в его облике старец
возвратился из своего смертного путешествия на луну.
Со Слугой произошло то же, что в свое время с его
учителем. Благочестие и духовность отчасти вытеснили в нем
страх. Его юношеские порывы и глубокое страстное томление
отчасти сохранились, отчасти постепенно отмирали или исчезали
по мере того, как он старился в трудах, в любви и заботе об Аде
и детях. По-прежнему он хранил в сердце самую большую любовь
свою - любовь к луне - и продолжал усердно изучать луну и ее
влияние на времена года и перемены погоды; в этом искусстве он
сравнялся со своим учителем Туру, а со временем даже превзошел
его. И поскольку нарождение, рост и постепенное исчезновение
луны тесно связаны со смертью и рождением людей, поскольку из
всех страхов, среди которых живет человек, страх неизбежной
смерти самый сильный, - Слуга, почитатель и знаток луны, вынес
из своих тесных и живых связей с этим светилом освященное и
просветленное отношение к смерти: достигнув зрелого возраста,
он не был столь подвержен страху смерти, как другие люди. Он
мог благоговейно разговаривать с луной, порой умоляюще, порой
нежно, он чувствовал, что его связывают с луной тесные духовные
узы, близко знал ее жизнь и принимал самое искреннее участие в
ее превращениях и судьбах; как мистическую тайну он переживал
ее уход и нарождение, сострадал ей и приходил в ужас, когда
наступало страшное и луне угрожали болезни и опасности,
превратности и ущерб, когда она теряла блеск, меняла цвет,
темнела до того, что, казалось, вот-вот угаснет. В такие дни,
правда, все принимали участие в судьбах луны, трепетали за нее,
чувствовали угрозу и близость беды, с тревогой вглядывались в
ее помрачневший, старый и больной лик. Но именно тогда
сказывалось, что заклинатель дождя Слуга теснее связано луной и
больше знает о ней, чем другие; и он тоже сострадал ее судьбе,
и у него тоже тоскливо теснило грудь, но его воспоминания о
подобных происшествиях были точнее и ярче, доверие - более
оправданным, вера в вечность и круговорот событий, в
возможность преодоления смерти и победы над нею - более
незыблемой; глубже была и его самоотдача: в такие часы он
испытывал готовность разделить судьбу светила вплоть до гибели
и нового рождения, временами он даже чувствовал в себе какую-то
дерзость, какую-то отчаянную отвагу и решимость бросить смерти
вызов, противопоставить ей дух, утвердить свое "я", доказав
преданность сверхчеловеческим судьбам. Иногда это выражалось в
его поведении и делалось заметным даже для посторонних: он слыл
мудрым и благочестивым, человеком великого спокойствия, мало
боявшимся смерти, состоявшим в дружбе с высшими силами.
Порою эти его способности и добродетели подвергались
суровой проверке. Однажды ему пришлось бороться с неурожаем и
дурной погодой, длившейся два года, это было тягчайшее
испытание за всю его жизнь. Напасти и дурные предзнаменования
начались уже во время сева, который пришлось дважды
откладывать, а затем на всходы посыпались все мыслимые удары и
беды, в конце концов почти полностью их уничтожившие; община
жестоко голодала, и Слуга вместе со всеми; и то, что он пережил
этот страшный год, что он, заклинатель дождя, не утратил всякое
доверие и влияние, а смог помочь своему племени перенести это
несчастье смиренно, не потеряв окончательно самообладания, -
уже значило много. Когда же на следующий год, после суровой,
отмеченной многими смертями зимы, возобновились все горести и
лишения прошедшего года, когда общинная земля высохла и
потрескалась от упорной летней засухи, когда несметно
расплодились мыши, а одинокие моления и жертвоприношения
заклинателя дождя были напрасными и остались без ответа, так же
как совместные моления, бой барабанов" молитвенные шествия всей
общины, когда с беспощадной ясностью стало очевидно, что
заклинатель дождя и на сей раз бессилен вызвать дождь, - это
было уже не шуткой, и только такой необыкновенный человек, как
он, мог взять на себя всю ответственность и не сломиться перед
напуганным и взбудораженным народом. В течение двух или трех
недель Слуга оставался совсем один, на него ополчилась вся
община, ополчились голод и отчаяние, и все вспомнили о старом
поверье, будто смягчить гнев высших сил можно, только принеся в
жертву самого заклинателя погоды. Он победил своей
уступчивостью. Он не оказал никакого сопротивления, когда
возникла мысль о принесении его в жертву, он даже сам предлагал
пойти на это. К тому же, он с неслыханным упорством и
самопожертвованием старался облегчить тяготы племени, не
переставал отыскивать новые источники воды: то родничок, то
углубление, наполненное водой, не допустил, чтобы в самые
тяжелые дни уничтожили весь скот, а главное - своей
поддержкой, советами, угрозами, волшебством и молениями,
собственным примером и устрашением - не дал тогдашней
родоначальнице селения, дряхлой женщине, впавшей в пагубное
отчаяние и душевную слабость, сломиться духом и безрассудно
пустить все по течению. Тогда-то стало ясно, что во дни смут и
великих тревог человек может принести тем больше пользы, чем
больше его жизнь и мысль направлены на духовные, сверхличные
цели, чем лучше он умеет подчиняться, созерцать, молиться,
служить и жертвовать собой. Эти два страшных года, едва не
сделавших его жертвой, едва не погубивших его, принесли ему в
конце концов величайшее признание и доверие, и не только среди
толпы непосвященных, но и среди немногих, несущих
ответственность, тех, кто в состоянии был оценить человека
такого склада, как Слуга.
Так через эти и разные другие испытания текла жизнь Слуги.
И вот он достиг зрелого возраста и теперь находился в зените
жизни. Он похоронил на своем веку двух родоначальниц племени,
потерял прелестного шестилетнего сыночка, которого унес волк,
превозмог без чьей-либо помощи тяжелую болезнь, исцелив себя
сам. Не раз страдал он от голода и холода. Все это оставило
следы на его лице и не менее глубокие - в душе. Он познал
также на собственном опыте, что люди духа вызывают у остальных
своего рода неприязнь и отвращение, что их почитают, правда, на
расстоянии, и в случае нужды прибегают к их помощи, но отнюдь
не любят, не считают себе равными и стараются их избегать. Он
убедился также в том, что больные и обездоленные гораздо
охотнее воспользуются перешедшими по наследству или вновь
придуманными волшебными заговорами и заклятиями, нежели примут
разумный совет, что человек готов скорее терпеть бедствия и
притворно каяться, нежели измениться внутренне, а тем паче
попытаться себя переделать, что он скорее поверит в волшебство,
чем в разум, в заклинания, чем в опыт:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181
возвратился из своего смертного путешествия на луну.
Со Слугой произошло то же, что в свое время с его
учителем. Благочестие и духовность отчасти вытеснили в нем
страх. Его юношеские порывы и глубокое страстное томление
отчасти сохранились, отчасти постепенно отмирали или исчезали
по мере того, как он старился в трудах, в любви и заботе об Аде
и детях. По-прежнему он хранил в сердце самую большую любовь
свою - любовь к луне - и продолжал усердно изучать луну и ее
влияние на времена года и перемены погоды; в этом искусстве он
сравнялся со своим учителем Туру, а со временем даже превзошел
его. И поскольку нарождение, рост и постепенное исчезновение
луны тесно связаны со смертью и рождением людей, поскольку из
всех страхов, среди которых живет человек, страх неизбежной
смерти самый сильный, - Слуга, почитатель и знаток луны, вынес
из своих тесных и живых связей с этим светилом освященное и
просветленное отношение к смерти: достигнув зрелого возраста,
он не был столь подвержен страху смерти, как другие люди. Он
мог благоговейно разговаривать с луной, порой умоляюще, порой
нежно, он чувствовал, что его связывают с луной тесные духовные
узы, близко знал ее жизнь и принимал самое искреннее участие в
ее превращениях и судьбах; как мистическую тайну он переживал
ее уход и нарождение, сострадал ей и приходил в ужас, когда
наступало страшное и луне угрожали болезни и опасности,
превратности и ущерб, когда она теряла блеск, меняла цвет,
темнела до того, что, казалось, вот-вот угаснет. В такие дни,
правда, все принимали участие в судьбах луны, трепетали за нее,
чувствовали угрозу и близость беды, с тревогой вглядывались в
ее помрачневший, старый и больной лик. Но именно тогда
сказывалось, что заклинатель дождя Слуга теснее связано луной и
больше знает о ней, чем другие; и он тоже сострадал ее судьбе,
и у него тоже тоскливо теснило грудь, но его воспоминания о
подобных происшествиях были точнее и ярче, доверие - более
оправданным, вера в вечность и круговорот событий, в
возможность преодоления смерти и победы над нею - более
незыблемой; глубже была и его самоотдача: в такие часы он
испытывал готовность разделить судьбу светила вплоть до гибели
и нового рождения, временами он даже чувствовал в себе какую-то
дерзость, какую-то отчаянную отвагу и решимость бросить смерти
вызов, противопоставить ей дух, утвердить свое "я", доказав
преданность сверхчеловеческим судьбам. Иногда это выражалось в
его поведении и делалось заметным даже для посторонних: он слыл
мудрым и благочестивым, человеком великого спокойствия, мало
боявшимся смерти, состоявшим в дружбе с высшими силами.
Порою эти его способности и добродетели подвергались
суровой проверке. Однажды ему пришлось бороться с неурожаем и
дурной погодой, длившейся два года, это было тягчайшее
испытание за всю его жизнь. Напасти и дурные предзнаменования
начались уже во время сева, который пришлось дважды
откладывать, а затем на всходы посыпались все мыслимые удары и
беды, в конце концов почти полностью их уничтожившие; община
жестоко голодала, и Слуга вместе со всеми; и то, что он пережил
этот страшный год, что он, заклинатель дождя, не утратил всякое
доверие и влияние, а смог помочь своему племени перенести это
несчастье смиренно, не потеряв окончательно самообладания, -
уже значило много. Когда же на следующий год, после суровой,
отмеченной многими смертями зимы, возобновились все горести и
лишения прошедшего года, когда общинная земля высохла и
потрескалась от упорной летней засухи, когда несметно
расплодились мыши, а одинокие моления и жертвоприношения
заклинателя дождя были напрасными и остались без ответа, так же
как совместные моления, бой барабанов" молитвенные шествия всей
общины, когда с беспощадной ясностью стало очевидно, что
заклинатель дождя и на сей раз бессилен вызвать дождь, - это
было уже не шуткой, и только такой необыкновенный человек, как
он, мог взять на себя всю ответственность и не сломиться перед
напуганным и взбудораженным народом. В течение двух или трех
недель Слуга оставался совсем один, на него ополчилась вся
община, ополчились голод и отчаяние, и все вспомнили о старом
поверье, будто смягчить гнев высших сил можно, только принеся в
жертву самого заклинателя погоды. Он победил своей
уступчивостью. Он не оказал никакого сопротивления, когда
возникла мысль о принесении его в жертву, он даже сам предлагал
пойти на это. К тому же, он с неслыханным упорством и
самопожертвованием старался облегчить тяготы племени, не
переставал отыскивать новые источники воды: то родничок, то
углубление, наполненное водой, не допустил, чтобы в самые
тяжелые дни уничтожили весь скот, а главное - своей
поддержкой, советами, угрозами, волшебством и молениями,
собственным примером и устрашением - не дал тогдашней
родоначальнице селения, дряхлой женщине, впавшей в пагубное
отчаяние и душевную слабость, сломиться духом и безрассудно
пустить все по течению. Тогда-то стало ясно, что во дни смут и
великих тревог человек может принести тем больше пользы, чем
больше его жизнь и мысль направлены на духовные, сверхличные
цели, чем лучше он умеет подчиняться, созерцать, молиться,
служить и жертвовать собой. Эти два страшных года, едва не
сделавших его жертвой, едва не погубивших его, принесли ему в
конце концов величайшее признание и доверие, и не только среди
толпы непосвященных, но и среди немногих, несущих
ответственность, тех, кто в состоянии был оценить человека
такого склада, как Слуга.
Так через эти и разные другие испытания текла жизнь Слуги.
И вот он достиг зрелого возраста и теперь находился в зените
жизни. Он похоронил на своем веку двух родоначальниц племени,
потерял прелестного шестилетнего сыночка, которого унес волк,
превозмог без чьей-либо помощи тяжелую болезнь, исцелив себя
сам. Не раз страдал он от голода и холода. Все это оставило
следы на его лице и не менее глубокие - в душе. Он познал
также на собственном опыте, что люди духа вызывают у остальных
своего рода неприязнь и отвращение, что их почитают, правда, на
расстоянии, и в случае нужды прибегают к их помощи, но отнюдь
не любят, не считают себе равными и стараются их избегать. Он
убедился также в том, что больные и обездоленные гораздо
охотнее воспользуются перешедшими по наследству или вновь
придуманными волшебными заговорами и заклятиями, нежели примут
разумный совет, что человек готов скорее терпеть бедствия и
притворно каяться, нежели измениться внутренне, а тем паче
попытаться себя переделать, что он скорее поверит в волшебство,
чем в разум, в заклинания, чем в опыт:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181