союза В.Р. Бойко стихотворение <Ли-
рическое>. Честное, правдивое, откровенное, оно было
сразу же опубликовано в дивизионной газете <За нашу
Победу!> 20 июня 1942 года. Печатая его, редакция
фронтового печатного листка, несомненно, полагалась
на метод <высечь искры огня душевного>. Но для само-
т
226
т
227
"i-teMTb вещи сгоямя имнми
wO>) № 21
гЛ-лШ-гь
гьци самими имъгУМмл
го Константина Михайловича важным было не только
одно это, но еще - через называние вещей своими
именами - дать возможность очень многим людям на
войне, в дни и годы, когда многие нравственные нормы
и ценности переплелись с невзгодами так замысловато
и вынужденно, что стали и сами другими и потребовали
к себе совершенно уже другого отношения, гордо под-
нять голову, распрямиться, выпрямиться ясно и гордо
причеловечиться среди людей, среди судьбы, среди крат-
кого мига между жизнью и смертью:
На час запомнив имена,
Здесь память долгой не бывает,
Мужчины говорят: война... .
И женщин наспех обнимают.
Спасибо той, что так легко,
Не требуя, чтоб звали - милой,
Другую ту, что далеко,
Им торопливо заменила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118