]... вывод: <И никого не защитила вдали
обещанная встреча, и никого не защитила рука, зовущая
вдали>...>).
Именно неопределённость смысла <счастья> (вы
только представьте себе, что собой представляет мечта
т-
302
303 304
299 зоо
.
303
0ййш,"мма счастья.
"Обйщаняа :таcп.,я<
Счастье всегда слегка, так сказать, опеньюарено.
В первозданном виде его уже не застать. Может, оттого
и формулировки счастья были и тяжеловесны, и всё
как бы не о том: Счастье-де есть внутренняя удовлетво-
ренность жизнью, сознание полноты своего бытия, осу-
ществление целей и желаний.
Я полагаю, что счастье - это ощущение, что насту-
пившая радость будет долгой и не уйдет, а нс насту-
пившая - наступит.
Всё же остальное, поскольку оно за пределами лич-
ного контроля отдельного человека, есть управляемое
со стороны или ПРИШПОРИВАНИЕ его собственных жела-
ний, ЛИБО РАЗЖИГАНИЕ в нем зависти и жадности по
поводу желаний чужих.
Вообще любое обещание - самая что ни на есть
манипуляция: мол, ЖДИТЕ; мол, СБУДЕТСЯ; мол, ДОЖДЕ-
ТЕСЬ; мол, сложится и У ВАС и ПОЛУЧИТСЯ - всё это
верные крючки заманивания, размагничивания, внуше-
ния и подзарядки.
Что уж тогда говорить о ПАРЕ <обещание счастья>!
Где само <счастье> и навеванис его человеку способны
вить из него километры версвок.
о счастье на войне: убить как можно больше тех лю-
дей, кто по ту сторону!), его целевая зыбкость, его
собственная туманность и отсюда способность к затума-
ниванию других - база всех облапошивающих при-
емов из обоймы возвышенного осчастливливания -
метода <обещание счастья>.
Любое счастье рисуется как радость. Вернее, как
огромная радость. А если еще вернее, то как всеохват-
ная радость. Сама же радость не есть счастье. И здесь
примерно такое же отношение, как между водой и океа-
ном: океан - это когда воды очень и Очень много, но
вода - это вода, а океан - это океан. Вот в том-то и
дело. что метафизическая категория <счастье> как апо-
феоз земных удовольствий и достижений человека под-
менила обычное восприятие светлого украшения жиз-
ни - одарение человека радостью.
У Николая Егоровича Палькина есть удивительная
фотопоэма о Волге, о городах, что на ней стоят, о лю-
дях, которые здесь живут, трудятся, творят - книга
<О, Волга> (М., 1985). Фотомонтаж, сам по себе пре-
красный, дополнен и чистого тона текстовым сопровож-
дением. В рассказе о Средней Волге, в частности о
городе Кимры, Палькин делает отступление, вспоминая
свое детство. Для нас этот эпизод, помимо общей инте-
ресности, еще и важен по духу первооснов радости:
<Вообще-то в Кимрах туристам делать нечего. Ким-
ры - не тот городок, что очаровывает красотой камня
и кованого железа. Но если всё-таки сойти на берег, то
и здесь можно узнать нечто значительное. В Кимрах
родился выдающийся советский писатель Александр
Фадеев. Этот первый от Москвы городок на Волге еще
в старину был центром обувного производства.
Оказавшись в Кимрах, я вспомнил прежде всего про
сапоги, которые когда-то утеплили и украсили мою
жизнь.
}
304
299 300
т
305
"С>бщпя стсгиЯ
UЯOi № 24
РтО>
"эьщниа .wcл:.<
Поздней осенью 1941 года фронт все ближе подхо-
дил к Воронежу, и отблески ночных бомбежек будили и
наш притаившийся Балашов. У нас на огороде размести-
лась зенитная батарея. Одно орудие стояло шагах в
пяти от крыльца, и я, выбегая из дома, мог понарошку
задеть за него рукой. Когда пушки, страшно татакая,
били в небо (скорее всего это были учебные стрельбы),
наш домишко вздрагивал и с потолка кое-где сыпалась
штукатурка. Мать, оборотясь лицом в передний угол, со
страхом крестилась и шепотом произносила: <Господи,
пронеси!>
Впрочем, ее терпение щедро вознаграждалось. Дело
в том, что к нам на постой прикрепили Двух солдат, и
один из них, повар Федя (походная кухня размещалась
в соседнем сарае), каждый раз приносил гречневую
кашу, жаренную на сале. Каша спасала нас от мук
полуголодной жизни, и ради этого даже мать была гото-
ва, как она говорила, <каждый день терпеть страхи>.
Но только мы привыкли к нашим постояльцам, толь-
ко подружились, как батарея стала сниматься.
- На фронт едем, - весело сообщил Федя, стащил
с себя сапоги и протянул мне. - Бери, мне старшина
другие выдал.
Он тут же переобулся в новые и, видя, что я медлю,
удивился:
- Ты что ж не берешь-то? Да это же кимрские
сапоги. Лучшие в России! Знаешь, есть такой городок
на Волге - Кимры. Там лет триста сапожный промысел.
И прадед мой сапоги тачал, и дед, и отец. Да я и сам в
душе сапожник. В кимрских сапогах, я тебе, братец,
скажу, армия Петра 1 ходила. Знаешь, <Бородино> Лер-
монтова? <Скажи-ка, дядя, ведь недаром...> Наши били
Наполеона тоже в кимрских сапогах. Да и я в своих
еще по Берлину пройдусь, вот увидишь.
Сапоги, подаренные Федей, оказались велики, и пер-
вое время я их носил на толстой двойной портянке.
Выручило то, что я рос. Уже через год, когда мне ис-
полнилось четырнадцать и я пошел работать на военный
завод, сапоги мне были едва ли не впору. Так я их
проносил почти всю войну>.
Мы говорим о радости. Но, может быть, одарение
сапогами <тянет> на осчастливливание? Не вижу проб-
лемы, вполне допустимо. И как образность подойдет, и
как оно само. Но быть счастливым - это наше дело.
А когда обещают сделать счастливым - это проблема
другого человека в нас. И самое существенное - в
принципиальной несостыкованности сторон. Сколько бы
огонь свечи не желал осчастливить ночного мотылька,
тому это - при всей его тяге к этому счастью -
никакого счастья не даст, если, конечно, не считать
счастьем его опаление и гибель.
Разновидностью в методе <обещание счастья> явля-
ются <осчастливливание невпопад> и <насильственное
осчастливливание>.
Нелепость первого следует из расстыкованности ин-
тересов сторон, когда в то же время предполагается,
что заполнение возникшей пропасти каким-либо вариан-
том счастья может гармонизировать несоответствия и...
разбаланс. Что так же мечтательно, как если бы мы
захотели помочь поумнеть сказочному Иванушке-дурач-
ку. Ни ему это не надо, ибо его сущность и есть -
быть <Иванушкой>, ни нам, так как подобная затея, в
силу своей бессмысленности, отнимет нас от нас, а
в-третьих, что может быть абсурднее смешения вымыс-
ла и реальности?
Опасность второго - та же, что и любого насилия.
Счастье, приравненное к тюрьме, побоям, опутываниям
чужой волей! Если это счастье, то, скажите на милость,
что же тогда есть несчастье? Насильственное осчаст-
ливливание - это неосознанное подчинение себе лю-
дей там, где торжествуют на какой-то миг неудовлетво-
-""
306
312 313
307
06шии стостья
ЛйОЧ № 24
Рт0<) № 24
йЩНИ С-!С1СТЬ;;<
Поздней осенью 1941 года фронт все ближе подхо-
дил к Воронежу, и отблески ночных бомбежек будили и
наш притаившийся Балашов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
обещанная встреча, и никого не защитила рука, зовущая
вдали>...>).
Именно неопределённость смысла <счастья> (вы
только представьте себе, что собой представляет мечта
т-
302
303 304
299 зоо
.
303
0ййш,"мма счастья.
"Обйщаняа :таcп.,я<
Счастье всегда слегка, так сказать, опеньюарено.
В первозданном виде его уже не застать. Может, оттого
и формулировки счастья были и тяжеловесны, и всё
как бы не о том: Счастье-де есть внутренняя удовлетво-
ренность жизнью, сознание полноты своего бытия, осу-
ществление целей и желаний.
Я полагаю, что счастье - это ощущение, что насту-
пившая радость будет долгой и не уйдет, а нс насту-
пившая - наступит.
Всё же остальное, поскольку оно за пределами лич-
ного контроля отдельного человека, есть управляемое
со стороны или ПРИШПОРИВАНИЕ его собственных жела-
ний, ЛИБО РАЗЖИГАНИЕ в нем зависти и жадности по
поводу желаний чужих.
Вообще любое обещание - самая что ни на есть
манипуляция: мол, ЖДИТЕ; мол, СБУДЕТСЯ; мол, ДОЖДЕ-
ТЕСЬ; мол, сложится и У ВАС и ПОЛУЧИТСЯ - всё это
верные крючки заманивания, размагничивания, внуше-
ния и подзарядки.
Что уж тогда говорить о ПАРЕ <обещание счастья>!
Где само <счастье> и навеванис его человеку способны
вить из него километры версвок.
о счастье на войне: убить как можно больше тех лю-
дей, кто по ту сторону!), его целевая зыбкость, его
собственная туманность и отсюда способность к затума-
ниванию других - база всех облапошивающих при-
емов из обоймы возвышенного осчастливливания -
метода <обещание счастья>.
Любое счастье рисуется как радость. Вернее, как
огромная радость. А если еще вернее, то как всеохват-
ная радость. Сама же радость не есть счастье. И здесь
примерно такое же отношение, как между водой и океа-
ном: океан - это когда воды очень и Очень много, но
вода - это вода, а океан - это океан. Вот в том-то и
дело. что метафизическая категория <счастье> как апо-
феоз земных удовольствий и достижений человека под-
менила обычное восприятие светлого украшения жиз-
ни - одарение человека радостью.
У Николая Егоровича Палькина есть удивительная
фотопоэма о Волге, о городах, что на ней стоят, о лю-
дях, которые здесь живут, трудятся, творят - книга
<О, Волга> (М., 1985). Фотомонтаж, сам по себе пре-
красный, дополнен и чистого тона текстовым сопровож-
дением. В рассказе о Средней Волге, в частности о
городе Кимры, Палькин делает отступление, вспоминая
свое детство. Для нас этот эпизод, помимо общей инте-
ресности, еще и важен по духу первооснов радости:
<Вообще-то в Кимрах туристам делать нечего. Ким-
ры - не тот городок, что очаровывает красотой камня
и кованого железа. Но если всё-таки сойти на берег, то
и здесь можно узнать нечто значительное. В Кимрах
родился выдающийся советский писатель Александр
Фадеев. Этот первый от Москвы городок на Волге еще
в старину был центром обувного производства.
Оказавшись в Кимрах, я вспомнил прежде всего про
сапоги, которые когда-то утеплили и украсили мою
жизнь.
}
304
299 300
т
305
"С>бщпя стсгиЯ
UЯOi № 24
РтО>
"эьщниа .wcл:.<
Поздней осенью 1941 года фронт все ближе подхо-
дил к Воронежу, и отблески ночных бомбежек будили и
наш притаившийся Балашов. У нас на огороде размести-
лась зенитная батарея. Одно орудие стояло шагах в
пяти от крыльца, и я, выбегая из дома, мог понарошку
задеть за него рукой. Когда пушки, страшно татакая,
били в небо (скорее всего это были учебные стрельбы),
наш домишко вздрагивал и с потолка кое-где сыпалась
штукатурка. Мать, оборотясь лицом в передний угол, со
страхом крестилась и шепотом произносила: <Господи,
пронеси!>
Впрочем, ее терпение щедро вознаграждалось. Дело
в том, что к нам на постой прикрепили Двух солдат, и
один из них, повар Федя (походная кухня размещалась
в соседнем сарае), каждый раз приносил гречневую
кашу, жаренную на сале. Каша спасала нас от мук
полуголодной жизни, и ради этого даже мать была гото-
ва, как она говорила, <каждый день терпеть страхи>.
Но только мы привыкли к нашим постояльцам, толь-
ко подружились, как батарея стала сниматься.
- На фронт едем, - весело сообщил Федя, стащил
с себя сапоги и протянул мне. - Бери, мне старшина
другие выдал.
Он тут же переобулся в новые и, видя, что я медлю,
удивился:
- Ты что ж не берешь-то? Да это же кимрские
сапоги. Лучшие в России! Знаешь, есть такой городок
на Волге - Кимры. Там лет триста сапожный промысел.
И прадед мой сапоги тачал, и дед, и отец. Да я и сам в
душе сапожник. В кимрских сапогах, я тебе, братец,
скажу, армия Петра 1 ходила. Знаешь, <Бородино> Лер-
монтова? <Скажи-ка, дядя, ведь недаром...> Наши били
Наполеона тоже в кимрских сапогах. Да и я в своих
еще по Берлину пройдусь, вот увидишь.
Сапоги, подаренные Федей, оказались велики, и пер-
вое время я их носил на толстой двойной портянке.
Выручило то, что я рос. Уже через год, когда мне ис-
полнилось четырнадцать и я пошел работать на военный
завод, сапоги мне были едва ли не впору. Так я их
проносил почти всю войну>.
Мы говорим о радости. Но, может быть, одарение
сапогами <тянет> на осчастливливание? Не вижу проб-
лемы, вполне допустимо. И как образность подойдет, и
как оно само. Но быть счастливым - это наше дело.
А когда обещают сделать счастливым - это проблема
другого человека в нас. И самое существенное - в
принципиальной несостыкованности сторон. Сколько бы
огонь свечи не желал осчастливить ночного мотылька,
тому это - при всей его тяге к этому счастью -
никакого счастья не даст, если, конечно, не считать
счастьем его опаление и гибель.
Разновидностью в методе <обещание счастья> явля-
ются <осчастливливание невпопад> и <насильственное
осчастливливание>.
Нелепость первого следует из расстыкованности ин-
тересов сторон, когда в то же время предполагается,
что заполнение возникшей пропасти каким-либо вариан-
том счастья может гармонизировать несоответствия и...
разбаланс. Что так же мечтательно, как если бы мы
захотели помочь поумнеть сказочному Иванушке-дурач-
ку. Ни ему это не надо, ибо его сущность и есть -
быть <Иванушкой>, ни нам, так как подобная затея, в
силу своей бессмысленности, отнимет нас от нас, а
в-третьих, что может быть абсурднее смешения вымыс-
ла и реальности?
Опасность второго - та же, что и любого насилия.
Счастье, приравненное к тюрьме, побоям, опутываниям
чужой волей! Если это счастье, то, скажите на милость,
что же тогда есть несчастье? Насильственное осчаст-
ливливание - это неосознанное подчинение себе лю-
дей там, где торжествуют на какой-то миг неудовлетво-
-""
306
312 313
307
06шии стостья
ЛйОЧ № 24
Рт0<) № 24
йЩНИ С-!С1СТЬ;;<
Поздней осенью 1941 года фронт все ближе подхо-
дил к Воронежу, и отблески ночных бомбежек будили и
наш притаившийся Балашов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118