Тем не
менее, следует признать, что итог этих взаимоотношений не может быть сведен
ни к одной из мыслимых моделей, поскольку современное состояние системы
принципиально непредсказуемо.
Олвин Тоффлер в своем предисловии к книге И. Пригожина и И. Стенгерс пишет:
"Все системы содержат подсистемы, которые непрестанно флуктуируют. Иногда
отдельные флуктуации или комбинации флуктуаций могут стать... настолько
сильными, что существовавшая прежде организация не выдерживает и
разрушается. В этот переломный момент (который авторы называют особой точкой
или точкой бифуркации) принципиально невозможно предсказать, в каком
направлении будет происходить дальнейшее развитие: станет ли состояние
системы хаотическим или она перейдет на новый, более дифференцированный
уровень упорядоченности или организации..." Очевидно, что если первая модель
предсказывает переход системы техносфера+биосфера в хаотическое состояние,
то вторая - "на новый... более высокий уровень упорядоченности или
организации". Это, кстати, и является доводом, запрещающим осуществление
упоминавшейся выше стратегии "остановки роста", сторонники которой видят
единственный шанс на выход из сложившейся кризисной ситуации в искусственном
сдерживании, регламентации роста и развития угрожающих факторов. Эта модель,
при ее, казалось бы, внешней доступности, тем не менее, запрещена теорией
неравновесных систем. "У человека есть только два пути: или прогресс, или
деградация; консерватизм в чистом виде противоречит сути законов Вселенной",
- утверждает Альфред Уайтхед.
Остается неясным, способны ли элементы системы, которыми являются люди,
предпочтя какой-то из вариантов развития, направить это развитие по
выбранному пути? Или элементы системы, даже обладающие знанием о пути
движения системы и собственными целевыми установками, не способны, тем не
менее, на самостоятельные, противоречащие потребностям и целям системы
действия? Поиск ответов на эти вопросы является сегодня одной из самых
важных задач человечества.
Понимание того, что мы находимся сегодня на каком-то рубеже, становится
всеобщим не только среди специалистов, ясно видящих приближение лихолетья.
Ощущение близости чего-то нового, неведомого и - хотя бы по одному этому -
страшного испытывают самые различные люди. Именно этим может быть объяснен
давно уже невиданный рост интереса к мистике, расцвет старых и создание
новых культов.
Весьма характерной иллюстрацией происходящих процессов может послужить
абсолютно частный, сугубо личный пример одного единственного человека -
Такэси Умэхары, эксперта по антропологии и истории культуры из Киото,
изучавшего европейскую философию. "Я отвернулся от моей родины и устремил
полный обожания взгляд на западную культуру, - говорит он. - Когда мне
исполнилось 35 лет, наступил кризис". Умэхара осознал, что европейская
культура, перед которой он преклонялся, "разрушает человечество, поскольку
ставит человека выше природы". И тогда он задался вопросом, а "нельзя ли
спасти современную цивилизацию от тлетворного воздействия Запада с помощью
ценностей восточной культуры, в частности, японской?..."
По его мнению, корни японской культуры уходят в глубину веков задолго до
воздействия на японцев китайской цивилизации. Процесс формирования японской
нации начался порядка ста веков назад и, хотя не отмечен развитием
каких-либо материальных ценностей, характеризуется рождением "духовной
культуры".
В качестве небольшого отступления, иллюстрирующего завоевание техносферой
человеческого культурного пространства, можно очень кратко рассмотреть
изменение характера музыкальных произведений, происходящее параллельно с
историей человека, где сегодня обращает на себя внимание возвращение
практически всех форм и жанров современной музыки к первобытной ритмике,
происходящее, однако, на принципиально иной основе. Первобытная музыка была
ритмической по преимуществу, она отвечала движениям тела, а не движениям
душевных переживаний, четкого ритма не имеющих. Эта музыка была
двигательной, моторной и "назначалась не для созерцательного уха и не для
души, а для мускулов". Динамизм и апсихологичность современной музыки
требуют восстановления власти тембра и динамического ритма, что делает эту
музыку органической частью физического действия, функциональным элементом
телесного акта. Отсюда стремление современной музыки * первобытной и,
одновременно, к жанрам синкретического действия, в особенности комического,
гротескного, скоморошьего, где телесное выступает более резко и свободно.
Это тяготение вниз, к телесности, к материальности, прочь от духовного и
высокого является вместе с тем утверждением технологической, а не
идеально-психологической основы музыки. Музыка сегодня перестала быть
самодовлеющим звуковым произведением: она - функция физического движения, а
ритм ее является тем цементом, который связывает физическое движение со
звуком. Это - или машинные ритмы, или биомеханические акты, примитивные
движения мускульного, спортивного порядка.
Эта музыка должна, писал в начале века в "Манифесте футуристов" Маринетти,
"выражать душу толпы, больших промышленных предприятий, поездов, пароходов,
броненосцев, автомобилей, аэропланов, поэмы прославления машин и побед
электричества". Считая, что "современные оркестры бесконечно бедны
звуковыми, тембровыми, шумовыми средствами", Маринетти призывает "во что бы
то ни стало вырваться из этого ограниченного круга звуков и завоевать
бесконечное разнообразие звуков-шумов. Мы находим бесконечно больше
удовольствия в комбинировании шумов трамваев, автомобилей, экипажей,
кричащей толпы, чем в слушании, например, "Героической симфонии" или
"Пасторальной".
Если в качестве другого примера проследить за эволюцией
архитектуры-застывшей музыки", по общеизвестному определению, - то и здесь
можно обнаружить аналогичные процессы. Дома, ансамбли, целые города,
возводимые когда-то не только для удовлетворения сугубо утилитарных целей,
несли на себе "назначение для созерцательного глаза и для души". Совершенно
иной характер имеет современная архитектура, являющаяся отражением той же
упрощенней, машинной ритмики и уже, кажется, полностью соответствующая
лозунгу одного из самых знаменитых своих творцов: "дом - есть машина для
жилья". Человеческое жилище внезапно превратилось в кассеты для размещения
элементов техносферы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176
менее, следует признать, что итог этих взаимоотношений не может быть сведен
ни к одной из мыслимых моделей, поскольку современное состояние системы
принципиально непредсказуемо.
Олвин Тоффлер в своем предисловии к книге И. Пригожина и И. Стенгерс пишет:
"Все системы содержат подсистемы, которые непрестанно флуктуируют. Иногда
отдельные флуктуации или комбинации флуктуаций могут стать... настолько
сильными, что существовавшая прежде организация не выдерживает и
разрушается. В этот переломный момент (который авторы называют особой точкой
или точкой бифуркации) принципиально невозможно предсказать, в каком
направлении будет происходить дальнейшее развитие: станет ли состояние
системы хаотическим или она перейдет на новый, более дифференцированный
уровень упорядоченности или организации..." Очевидно, что если первая модель
предсказывает переход системы техносфера+биосфера в хаотическое состояние,
то вторая - "на новый... более высокий уровень упорядоченности или
организации". Это, кстати, и является доводом, запрещающим осуществление
упоминавшейся выше стратегии "остановки роста", сторонники которой видят
единственный шанс на выход из сложившейся кризисной ситуации в искусственном
сдерживании, регламентации роста и развития угрожающих факторов. Эта модель,
при ее, казалось бы, внешней доступности, тем не менее, запрещена теорией
неравновесных систем. "У человека есть только два пути: или прогресс, или
деградация; консерватизм в чистом виде противоречит сути законов Вселенной",
- утверждает Альфред Уайтхед.
Остается неясным, способны ли элементы системы, которыми являются люди,
предпочтя какой-то из вариантов развития, направить это развитие по
выбранному пути? Или элементы системы, даже обладающие знанием о пути
движения системы и собственными целевыми установками, не способны, тем не
менее, на самостоятельные, противоречащие потребностям и целям системы
действия? Поиск ответов на эти вопросы является сегодня одной из самых
важных задач человечества.
Понимание того, что мы находимся сегодня на каком-то рубеже, становится
всеобщим не только среди специалистов, ясно видящих приближение лихолетья.
Ощущение близости чего-то нового, неведомого и - хотя бы по одному этому -
страшного испытывают самые различные люди. Именно этим может быть объяснен
давно уже невиданный рост интереса к мистике, расцвет старых и создание
новых культов.
Весьма характерной иллюстрацией происходящих процессов может послужить
абсолютно частный, сугубо личный пример одного единственного человека -
Такэси Умэхары, эксперта по антропологии и истории культуры из Киото,
изучавшего европейскую философию. "Я отвернулся от моей родины и устремил
полный обожания взгляд на западную культуру, - говорит он. - Когда мне
исполнилось 35 лет, наступил кризис". Умэхара осознал, что европейская
культура, перед которой он преклонялся, "разрушает человечество, поскольку
ставит человека выше природы". И тогда он задался вопросом, а "нельзя ли
спасти современную цивилизацию от тлетворного воздействия Запада с помощью
ценностей восточной культуры, в частности, японской?..."
По его мнению, корни японской культуры уходят в глубину веков задолго до
воздействия на японцев китайской цивилизации. Процесс формирования японской
нации начался порядка ста веков назад и, хотя не отмечен развитием
каких-либо материальных ценностей, характеризуется рождением "духовной
культуры".
В качестве небольшого отступления, иллюстрирующего завоевание техносферой
человеческого культурного пространства, можно очень кратко рассмотреть
изменение характера музыкальных произведений, происходящее параллельно с
историей человека, где сегодня обращает на себя внимание возвращение
практически всех форм и жанров современной музыки к первобытной ритмике,
происходящее, однако, на принципиально иной основе. Первобытная музыка была
ритмической по преимуществу, она отвечала движениям тела, а не движениям
душевных переживаний, четкого ритма не имеющих. Эта музыка была
двигательной, моторной и "назначалась не для созерцательного уха и не для
души, а для мускулов". Динамизм и апсихологичность современной музыки
требуют восстановления власти тембра и динамического ритма, что делает эту
музыку органической частью физического действия, функциональным элементом
телесного акта. Отсюда стремление современной музыки * первобытной и,
одновременно, к жанрам синкретического действия, в особенности комического,
гротескного, скоморошьего, где телесное выступает более резко и свободно.
Это тяготение вниз, к телесности, к материальности, прочь от духовного и
высокого является вместе с тем утверждением технологической, а не
идеально-психологической основы музыки. Музыка сегодня перестала быть
самодовлеющим звуковым произведением: она - функция физического движения, а
ритм ее является тем цементом, который связывает физическое движение со
звуком. Это - или машинные ритмы, или биомеханические акты, примитивные
движения мускульного, спортивного порядка.
Эта музыка должна, писал в начале века в "Манифесте футуристов" Маринетти,
"выражать душу толпы, больших промышленных предприятий, поездов, пароходов,
броненосцев, автомобилей, аэропланов, поэмы прославления машин и побед
электричества". Считая, что "современные оркестры бесконечно бедны
звуковыми, тембровыми, шумовыми средствами", Маринетти призывает "во что бы
то ни стало вырваться из этого ограниченного круга звуков и завоевать
бесконечное разнообразие звуков-шумов. Мы находим бесконечно больше
удовольствия в комбинировании шумов трамваев, автомобилей, экипажей,
кричащей толпы, чем в слушании, например, "Героической симфонии" или
"Пасторальной".
Если в качестве другого примера проследить за эволюцией
архитектуры-застывшей музыки", по общеизвестному определению, - то и здесь
можно обнаружить аналогичные процессы. Дома, ансамбли, целые города,
возводимые когда-то не только для удовлетворения сугубо утилитарных целей,
несли на себе "назначение для созерцательного глаза и для души". Совершенно
иной характер имеет современная архитектура, являющаяся отражением той же
упрощенней, машинной ритмики и уже, кажется, полностью соответствующая
лозунгу одного из самых знаменитых своих творцов: "дом - есть машина для
жилья". Человеческое жилище внезапно превратилось в кассеты для размещения
элементов техносферы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176